чего, у меня тут кошевая стоит, у самого трактира - только кликни Барчука.
Лихо домчит... Зверь, не ямщик.
пьяного народа. Везде за столиками виднелись подгулявшие купчики, кутившие с
арфистками. Нецензурная ругань, женский визг и пьяный хохот придавали
картине самый разгульный, отчаянный характер.
обита персидскими коврами; сам Барчук, совсем седой старик с косматой
бородой и нависшими бровями, сидел на козлах, как ястреб.
минуя самые бойкие торговые места. Привалов залюбовался тройкой:
коренник-иноходец вытянулся и, закинув голову, летел стрелой; пристяжные,
свернувшись в кольцо, мели землю своими гривами. Валдайские колокольчики
вздрагивали и замирали под высокой расписной дугой. У подъезда одного
двухэтажного дома с освещенными окнами Барчук осадил тройку своей железной
рукой, как мертвую; лошади даже присели на круп. На звонок выбежала
горничная и внимательно осмотрела гостей.
наверху?
Ивановна. Она была сегодня в тяжелом бархатном платье, с брильянтовой
бабочкой в золотистых волосах.
рассматривая Привалова своими прищуренными близорукими глазами.
комнаты.
добродушно засмеялась. Привалов рассматривал эту даму полусвета, стараясь
подыскать в ней родственные черты с той скромной старушкой, Павлой
Ивановной, с которой он когда-то играл в преферанс у Бахаревых. Он, как
сквозь сон, помнил маленькую Катю Колпакову, которая часто бывала в
бахаревском доме, когда Привалов был еще гимназистом.
поднимая на Привалова свои большие темно-серые глаза. - Я вас встречала,
кажется, в клубе...
Привалову вдруг сделалось жаль этой красивой девушки, вырванной из семьи в
качестве жертвы общественного темперамента. "Ведь она человек, такой же
человек, как все другие, - подумал Привалов, невольно любуясь смутившейся
красавицей. - Чем же хуже нас? Ее толкнула на эту дорогу нужда, а мы..."
Катерина Ивановна поймала этот взгляд и как-то болезненно выпрямилась,
бросив на Привалова нахальный, вызывающий взгляд.
играют только завзятые игроки, игроки по призванию. На первом плане был Иван
Яковлич, бледный, с мутным взглядом, с взъерошенными волосами; он держал
банк. Привалову бросились в глаза его женские руки, в которых как-то сами
собой тасовались карты. Напротив него стоял "московский барин". В нем сразу
можно было узнать прежнего военного из какого-нибудь дорогого полка. Но
красивое молодое лицо уже поблекло от бессонных ночей и превратностей жизни
афериста. Человек пять иркутских купцов размещались вокруг стола в самых
непринужденных позах, измятые лица и воспаленные глаза красноречиво говорили
об их занятиях. На двух столах помещались вина и закуски. Когда Привалов
вошел в комнату, на него никто даже не взглянул, так все были заняты
главными действующими лицами, то есть Иваном Яковличем и "московским
барином".
личность, точно вынырнувшая из-под пола.
игроке. Он униженно кланялся при каждом слове и постоянно улыбался
принужденной льстивой улыбкой. Усадив Привалова, шакал смиренно отошел в
темный уголок, где дремал на залитом вином стуле.
цветы. С потолка спускался розовый фонарь; на стене висело несколько картин
с голыми красавицами. Оглядывая это гнездышко, Привалов заметил какие-то
ноги в одном сапоге, которые выставлялись из-под дивана.
взгляд Привалова. - Вторые сутки-с почивают. Сильно были не в себе.
Яковлич держал банк, уверенными движениями бросая карты направо и налево.
"Московский барин" равнодушно следил за его руками. У него убивали карту за
картой. Около Ивана Яковлича, на зеленом столе, кучки золота и кредиток все
увеличивались.
Отсчитав шестьсот рублей, он отошел в сторону. Иван Яковлич только теперь
его заметил и поклонился с какой-то больной улыбкой; у него на лбу выступали
капли крупного пота, но руки продолжали двигаться так же бесстрастно, точно
карты сами собой падали на стол.
пересаживаясь от игорного стола к закуске. - Папахен сегодня дьявольски
режет...
посмотрел на Привалова и Веревкина, налил себе рюмку вина и, не выпив ее,
пошатываясь вышел из комнаты.
головой на закрывшуюся за "московским барином" портьеру.
ярмарку приезжает обирать купцов, а нынче на папахена и наткнулся. Ну да
ничего, еще успеет оправиться! Дураков на его долю еще много осталось...
"спинджаке" и брильянтовых запонках. Он выиграл три раза и начал повышать
ставку.
глазами.
Косоглазый купец занял его место и начал проигрывать карту за картой; каждый
раз, вынимая деньги, он стучал козонками по столу и тяжело пыхтел. В
гостиной послышался громкий голос и сиплый смех; через минуту из-за портьеры
показалась громадная голова Данилушки. За ним в комнату вошла Катерина
Ивановна под руку с Лепешкиным.
перстом. - Настоящее светопреставление!.. Только вы, Сергей Александрыч,
уехали из "Биржевой", мы самую малость посидели и закатились в "Казань", а
там народичку тьма-тьмущая. Сели к столику, спросили холодненького, а потом
Данила и говорит: "Давай всю публику изутешим: я представлюсь сумасшедшим, а
ты будто мой брат Ей-богу! Валяй..." Ох-хо-хо!.. Как он выворотит зенки да
заорет не своим голосом - страсть! Народ весь к нам - шум, столарня... Я его
руками держу, а он на стены кидается!.. Потом подвернулась какая то
арфистка, а он на нее, потом по столам побежал, по посуде, через головы...
"Кто такой? Что попритчилось с мужиком?" Говорю, что мой брат,
семипалатинский купец. А Данило забрался к арфисткам и давай на них кидаться
визг, крик, страсти господни! Уж кое-как его изловили, тюменские купцы
подвернулись, связали салфетками, а потом прямо в кошевую к Барчуку.
Поблагодарил я их, говорю, - прямо к душевному доктору повезу... Ха-ха!..
Вот и привез!
Веревкин.
Данилушкой... Ох-хо-хо! Горе душам нашим... Вот как, матушка ты наша,
Катерина Ивановна!.. Не гляди на нас, что мы старые да седые: молодому
супротив нас еще не уколоть... Ей-богу!.. Только вот Ивана Яковлича не было,
а то бы еще чище штуку сыграли.
отошли от игорного стола и хохотали вместе с другими над его выдумкой.
Лепешкин отправился играть и, повернув свою круглую седую голову, кричал:
Ивановна.
быстрее. Привалов тоже принял участие в игре и вернул почти все проигранные
давеча деньги. Белобрысый купец сидел с ним рядом и с азартом увеличивал
ставки. Лепешкину везло, Привалов начал проигрывать и тоже увеличивал
ставки. Он почувствовал какое-то неприятное озлобление к Ивану Яковличу и
его двигавшимся белым рукам.
подлили масла. К игрокам пристал и Данилушка. Кучки золота около Ивана
Яковлича все увеличивались, а вместе с ними увеличивалось и росло у его
партнеров желание отыграть эти кучки. Привалов поддался общему настроению и
проигрывал карту за картой, с небольшими перерывами, когда около него на