Чтение 81–й страницы книги ~В тихом омуте?~

Я молчала. Далекий пол показался пропастью и закачался
под моими ногами.

- У него нет телефона.

- Адрес.

- Да не знаю я точно. Где-то на Сретенке. Мы с ним
завтра должны встретиться... Вы бы наручники сняли, смешно,
ей-Богу.

Младший милиционер с почти женской родинкой над верхней
губой вопросительно посмотрел на старшего.

- Сними, - сказал тот, - пусть пойдет умоется, что
ли... А то скажут потом, что мы честным гражданам вывески
портим.

Наручники были расстегнуты, и только теперь я поняла,
что руки у меня затекли. Я несколько раз сжала и разжала
пальцы.

- Хорошие перчатки, - заинтересовался вдруг старший, -
не жарковато в них?

- Зима, слава Богу, на носу, - стараясь сохранять
спокойствие, сказала я. - Или в бикини ходить прикажете?

- А в квартире не жарко в перчатках, спрашиваю?

- Вообще-то я уходить собиралась...

- Ладно, иди умойся. Забираем тебя в отделение до
выяснения личности.

Под бдительным присмотром коротких милицейских
автоматов я отправилась в ванную, стараясь не грохнуться по
дороге: перспектива поездки в отделение радовала меня так
же, как гильотина Марию-Антуанетту.

Я долго и тщательно мыла лицо, понимая, впрочем, что
это бесполезно: время не выиграть, как ни старайся...

Сквозь полуприкрытую дверь я слышала, как старший
наряда отдавал распоряжения:

- Позвони на пульт, дай отбой. Не нравятся мне эти дяди
и их племянники. И девку поторопи, никто ей сауну не
оплачивал...

В окружении милиционеров я отправилась вниз, где меня
поджидал патрульный "воронок".

Это событие, несомненно, украсило унылый поздний вечер
двора: почти во всех окнах подъезда горел свет, нашу группу
a./`.".&$ +( стайки любопытных, державшиеся на почтительном
отдалении, - так сопровождают стареющих актрис изрядно
поредевшие ряды поклонников. Вот только аплодисментов я так
и не дождалась - меня молча и довольно непочтительно
втолкнули в машину.

Пока она тряслась по плохо освещенным улицам
Текстильщиков, я узнала много интересного о частной жизни
своего эскорта.

Зажатая с обеих сторон плохо тренированными телами
милиционеров, терпеливо выслушивая их легкий треп, я уже
через пять минут поняла, что одного из них звали Мика, а
второго - с родинкой над верхней губой - Кока.

Сидевший на переднем сиденье старшина наряда молчал.

Жена Мики месяц назад сделала аборт, возникли
послеоперационные осложнения, и Мика без устали клял
медицину - и государственную и частную. Кока поминал
родственников из Апрелевки, которые сосут из него деньги для
беспутной младшей сестры, вздумавшей поступать в какой-то
частный институт.

Я цеплялась за эти ничего для меня не значащие чужие
жизни, чужие слова, чужие имена - только потому, что боялась
остаться один на один со своей неожиданно возникшей
проблемой.

Проблема, и серьезная.

"Положение хуже губернаторского", - вертелось у меня в
голове, да и иллюстрация всплыла соответствующая - Никита
Михалков и почему-то в роли генерал-губернатора Трепова,
которую он никогда не играл: усишки, бородишка и орден
святого Владимира на шее...

Что-то будешь делать, голубка?..

- А бабенка-то ничего, - вдруг сказал старший, глядя на
меня в зеркальце; я тоже видела его глаза, автономно
плывущие в серебристом стекле, - узкие и опасные, как лезвие
ножа. - Ничего бабенка, говорю... Тебе-то нравится. Кока?

- Не-а, - сказал Кока.

- А какие нравятся?

- А те, что ближе к центру живут.

Все, кроме меня, засмеялись. Немудреный юмор мужиков-
провинциалов.

Опять я лажанулась с деталями туалета, ну на кой черт
нужны мне были эти дурацкие перчатки?..

Но дело было не в перчатках, я прекрасно это понимала,
не они усугубляли мою вину, речь шла не о том, насколько она
значительна.

Речь о другом - засветилась.

От осознания этого меня прошиб пот, такой обильный, что
я испугалась - как бы он не просочился сквозь куртку.

Они везут тебя в отделение, чтобы выяснить личность.

И все равно, кем ты представишься - любовница
племянника Сирина, сожительница самого Сирина, внучка его
соседки, домушница или невинная жертва, - паспорт на стол и
отойди к стене, будь любезна!

О дальнейшем я думать не хотела. Они посылают запрос в
то место, где был выдан паспорт, и до этого прочно стоявшая
- ногах Ева Апостоли превращается в химеру, в неопознанный
летающий объект, в рассыпавшегося сфинкса, в марионетку,
которая никогда не участвовала в любительских спектаклях...

Я проклинала себя за неосмотрительность и Сирина за
осмотрительность. Именно она преподнесла мне такой
отвратительный сюрприз; а впрочем, Сирину нужно отдать
должное - будучи мертвым, он все-таки смог достать меня.

Я даже не знала, что делать в такой ситуации - молчать
о себе или все рассказать: и то, и другое было одинаково
гибельным. Черт меня дернул ляпнуть о племяннике Сирина и о
Сретенке. Если его не предъявить, то все мои объяснения
покажутся по меньшей мере странными. И ключи, которыми я
открыла дверь, - откуда они у меня?

Нестройные отрывочные мысли позвякивали в голове, как
мелочь, а может быть, действительно подбросить монетку: она-
то и решит, что мне делать...

Машину сильно тряхнуло на повороте, и плотный Кока
завалился на меня, нехотя отлепился и даже не извинился. "А
что, если предложить им сделку, довольно грязную, но
сделку", - вдруг бесстыже подумала я. В конце концов, они
только молодые парни. Дать всем троим - и водителю тоже,
черт с ним, - в обмен на свободу.

"Да это ж групповуха, душа моя! - удивился Иван. -
Неужели ты способна на такие вещи?"

Способна, способна, еще как способна - эта ситуация
страшила меня гораздо меньше, чем возможность разоблачения,
как оказалось. А то, что подобные вещи практикуются, я знала
из полузабытых рассказов криминального журналиста Фарика.

Я была уже почти готова соблазнительно распустить язык,
когда глаза старшего в зеркале заднего вида снова нашли
меня: ох не простая ты девка, так и говорили они, земляной
орех разгрызть одно удовольствие, а вот тебя? Черт возьми, я
всегда боялась таких мужских глаз, в которых вылизывала себе
шерсть страсть к клятвопреступлениям: никакой возможности
договориться, они вполне могут сказать тебе "да" только для
того, чтобы потом трижды сказать "нет".

"Со мной не договориться", - говорили глаза в зеркале.

Вся ясно. И пытаться не стоит.

Кока и Мика называли своего начальника странно -
Питомза. Это имя, похожее на кличку и слишком оскорбительное
для клички, гвоздем засело у меня в голове, я просто уже ни
о чем не могла думать, повторяя и повторяя его на все лады,
как навязчивый мотив, - Питомза, надо же!

Мы подкатили к отделению милиции, а я так и не
выработала линии поведения. Самым безобидным в моем случае
выглядело отсутствие регистрации - формальный московский
повод взять нарушителя за холку и слегка потрепать загривок
острыми боковыми резцами.

Оказалось, что я совершенно ни к чему не готова.

И больше всего я оказалась не готовой к тому, что
Питомза решил сам заняться мной, наплевав на
внутримилицейские правила. Он взял стандартные бланки - я
подозревала, что только для проформы, - и заперся со мной в
одном из пустых ночных кабинетов.

Посадив меня перед столом, он устроился напротив,
закинув на стол ноги в ботинках. Некоторое время я изучала
рельеф подошв, на который налипла строительная грязь, а
Питомза приступил к формальностям, которые заключались в