малыша, а оно опять принесет горе, и будешь себя потом корить.
всецело полагаясь на его суждение, - суеверием тут не пахнет?
Это имя всегда было несчастливым, а теперь с ним связаны новые тяжелые
воспоминания. Оно отжило свой век. Стоит ли воскрешать его? Мисс Уилфер,
разрешите вас спросить, как вы считаете?
всяком случае до тех пор, пока оно не привело меня сюда. Но дело не в этом.
Мы назвали Джоном Гармоном бедного малыша, а он так растрогал меня своей
лаской, что я, кажется, буду ревновать, если Джоном Гармоном назовут другого
ребенка. Я не смогу называть его именем, которое стало мне дорого.
внимательно глядя на него.
мне кажется, что чувства мисс Уилфер очень тонки и благородны.
имя Джона Гармона не нужно. Пусть покоится в могиле. Мистер Роксмит говорит,
что надо полагаться на чувство, но, боже ты мой! сколько на свете таких дел,
где лишь на чувство и надо полагаться! Ну, хорошо! А теперь, голубушка моя
Белла, и вы, мистер Роксмит, послушайте, что я еще надумала. Когда мы с
мужем впервые заговорили о моем желании усыновить мальчика-сиротку в память
Джона Гармона, я сказала: "Как утешительно думать, что какому-нибудь
бедняжке пойдут на пользу деньги Джона и он не будет такой несчастный,
заброшенный, каким был Джон!"
Бис!
вовремя ты со своим "бисом". Я от собственных слов не отказываюсь, как тогда
говорила, так и сейчас скажу. Но вот умер наш малютка, и стало мне думаться:
а может быть, я тут больше всего сама себя ублажала? Все разыскивала такого
ребенка, чтобы и личиком помилее и чтобы приглянулся мне. Ведь если хочешь
сделать добро, так делай это ради самого добра, а уж о том, что тебе
нравится или не нравится, забудь!
странные отношения, которые когда-то связывали ее с ныне покойным Джоном
Гармоном. - ...Может быть, воскрешая это имя, вы хотели дать его ребенку не
менее милому вам, чем его тезка. Ведь к нему вы всегда питали нежные
чувства.
руку. - Нашли чем меня оправдать! Может статься, так оно и было. Конечно,
доля правды здесь есть, но только доля, а не вся правда. Впрочем, сейчас это
не важно, ведь мы решили, что с именем Джон Гармон надо покончить.
воспоминаниях". Ну, так вот, я и надумала: если брать на себя заботы о
каком-нибудь сироте, пусть он будет для меня не баловнем, не забавой, а
ребенком, которому надо помочь ради него самого.
будет. Есть один хороший мальчик, которого судьба не побаловала такими
достоинствами, но он честный, работящий и заслуживает того, чтобы ему
помогли. Вот я и решила, если о себе не думать, значит ему и надо помочь.
лучших чувствах. Он подошел к Роксмиту и извиняющимся тоном доложил о госте
с предосудительным именем "Хлюп".
сопровождении Хлюпа и вышел, преисполненный негодования.
шивший ее, получил от Роксмита приказ пустить в ход все свое искусство,
чтобы по возможности скрыть на ней пуговицы и застежки. Но хилость фигуры
Хлюпа ваяла верх над всеми ухищрениями портновской науки, и теперь он стоял
перед членами совещания точно Аргус *, ослепляя их поблескиванием,
подмаргиванием, сверканьем и мерцаньем сотни ярких металлических глаз.
Изысканный вкус какого-то неизвестного шляпника снабдил его головной убор
черной лентой, закупленной, вероятно, оптом; лента была плоеная от тульи до
полей и сзади заканчивалась бантом, при виде которого воображение
человеческое пасовало и разум поднимал бунт. Особые силы, присущие ногам
Хлюпа, уже успели собрать его брюки гармошкой у щиколоток, а на колени
напустить мешками; руки, наделенные такими же способностями, вздернули
рукава к локтям, обнажив кисти. Ко всему этому великолепию следует добавить
чрезвычайно короткие фалдочки да зияющий провал на том месте, где полагается
быть животу, - и портрет Хлюпа будет готов.
и за все заботы и справляется о здоровье вашего семейства.
не уходи, пока тебя не угостят мясом, пивом и пудингом... Нет! Их четыре
было! Я же помню - сам подсчитывал, когда ел. Мясо - раз, пиво - два, овощи
- три... а кто же четвертый? Пудинг! Вот кто четвертый! - Тут Хлюп
запрокинул назад голову, широко открыл рот и засмеялся, сам не свой от
восторга.
потом проговорила, поманив к себе мальчика.
день?
нахлынувшие на Хлюпа, вынудили его стиснуть в руках шляпу и согнуть правую
ногу в колене.
заслужишь наши заботы?
восторге и, попятившись назад, с озабоченным видом закачал головой. - Миссис
Хигден-то как же? Она на первом месте. Лучшего друга, чем миссис Хигден, у
меня и быть не может. За нее, за миссис Хигден, надо крутить. Если за нее не
будешь крутить, что с ней станется? - При одной только мысли, что на миссис
Хигден может свалиться такая непоправимая беда, Хлюп побледнел и пришел в
страшное волнение.
отговаривать! Но мы об этом позаботимся. Если подыщем кого-нибудь, кто будет
крутить за Бетти Хигден, ты переберешься сюда на постоянное житье, а ей и
по-другому можно помогать, не только тем, что каток крутить.
приходится по ночам. Здесь я буду днем с утра до вечера, а как ночь, так
крутить. Спать я не захочу, бог с ним, со сном! А уж если приспичит
вздремнуть, - после минутного раздумья смущенно добавил он, - что ж,
вздремну у катка. Сколько раз так бывало - кручу и сплю, да еще как сладко!
в сторону, чтобы дать простор своим чувствам, запрокинул назад голову,
широко открыл рот и разразился унылым воплем. Это делало честь его сердцу,
но предвещало соседям немалое беспокойство в будущем, так как лакей,
заглянувший в комнату, извинился за свое непрошеное появление и пояснил его
тем, что "ему показалось, будто здесь кошки".
игольное ушко, и маленькой дверью, похожей на переплет букваря, маленькая
мисс Пичер зорко наблюдала за предметом своих тайных воздыханий Любовь -
хоть она, как говорят, и страдает слепотой - страж бдительный, и мисс Пичер
не давала этому стражу ни минуты отдыха в слежке за мистером Брэдли
Хэдстоном. По натуре своей мисс Пичер не была соглядатаем, ей не было
свойственно ни коварство, ни интриганство, ни злобствование - просто она
любила Брэдли без взаимности, отдавая ему весь тот несложный, бесхитростный
запас чувств, по которому ей никогда не приходилось сдавать экзамены и
удостаиваться аттестатов. Если б ее верная грифельная доска обладала
свойствами лакмусовой бумаги, а грифель - свойствами симпатических чернил,
сколько неожиданных для учеников маленьких трактатов проступило бы сквозь
столбики сухих цифр на этой доске от одного только соседства с пылким
сердцем мисс Пичер! - ибо после уроков, наслаждаясь тихим досугом в тихом
пришкольном домике, она не раз поверяла своей конфидентке - грифельной доске
- вымышленные описания того, как однажды, в благоуханные вечерние сумерки, у
огорода за углом появились две человеческие фигуры, из которых одна -
мужская, склонилась к другой - женской, несколько полноватой и низенькой, и
чуть слышно прошептала: "Эмма Пичер! Ты согласна стать моею?" После чего
голова женской фигуры поникла на плечо, принадлежащее мужской фигуре, и все