этой болванки старшина не понял и повел рукой дальше, по манилам, обвернутым
кожей, а поверх еще слоями парусины, плотно зарученной схватками каболки с
наложением "бензельской марки", как с морской печатью. А от этого перегиба,
где кончался проводник, отходили контрольные концы, которые лежали на
кнехтах вольно, в две-три восьмерки, без добавления стальных тросов,
издревле прикладывавшихся к растительным. Кутузов преследовал здесь какую-то
цель, и, постепенно отгадывая, что он хотел, Суденко уяснил и простоту
соединений на шпиле и барабанах лебедки, и назначение колодцев уложенной
слабины, и объяснил для себя загадку со скобой: она будет отходить с концами
до носовых отверстий, создавая при ударе толчок, восстанавливающий движение.
Трудно было так сразу сказать, что здесь сотворено, поскольку буксир
показывает себя в море, но в этой работе, являвшейся вершиной боцманской
науки, именно в том виде, в каком она была преподнесена, включавшая в себя
риск как непременное условие, открывалась какая-то новая грань кутузовских
знаний, отсвечивавших блеском настоящего палубного гения.
ледокола, который прилетел подобрать водолазов, спящих на "Кристалле".
утра по всей Арктике ищу...
ладно... Смотри, на двух!..
Провидении спас? Снял с перегрузом со льдины? Да я же тебя люблю! - Он
расцеловал Кутузова в толстые щеки. - Ты чего такой? Головка болит?
хуже "Кристалл"? Это же самолет! Жора, скажи?
отвинтив бак, долил его бензином, который сливал из длинного короба, без
лейки. Потом, обмотав вокруг руки шпагат, дернул. Двигатель завелся, и они
поехали. Вначале бухтой, в объезд угольной дороги. Потом вошли в устье и
свернули еще раз в залив, где светилось одно окно. Это окно приближалось, и
Суденко оглянулся назад: опять туда, на море, словно хотел представить,
каким оно будет завтра.