страстями, но привык давать им полную власть над собою и над своими
поступками. . По обычаю того времени при нем дежурили в спальне двое любимых
его приближенных - д'Эмберкур и де Комин, которым были приготовлены постели
почти рядом с кроватью герцога. Никогда еще их присутствие при нем не было
так необходимо, как в эту ночь, когда, терзаясь горем и кипя гневом, Карл
должен был бороться с жаждой мести, которую из чувства чести не мог излить
на Людовика в теперешнем его положении: его душевное состояние напоминало
вулкан, извергающий все находящиеся в нем породы, расплавленные и смешанные
в одну огненную массу.
каком-то бешеном исступлении. По временам его быстрая, нервная речь
становилась до того сбивчивой и невнятной, что оба приближенных начинали
бояться за его рассудок. Он то восхвалял добродетели и сердечную доброту
несчастного епископа Льежского, то вспоминал дружбу и привязанность, которую
они столько раз друг другу доказывали, и наконец довел себя до такого
отчаяния, что упал ничком на постель, задыхаясь от подступавших рыданий,
которые он тщетно старался удержать. Но спустя минуту герцог был уже на
ногах, охваченный новым неудержимым порывом; он быстро забегал по комнате,
произнося бессвязные угрозы и такие же бессвязные обеты мести; он топал, по
своей привычке, ногами и призывал святого Георгия, святого Андрея и всех
святых, которых особенно чтил, в свидетели того, что он отомстит кровавой
местью де ла Марку, льежским горожанам и тому, кто был главным виновником
всего зла. Последняя угроза относилась, конечно, к Людовику, и была минута,
когда Карл решил уже послать за герцогом Нормандским, братом французского
короля и его заклятым врагом, чтобы принудить пленного монарха отказаться в
его пользу от престола или по крайней мере от главных королевских прав и
владений.
тревоге, или, вернее, в тех же бешеных переходах от одного неукротимого
порыва страсти к другому. Карл почти ничего не ел и не пил, не переодевался
и вел себя как человек, которому овладевшая им ярость ежеминутно грозит
потерей рассудка. Понемногу, однако, он успокоился и начал совещаться со
своими приближенными. Многое предлагалось и обсуждалось на этих совещаниях,
но ничего не было решено окончательно. Де Комин в своих записках утверждает,
что был момент, когда гонец сидел уже на лошади и готов был скакать за
герцогом Нормандским. Если бы этот гонец был отправлен, темница короля
французского оказалась бы, без сомнения, последним его убежищем на коротком
пути к могиле.
пристально уставившись в одну точку, с видом человека, обдумывающего
отчаянное дело, на которое он никак не может решиться. Без всякого сомнения,
в то время довольно было малейшего намека со стороны кого-нибудь из
окружающих, чтобы толкнуть герцога на самый необузданный поступок. Но
бургундские вельможи из уважения к священной особе короля, своего верховного
феодального владыки, из чувства национальной гордости, а также желая спасти
честь самого герцога, поручившегося Людовику за его безопасность, единодушно
стояли за умеренность. Доводы, которые д'Эмберкур и де Комин осмеливались
иногда робко приводить герцогу в бурные часы их ночных бесед, смелее
повторялись Кревкером и другими приближенными в более спокойные утренние
часы. Очень возможно, что не все они, отстаивая короля, действовали
бескорыстно. Многие, как мы уже упоминали, были хорошо знакомы с его
щедростью по личному опыту, другие владели во Франции землями или были
связаны с ней иными интересами, ставившими их в зависимость от Людовика. Как
бы то ни было, увесистые мешки с деньгами, привезенные королем в Перонну на
четырех мулах, сделались значительно легче за то время, пока длились эти
переговоры.
граф де Кампо-Бассо, и счастье Людовика, что он явился тогда, когда
бешенство Карла уже немного поулеглось. Сейчас же был созван официальный
общий совет, чтобы решить наконец, какие меры следовало принять ввиду таких
чрезвычайных и тяжелых обстоятельств.
Путешественнике, Змее и Лисице; басня кончалась советом Лисицы
Путешественнику раздавить своего смертельного врага, которого случай отдал в
его руки. Де Комин, заметивший, как сверкнули глаза герцога при намеке на
решение, которое ему уже не раз подсказывал его свирепый нрав, поспешил
возразить итальянцу. Он сказал, что Людовик мог и не принимать прямого
участия в злодеянии, совершенном в Шонвальде; что он, вероятно, сумеет
опровергнуть возводимое на него обвинение и согласится вознаградить и
герцога и его союзников за весь ущерб, причиненный в их владениях его
происками и интригами; и что, наконец, всякое насилие над особой короля
может повлечь за собой как для Франции, так и для Бургундии ряд самых
пагубных последствий, из которых самым ужасным будет, если Англия,
воспользовавшись неминуемыми междоусобицами, пожелает вернуть себе Нормандию
и Гиень и возобновить разорительные войны, с таким трудом прекращенные
благодаря союзу Франции с Бургундией против их общего врага. Де Комин кончил
заявлением, что он отнюдь не думает отстаивать полную и безусловную свободу
для Людовика, но что единственная выгода, которую герцог может, по его
мнению, извлечь из настоящего положения вещей, - это заключить между двумя
государствами честный и почетный договор, подкрепленный такими гарантиями,
которые впредь лишили бы Людовика возможности нарушать принятые им на себя
обязательства и тревожить внутреннее спокойствие Бургундии. Д'Эмберкур,
Кревкер и многие другие, со своей стороны, открыто высказались против крутых
мер, предложенных Кампо-Бассо, находя, что договор с Францией мог принести
Бургундии и больше прочных выгод и больше почета, чем поступок, который
запятнал бы ее навеки как вероломную страну, нарушившую долг чести и
гостеприимства.
Когда же Кревкер высказал свое убеждение в том, что Людовик не только не
принимал участия в шонвальдском злодеянии, но даже не знал о нем, Карл
поднял голову и, бросив на говорившего яростный взгляд, воскликнул:
золота! Право, мне сдается, что оно так же громко звенит у меня в совете,
как колокола в Сен-Дени... Кто осмелится утверждать, что не Людовик зачинщик
всех беспорядков во Фландрии?
держать оружие, чем золото; и я так далек от желания оправдывать Людовика за
беспорядки во Фландрии, что недавно в присутствии всего его двора сам
высказал ему в глаза это обвинение и бросил ему вызов от вашего имени. Но,
хотя его интриги и были первоначальной причиной всех смут, я все-таки
уверен, что он неповинен в убийстве епископа, так как знаю, что один из его
людей публично протестовал против этого злодеяния. Если вашей светлости
угодно, я могу представить этого человека.
этом сомневаться? Когда же я, даже в порыве гнева, бывал пристрастен или
несправедлив? Я сам увижусь с королем Франции; я выскажу ему свои обвинения
и объявлю, какого желаю удовлетворения. Если он окажется невиновным в
убийстве, ему легко будет загладить другие свои преступления. Если же он
окажется виновным, кто осмелится сказать, что заточение и покаяние в
каком-нибудь отдаленном монастыре не будут для него справедливым и даже
милосердным возмездием? Кто осмелится... - добавил Карл с возрастающим
жаром, - кто осмелится назвать несправедливостью кару даже более скорую и
суровую? Веди твоего свидетеля... Мы будем в замке за час до полудня. Мы
напишем главные условия договора, и горе ему, если он не согласится на них!
Остальные будут зависеть от обстоятельств... Закрываю совет, можете
разойтись! Мне надо еще переменить платье, потому что вряд ли будет прилично
предстать в таком виде перед лицом моего всемилостивейшего государя!
совета.
того, как выпадут кости, - сказал д'Эмберкур Кревкеру и де Комину. - Скорей
отправляйтесь в замок, де Комин! Вы красноречивее нас с Кревкером.
Предупредите Людовика о приближении бури - тогда он будет знать, как себя
вести. Надеюсь, что этот шотландский стрелок не скажет ничего такого, что
могло бы повредить королю, ибо почем знать, какие тайные инструкции ему были
даны.
Кревкер. - В разговоре со мной он был очень сдержан во всем, что касается
короля, которому он служит. Думаю, что он будет так же сдержан и в
присутствии герцога. Я сейчас отправлюсь за ним и за молодой графиней де
Круа.
святой Бригитты.
оттуда по приказанию герцога. А так как она была еще слишком слаба для
путешествия, ее пришлось нести на носилках. Она была в страшной тревоге,
ничего не зная о судьбе своей родственницы, графини Амелины, а тут еще
прибавился страх за свою собственную участь. Да и не мудрено испугаться!
Ведь она провинилась в нарушении феодальных законов, спасаясь бегством от
своего законного государя. А герцог Карл не такой человек, чтобы простить
нарушение своих прав.
новым мучительным тернием в душевных терзаниях Людовика. Он знал, что стоит
ей только рассказать герцогу об интригах, побудивших ее и графиню Амелину
бежать во Францию, и против него всплывут улики, которые он думал скрыть,
покончив с Заметом Мограбином. Он прекрасно понимал, как сильно может ему
повредить это новое доказательство его притязаний на права герцога Карла,
который, конечно, не упустит случая воспользоваться этим предлогом в своих
целях.
Самойлова Елена
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Распопов Дмитрий