о чем я уже упоминал. Что же касается сосков возбужденной женщины, наступает
обратное явление: возбуждение или увеличение. Так, при полной эрекции соски
могут увеличиваться от 0,5 до одного сантиметра вдоль и от 0,25 до 0,5
сантиметра в поперечнике у основания. У женщины, которая не кормила грудью,
а Луиза именно такая особа, сосок увеличивается обычно на одну пятую или
одну четвертую своего первоначального объема. И значит, надо написать, что у
Луизы были соски "увеличенные от желания", а не "скорчившиеся от желания".
- Слышишь, Непомуцен? - триумфально воскликнула пани Басенька. - Я
много раз тебе говорила, чтобы ты обращал внимание на то, что со мной
происходит в интимные минуты, а не летал мыслями где-то очень далеко.
- Хи-хи-хи, - захихикал пан Анджей. - Первый раз в жизни я о чем-то
таком слышу. От 0,5 до одного сантиметра вдоль и от... сколько там, доктор?
- От 0,25 до 0,5 сантиметра в поперечнике у основания, - буркнул
доктор.
- Страшный вы похабник, доктор, - заявил стажер, который говорил все
неразборчивее. - Никогда я не слышал ничего настолько похабного.
- Помолчите уж, пане Анджей, - оборвала его пани Басенька. - Все знают,
что вы можете заблудиться в лесу в трех соснах. Я сомневаюсь, что вы вообще
попадете на свидание с этой Луизой, лучше уж оставьте при себе свои
замечания.
- Да, - согласился с ней Неглович и добавил с шутливой серьезностью:
- Тем более что у меня есть еще одно замечание. Вы написали, Непомуцен,
что поджидающий Луизу стажер услышал в темноте кашель, который означал
приближение Луизы. Почему она кашлянула и что это был за кашель? Ведь
человек, пане Непомуцен, не кашляет без причины. Имеем ли мы дело с кашлем
сухим или мокрым? Был ли это кашель функционального происхождения, вызванный
неврозом? Кашель может быть признаком воспаления верхних дыхательных путей,
опухоли за грудиной, хронического бронхита, трахеита. Вы не упоминаете в
своей повести, что Луиза - завзятая курильщица. Не пишете вы и о том, что
она страдала неврозами. Так почему же она кашлянула? Бронхит, начало
воспаления гортани? Кто знает, не нужно ли в следующей главе уложить Луизу в
постель на несколько дней и пригласить к ней врача. Бронхит может быть
вирусного и бактериального происхождения. Может быть, наутро после любовной
сцены с Луизой молодой человек тоже почувствовал себя плохо и тоже пошел в
постель, что на какое-то время прекратило между ними контакты - как
эротические, так и товарищеские. Такое событие способно усложнить весь
дальнейший ход повести.
- Черт с ним, с кашлем, - заявил Любиньски. - Попросту выброшу это и
напишу, что он услышал хруст гравия под туфлями приближающейся Луизы. Вас
это устроит, доктор?
- Вполне, - согласился доктор. - Но кое-что другое меня все еще
беспокоит. Вы написали, что Луиза прильнула щекой к волосатой груди стажера
и услышала биение его сердца сквозь шум дыхания. Меня интересует, как билось
сердце стажера, а также - какого рода было его дыхание. Вам надо знать,
дружище, что этот шум может иметь характер пузырьковый правильный и
неправильный, острый или жесткий, ослабленный или прерывистый. Могли это
быть влажные хрипы, а могли быть трески звонкие или переливающиеся. Что же
касается сердцебиения...
- К черту сердцебиение! К черту шумы дыхания! - рассердился Любиньски.
- Что, я должен был написать, что, прильнув щекой к груди стажера, Луиза
услышала звонкие трески или шумы пузырькового правильного характера?
- Не знаю, как должен поступить писатель, - отпарировал доктор, - но
факт, что вопрос о человеческом дыхании - это проблема необычайно широкая и
весомая. Каждый из нас дышит, но каждый по-своему. По-своему дышат женщины,
по-своему - мужчины. Различным бывает и тип шумов при дыхании, их величина,
обилие, отношение вдоха к выдоху. В какой попало повести герой может дышать
как попало. Из его грудной клетки могут доноситься неопределенные шумы. А
если писатель хочет представить нам героев из крови и кости, а скорее,
утвердить нас в убеждении, что мы имеем дело с людьми из крови и кости, то
мы должны знать, как они дышат и как бьется их сердце, что они едят, как
едят. Мы ведь будем готовы предположить, что они питаются травой, у них нет
ни легких, ни сердца. Вы представите нам манекены, а не живых персонажей.
- Хи-хи-хи, - тихо засмеялся стажер, а потом громко икнул.
- К черту, - буркнул Любиньски, - скоро дойдет до того, что герой
повести не сможет даже пернуть, чтобы кто-нибудь не спросил автора: какого
типа был этот пердеж. Громкий или тихий, преднамеренный или непроизвольный.
- Ну да, да, дружище, - согласился с ним Неглович с шутливой
серьезностью. - У великих писателей даже обычный пердеж имел огромное и
влекущее за собой большие последствия значение. Это могло указывать на то,
что у героя трудности с системой пищеварения или что он плохо воспитан.
Иногда таким поступком он хотел продемонстрировать обществу свое
пренебрежение, презрение к общепринятым нормам поведения. Громкий пердеж в
присутствии короля и королевы мог когда-то даже привести на эшафот.
- Это правда, Непомуцен, - подтвердила пани Басенька. - Обрати внимание
на пана Туроня, который приезжает сюда каждый год в отпуск. Он так плохо
ведет себя в присутствии своей жены, хоть он и культурный человек. Он это
делает для того, чтобы показать свое презрение к ней. Ты думаешь, что если б
что-нибудь подобное совершил стажер в охотничьем домике, прекрасная Луиза с
тем же самым желанием бросилась бы в его объятия?
У Любиньского в голове все перепуталось.
- Да-да, конечно, вы правы, - терзал он свою светлую бороду, - но у
литературы собственные законы! Она в каком-то смысле находится вне законов
природы или житейских правил.
- Но не разбойничья повесть, Непомуцен, - сказала Басенька. - Впрочем,
ты сам столько раз говорил мне, что хочешь представить в ней правду, а не
литераторскую фантазию.
Стажер пан Анджей громко храпел на лавке, опершись спиной о стену. Пани
Басенька уже не чувствовала себя обязанной демонстрировать ему колени и
бедра и крутанула на табурете свой задик, оборачиваясь лицом к доктору. Она
с уважением относилась к его замечаниям, которые свидетельствовали о том,
что доктор в самом деле знал жизнь, а также женщин. Он даже знал, что у
женщины, когда она возбуждена, соски увеличиваются от 0,5 до одного
сантиметра вдоль и от 0,25 до 0,5 сантиметра в поперечнике у основания.
Могучими были познания доктора о теле женщины, и каким же чудесным должен
был быть способ, которым он унижает женщину! Как жаль, что Непомуцен никогда
не спросит доктора об этом деле, а обрекает ее, Басеньку, на всевозможные
домыслы, на фантазии, необузданные и страшно возбуждающие.
И когда она думала так в эту минуту, она вдруг убедилась, что соски ее
груди, туго обтянутой белой блузочкой, торчат удивительно остро и четко
обозначаются сквозь материю. Она глянула на доктора, который это заметил,
застыдилась и локтями оперлась о стойку бара, заслоняя грудь.
Стажер проснулся. Сначала он осовело осмотрел салон доктора, потом
вдруг встал и заявил:
- Мне нехорошо. Пойду в лесничество.
И он вышел из дома писателя на неверных ногах. Во дворе его несколько
отрезвил холодный ветер ночи. Но, как всегда, он перепутал направление.
Вместо того, чтобы пойти к лесничеству, он пошел в обратную сторону - к
деревне. Он шел, качаясь, а в голове его перемешалось все, что он сам видел
и пережил, с тем, что он пережил как стажер в повести Любиньского. Он видел
себя, когда он расстегивал блузочку на груди прекрасной Луизы, видел коленки
пани Басеньки и ее бедра. Как никогда до сих пор, он желал женщину и
переживал то же, что и стажер в охотничьем домике.
Возле школы он наткнулся на дерево, больно ударился плечом и на минуту
отрезвел. Сориентировался, что он находится далеко от лесничества Блесы, а в
здании школы горит свет в квартире панны Луизы, учительницы. Он забыл о том,
что это старая одинокая женщина. В его мыслях была та прекрасная Луиза из
охотничьего домика возле старого пруда. Имена этих двух женщин наложились
друг на друга в его воображении, как человек - на свою тень.
- Луиза, прекрасная Луиза! Выйди ко мне! - крикнул пан Анджей в сторону
освещенного окна.
Свет в окне тотчас же погас, а за стеклом показалось белое пятно лица.
Панна Луиза с тревогой вглядывалась в ночную темь, видела на шоссе какого-то
молодого мужчину, который метался там и выкрикивал: "Луиза, прекрасная
Луиза!" А потом он лег на обочине шоссе на мягкую траву и замер в пьяном
сне. Старая женщина отошла от окна, разделась, не зажигая света. Она долго
не могла уснуть. Лежа на кровати, в холодной постели, она раздумывала, зачем
этот человек появился под ее окном и пронзительно кричал: "Луиза, прекрасная
Луиза, выйди ко мне!" Отозвалось в ней какое-то очень давнее воспоминание.
Под веками появились слезы. Но уже через секунду они высохли, ненависть
сжала ее губы в узкую щелочку. "Он, видимо, шел на мельницу, где сегодня
ночью все будут жить друг с другом как животные, - думала она. - Все со
всеми. Я давно уверена, что у нас так делается. Как животные. Никогда не
ходила туда и не пойду. Не могу себе позволить, чтобы люди обо мне плохо
говорили".
Повесть о потерянном рае
Священника мучила мысль о двух девушках, убитых в лесу возле
Скиролавок, в разговорах с доктором Негловичем и писателем Любиньским он не
раз возвращался к этой теме. Так же, как и они, он чувствовал, что жестокий
убийца снова ищет очередную жертву. Он соглашался с мнением Негловича, что
убийца - это не такой человек, который может удовлетворить свои инстинкты
нормальным способом, он отмечен странным дефектом, приводящим к тому, как
это убедительно показывал пример Ханечки, что его половой член не был
послушным его воле, а отсюда - ненависть и садизм по отношению к жертвам.
Болело сердце священника и от известий, которые приходили к нему отовсюду, в
Эриксон Стивен
Русанов Владислав
Корнев Павел
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Браун Дэн