Чтение 81–й страницы книги ~Два капитана~

вспоминаю об этом. Несколько раз я ловил себя на довольно диких мыслях, в
которых, между прочим, прекрасно разбирается уголовный розыск. Но стоило
мне вспомнить Катю и ее слова: "Больного или здорового, живого или
мертвого, я не хочу его видеть", как все становилось на место, и я сам
удивлялся спокойствию, с которым говорил и действовал в этот хлопотливый
день.

С утра был намечен план - очень простой, но, пожалуй, по этому плану
видно, что мне уже надоело разговаривать с делопроизводителями и
секретарями.

1. Поехать в "Правду". Все равно, мне нужно было в "Правду", потому
что я должен был перед отъездом сдать обещанную статью.

2. Поехать к Ч.

Эта мысль - поехать к Ч., к знаменитому Ч., который был когда-то
героем Ленинградской школы, а потом стал Героем Советского Союза, которого
знает и любит вся страна, - была у меня еще ночью, но тогда она показалась
мне слишком смелой. Удобно ли звонить ему? Помнит ли он меня? Ведь мы
расстались, когда я был учлетом!

Но теперь я решился - что же, он не откажется принять меня, даже если
не помнит!

Не знаю, кто подошел к телефону, должно быть жена.

- Это говорит летчик Григорьев.

- Да.

- Дело в том, что мне очень нужно повидать товарища Ч., - я назвал
его по имени и отчеству. - Я приехал из Заполярья и вот... очень нужно.

- А вы заходите.

- Когда?

- Лучше сегодня, он в десять часов приедет с аэродрома...

Я приехал в "Правду" и на этот раз часа два ждал своего журналиста.
Наконец он пришел.

- А, летчик Г.? - сказал он довольно приветливо. - Который позорит?

- Он самый.

- Что же так?

- Позвольте объясниться, - сказал я спокойно.

Это был очень серьезный разговор в кабинете ответственного редактора,
разговор, во время которого на стол по очереди были положены:

а) Последнее письмо капитана (копия).

б) Письмо штурмана, которое начиналось словами: "Спешу сообщить вам,
что Иван Львович жив и здоров" (копия).

в) Дневники штурмана.

г) Заверенная доктором запись рассказа охотника Ивана Вылки.

д) Заверенная Кораблевым запись рассказа Вышимирского.

е) Фотоснимок латунного багра с надписью "Шхуна "Св. Мария".

Кажется, это был удачный разговор, потому что один серьезный человек
крепко пожал мне руку, а другой сказал, что в одном из ближайших номеров
"Правды" будет напечатана моя статья о дрейфе "Св. Марии".

От "Правды" до квартиры Ч. по меньшей мере, шесть километров, но
только на полпути я вспоминаю, что можно было воспользоваться трамваем. Я
лечу, как сумасшедший, и думаю о том, как я сейчас расскажу ему об этом
разговоре в "Правде".

И вот я поднимаюсь по лестнице, по чистой лестнице нового дома,
останавливаюсь перед дверью и вытираю лицо - очень жарко - и стараюсь
медленно думать о чем-нибудь - верное средство перестать волноваться.

Дверь открывается, я называю себя и слышу из соседней комнаты его
низкий окающий голос:

- Ко мне?

И вот этот человек, которого мы полюбили в юности и с каждым годом,
не видя его в глаза, только слыша о его гениальных полетах, с каждым годом
любили все больше, выходит ко мне и протягивает сильную руку.

- Товарищ Ч., - говорю я и называю его по имени и отчеству, - едва ли
вы помните меня. Это говорит Григорьев. То есть не говорит, а просто
Григорьев. Мы встречались в Ленинграде, когда я был учлетом.

Он молчит. Потом говорит с удовольствием:

- Ну как же! Орел был! Помню!

И мы идем в его кабинет, и я начинаю свой рассказ, волнуясь еще
больше, потому что оказалось, что он меня помнит...

Это была та самая встреча с Ч., когда он подарил мне свой портрет с
надписью: "Если быть - так быть лучшим". Он сказал, что я из той породы,
"у которых билет дальнего следования". Он выслушал меня и сказал, что
завтра же будет звонить начальнику Главсевморпути о моем проекте.

Глава двенадцатая

РОМАШКА

В двенадцатом часу ночи я простился с Ч. и вернулся к себе. Поздний
час для гостей. Но меня ждал гость - правда, непрошеный, но все-таки
гость.

Портье сказал:

- К вам.

И навстречу мне поднялся Ромашка.

Нужно полагать, что он не только душой, но и телом приготовился к
этому визиту, потому что таким роскошным я его еще не видел. Он был в
каком-то широком пальто стального цвета и в мягкой шляпе, которая не
сидела, а стояла на его большой неправильной голове. От него пахло
одеколоном.

- А, Ромашка, - сказал я весело. - Здравствуй, Сова!

Кажется, он был потрясен таким приветствием.

- А, да, Сова, - улыбаясь, сказал он. - Я совсем забыл, что так меня
называли в школе. Но удивительно, как ты помнишь эти школьные прозвища!

Он тоже старался говорить в непринужденном духе.

- Я, брат, все помню. Ты ко мне?

- Если ты не занят.

- Ничуть, - сказал я. - Абсолютно свободен.

В лифте он все время внимательно смотрел на меня: как видно,
прикидывал, не пьян ли я и, если пьян, какую выгоду можно извлечь из этого
дела. Но я не был пьян - был выпит только один стакан вина за здоровье
великого летчика и моего старшего друга...

- Вот ты где живешь, - заметил он, когда я вежливо предложил ему
кресло. - Хороший номер.

- Ничего.

Я ждал, что сейчас он спросит, сколько я плачу за номер. Но он не
спросил.

- Вообще это хорошая гостиница, - сказал он, - не хуже "Метрополя".

- Пожалуй.

Он надеялся, что я первый начну разговор. Но я сидел, положив ногу на
ногу, курил и с глубоким вниманием изучал "Правила для приезжающих",
лежавшие под стеклом, которым был покрыт письменный стол. Тогда он
вздохнул довольно откровенно и начал.

- Саня, нам нужно поговорить об очень многих вещах, - сказал он
серьезно. - И мы, кажется, достаточно культурные люди, чтобы обсудить и
решить все это мирным путем, Не так ли?

Очевидно, он еще не забыл, как я однажды решил "все это" не очень
мирным путем. Но с каждым словом голос его становился тверже.

- Я не знаю, какие непосредственные причины побудили Катю внезапно
уехать из дому, но я вправе спросить: не связаны ли эти причины с твоим
появлением?

- А ты бы спросил об этом у Кати, - отвечал я спокойно.

Он замолчал. У него запылали уши, а глаза вдруг стали бешеные, лоб
разгладился. Я смотрел на него с интересом.

- Однако мне известно, - начал он снова немного сдавленным голосом, -
что она уехала с тобою.

- Совершенно верно. Я даже помогал ей укладывать вещи.

- Так, - сказал он хрипло. Один глаз у него теперь был почти закрыт,
а другим он косил - довольно страшная картина. Таким я видел его впервые.

- Так, - снова повторил он.

- Да, так.

- Да.

- Мы помолчали.

- Послушай, - начал он снова. - Мы с тобой не договорили тогда на
юбилее Кораблева. Должен тебе сказать, что в общих чертах я знаю эту
историю с экспедицией "Святой Марии". Я тоже интересовался ею так же, как
и ты, но, пожалуй, с несколько иной точки зрения.

Я ничего не ответил. Мне была известна эта точка зрения.

- Между прочим, тебе, кажется, хотелось узнать, какую роль играл в
этой экспедиции Николай Антоныч. По крайней мере, так я мог судить по
нашему разговору.

Он мог судить об этом не только по нашему разговору. Но я не возражал
ему. Я еще не понимал, куда он клонит.

- Думаю, что могу оказать тебе в этом деле серьезную услугу.

- В самом деле?

- Да.

Он вдруг бросился ко мне, и я инстинктивно вскочил и стал за кресло.

- Послушай, послушай, - пробормотал он, - я знаю о нем такие вещи! Я
знаю такую штуку! У меня есть доказательства, от которых ему не
поздоровится, если только умеючи взяться за дело. Ты думаешь - он кто?

Три раза он повторил эту фразу, придвинувшись ко мне почти вплотную,
так что мне пришлось взять его за плечи и слегка отодвинуть. Но он этого
даже не заметил.