него отличался. Если Трезор -- отпетый тунеядец, хитрован и увалень, то брат
его, наоборот, был трудолюбив, особенно на охоте, строг, сердит и потому
сидел на цепи. И горька же ему, вольному, стремительному, подтянутому телом,
быстроногому, была такая жизнь. А тут еще братец явится и ну рычать, ну
разбрасывать снег лапами, иной раз до земли докопается, весь столб обрызжет,
полено в щепки изгрызет, показывая, как и что бы он сделал с Мухтаром, если
б захотел.
душился до полусмерти, глаза его кровенели, изо рта сочилась пена и,
случалось, рвал ошейник или цепь -- и тогда бело-пестрый клубок из двух
кобелей катился по заулку, разметывал сугробы, ронял поленницы, сшибал
ведра, ящики -- так пластали псы друг дружку, что разнять их было
невозможно.
"Р-р-р, рр-ра, ррр...".
до изнеможения, до полной потери сил, кобели надолго успокаивались и, если
встречались, воротили друг от друга морды, издали предупредительно рыча:
"Ну, погоди, гад! Погоди!.."
заботами о сладком пропитании, которое научился вымогать у приезжих из
города ребятишек, сердобольных тетенек. В то время когда брат его Мухтар
плавал по реке следом за лодкой хозяина, шастал по берегу, кого-то отыскивая
или раскапывая, караулил, и строго караулил, нехитрое имущество рыбаков,
Трезор, начиная с крайней избы, обходил деревушку. Он садился против ворот
или перед открытым окном и ждал, когда ему дадут сахарку или какое другое
лакомство. Если долго не давали, Трезор напоминал о себе лаем и в конце
концов получал чего хотел. Неторопливо хрустя сахаром, Трезор облизывался и
совал здоровенную свою лапу благодетелю либо ложился возле ворот и какое-то
время "сторожил" добродетельных людей, двор их и хозяйство.
воротами недолго, а то и сразу убегал к другой избе; и так по два раза на
день происходил обход и совершались поборы, при этом Трезор совершенно не
замечал изб и дворов, где его не баловали подачками и когда-то прогнали, и
пусть после раскаялись, всячески пытались заманить -- он деликатно уклонялся
от приглашений.
и каждую семью он провожал до автобусной остановки. Опустив голову, повесив
хвост, плелся пес по дороге, со вздохом ложился в тенек: "Что поделаешь?
Отпуск есть отпуск. Но помните, люди, у вас здесь остался верный и надежный
друг".
речку, исчезнуть за островком ельника, как Трезор завинчивал кренделем
хвост, ставил уши топориком и с бодрым лаем возвращался в деревушку:
"Протурил я, протурил этих дачников! Наповадились, понимаешь. Одно от них
беспокойство..."
любезность! Приближался забой скота: пир собакам, кошкам и птицам. Глянешь
-- возле какого-нибудь двора на тополях и черемухах осыпью вороны, сороки,
галки; на колышках оград кошки окаменели, будто кринки, на острие надетые.
На земле Трезор лежит, уронив на лапы морду, все сосредоточенно и молчаливо
ждут -- стало быть, в этом дворе забили на мясо овцу, телку или быка.
жарить картошку со свежатиной -- вся живность придет в движение: столбятся
над двором вороны, отбирая друг у дружки поживу; суетятся и трещат сороки с
окровавленным кусочком кожицы или крепкой жилы в клювах; шастают со свирепо
горящими глазами кошки, шипя и фыркая друг на дружку. Трезор тоже с
угощением в обнимку на поляне лежит -- кость-то уж ему обязательно
отломится, его никто не забудет. Иной раз и поспит возле кости, отдохнув,
снова брюшками передних лап ее прихватит да неторопливо, с чувством, с
толком грызет, развлекается.
смотрели жадные вороны, время от времени мешковато переступая и
переговариваясь: "Это что же такое?! Жрет и жрет! Ни стыда, ни совести!
Оставил бы хоть маленько..."
криком, пытаясь задеть когтями, -- кобель и ухом не шевелил, грыз кость,
белую, хрупкую, точно сахарок. И одна старая смелая ворона села прямо перед
мордой Трозора, ждала, когда он забудется или задремлет. Мелкими шажками,
будто по своим делам, ходила ворона возле жирующего пса, ворошила землю
клювом, долбила что-то, совсем уж подкралась, изловчилась хватануть у собаки
косточку -- да не тут-то было! Трезор начеку, сделал такой прыжок -- чуть
было ворону без хвоста не оставил!
думала, и додумалась до большой стратегии -- каркнула, приказав семейке
следовать за ней; и начали вороны вокруг пса ходить-колобродить, подлетать и
даже кричать на него. Кобелю взять бы кость да убраться подобру-поздорову
под навес, так нет, он настолько обленился или таким себя считал умным и
сильным, что никого и ничего не хотел признавать, и поплатился за это.
клювом, да ка-ак дернет! Пес не выдержал, вскочил и с лаем бросился на
ворону. Шерсть дыбом, глаза яростно сверкают.
три отлетела, качается от страха, клюв открыла бессильно. Трезору того и
надо -- он дальше за вороной погнался, вот-вот ее сцапает за хвост.
ее, то снова подхватывая, вороны несли поживу Трезора за деревню, в огороды,
и закаркали там, закружились, деля добычу.
мерзлую траву на поляне, когтями царапал землю, огляделся, шерсть на нем
опала, уши опустились на стороны, хвост распустился -- ничего не мог понять
пес: была кость -- и нету! Куда девалась? А на жерди сидела мама-ворона и,
дергая хвостом, орала: "Дур-ракДур-р-ррак!"
где-нибудь да отломится ему кость, а может, и мяска кусочек.
особенно озверело. Мухтар почти выдрал Трезору глаз, прорвал ухо, губы.
Трезор прокусил у брата какой-то нерв на голове, и Мухтар быстро начал
глохнуть. Сразу погас охотничий пес, распустился телом, стал ходить
медленно, уши у него обвяли, хвост сделался мятый, неопрятный, с редким
волосом. Старого, больного кобеля заменили новожителем -- большелобым гончим
щенком Дунаем, который скоро вымахал с колодезный сруб ростом и бухал лаем
так, что старухи по домам с перепугу крестились.
хозяин, ушел ли он сам умирать в лес -- неизвестно.
закручинился, перестал принимать лакомства, гавкать, провожать хозяйку в
магазин. Потом взял и совсем ушел из села верст за пять от своего дома, стал
жить на скотоферме, спать на соломе, неизвестно чем питаться.
хвостом вилял извинительно, даже провожал ее за околицу, но на всполье
присаживался, отставал.
бы говорил: "Не могу! Уйти не могу... Простите..."
что-то в разуме Трезора? Поди теперь узнай!
утратила, притихла, сделалась совсем сиротой.
Шилова Юлия
Круз Андрей
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Доценко Виктор
Шилова Юлия