весела, приветливо улыбается каждому, готова услужить всем нам и принимает
участие во всех развлечениях, вряд ли она по-настоящему счастлива. Как ты
думаешь, Кэт?
есть родители, любящие их и гордящиеся ими, а таких здесь сейчас много, она
втайне грустит?
Бедная Флоренс!
трепетали, словно от зимнего ветра.
ласковым, который с первой же секунды произвел такое сильное впечатление на
Флоренс, - из всех живущих здесь детей ты для нее самая подходящая подруга,
которая не причинит ей зла; ты не будешь, помимо своей воли, как это делают
более счастливые дети...
по-видимому, прильнула к ней.
бы хотела, чтобы ты, стараясь с ней подружиться, приложила к этому все
усилия и помнила, что твоя утрата - в ту пору, когда, слава богу, ты еще не
могла понять всей ее тяжести, - дает тебе права на бедную Флоренс.
возразила девочка.
горе Флоренс, потому что не может быть на свете сироты более одинокой, чем
та, у которой отец жив, но отказал ей в любви.
закрыли лицо; и осиротевшая Флоренс опустилась на землю и плакала долго и
горько...
за это намерение, как умирающая мать держалась за Флоренс в тот день, когда
дала жизнь Полю. Отец не знает, как горячо она его любит. Как бы долго ни
пришлось ждать, и как бы медленно ни тянулось время, она должна рано или
поздно открыть ему эту любовь. До тех пор она должна заботиться о том, чтобы
ни одним необдуманным словом, взглядом, взрывом чувств, вызванным случайными
обстоятельствами, не пожаловаться на него, не дать повода к этим слухам,
порочащим его.
помнить о которой были у нее столь веские основания, Флоренс не забывала об
отце. Если бы она отнеслась к сиротке с особой нежностью (думала Флоренс),
она укрепила бы в одном человеке несомненно, а возможно, и в нескольких -
уверенность в том, что отец ее жесток и бесчеловечен. Свою радость она не
принимала в расчет. Подслушанный ею разговор был основанием для того, чтобы
щадить отца, а не утешать себя; и Флоренс его щадила, отдавшись заботе
своего сердца.
упоминалось о недобром отце, она боялась, как бы не отнесли этого к нему;
страдала, но не за себя. Так бывало и тогда, когда они разыгрывали
какую-нибудь пьеску, ставили живые картины, затевали игры. Столько было
поводов для беспокойства о нем, что не раз она колебалась, не лучше ли ей
вернуться в старый дом и снова жить мирно под сенью ею скучных стен. Мало
кто из видевших кроткую Флоренс на заре ее жизни, скромную маленькую
королеву этих детских празднеств, - мало кто подозревал, какое тяжкое бремя
священной заботы носит она в груди! Мало кто из тех, кого угнетала ледяная
атмосфера, окружавшая ее отца, догадывался о том, что на его голову сыпались
раскаленные угли! *
неведомого обаяния, которую пыталась выведать у гостивших в доме детей, она
часто ранним утром гуляла одна среди детей бедняков. Но и здесь она
убедилась, что они слишком ее опередили, чтобы можно было чему-нибудь от них
научиться. Давным-давно они завоевали себе место в родном доме, а не стояли
снаружи, как она, перед запертой дверью.
раннего утра принимался за работу, и подле него часто сидела девушка
приблизительно одних лет с Флоренс. Он был очень беден и не имел, казалось,
определенных занятий; во время отлива он бродил по берегу реки, отыскивая в
иле какие-то обломки; иногда возделывал жалкий клочок земли перед своим
коттеджем; иногда старался починить свою утлую старую лодку или, случалось,
исполнял какую-нибудь работу для соседа. Но над чем бы ни трудился этот
человек, девушка никогда не работала и сидела около него, безучастная,
унылая и праздная.
решалась, так как он никогда не обращался к ней. Но как-то утром она
случайно встретилась с ним, пройдя среди подстриженных ив по боковой
тропинке, выходившей на каменистую площадку между его домом и рекой, где он
стоял у костра, который развел, чтобы просмолить старую лодку, лежавшую тут
же и перевернутую вверх дном; услышав ее шаги, он поднял голову и пожелал ей
доброго утра.
за работу.
меня работа.
колени и подбородком на руки, и спросила:
кивнул ей и ответил утвердительно. Флоренс тоже повернулась к ней и ласково
поздоровалась; девушка в ответ пробормотала что-то, неприветливо и хмуро.
мать. Марта! (Он снова поднял голову и свистнул ей.) Не хочешь ли поговорить
с этой красивой молодой леди?
уродливо сложенная, дурного права, оборванная, грязная - но любимая! Да!
Флоренс
взгляд ничего общего не имеет с этим.
отрываясь от работы и глядя на свою некрасивую дочь с состраданием,
грубоватым и потому особенно трогательным.
- ответил он, все еще не спуская с нее глаз.
помочь ему чинить лодку.
шляпу и проводя рукой по лбу. - Все может быть. Кажется, будто прошло
много-много лет.
балуешь и потакаешь ей, Джон, покуда она не станет в тягость и себе и
другим.
мне.
слова. Она подошла к нему ближе и рада была бы пожать его мозолистую руку и
поблагодарить за доброту к жалкому созданию, на которое он смотрел иными
глазами, чем все остальные.
это баловством?
Джон! А ты что делаешь? Ты отнимаешь у себя, чтобы отдать ей. Из-за нее ты
связываешь себя по рукам и по ногам. Ты влачишь жалкое существование из-за
нее. А ей какое до этого дело? Уж не думаешь ли ты, что она это хоть
сколько-нибудь ценит?
подергиванием узких плеч; а он был счастлив и доволен.
больше затаенной симпатии, чем в его словах, - только ради того, чтобы
видеть это, он никогда не отпускает ее от себя.
низко склоняясь над своей работой, - когда даже для того, чтобы увидеть, как
у моего несчастного ребенка дрожит палец или развеваются волосы, пришлось бы
воскрешать мертвую.
ушла.
зачахла, как ее милый брат, узнал ли бы тогда отец, как она его любила;
стала ли бы она ему дороже; подошел бы он к постели, где лежит она, слабая,
с потускневшими глазами, заключил бы ее в свои объятия и зачеркнул прошлое?
Мог бы он при изменившихся обстоятельствах простить ей то, что она не умела
открыть ему свое детское сердце, простить так, чтобы она без труда могла
поведать, с каким чувством вышла в ту ночь из его комнаты, что хотела ему
сказать, если бы на это у нее хватило храбрости, и как старалась она
Андреев Николай
Жюль Верн
Жюль Верн
Афанасьев Роман
Грабб Джеф
Херберт Фрэнк