пришлось двинуть ополченцев - и там-то они как раз и не выдержали.
скавеллского арсенала мечами, ополченцы попятились перед свистящим ураганом
начищенной стали. Косы имперцев крутились, с шипением рассекая воздух.
Подтянулись лучники - тоже в тяжёлых шипастых доспехах, и их стрелы собирали
сейчас обильную жатву - мало кто из ополченцев имел добрый доспех, большинство
довольствовалось простыми щитами. Строй нарушился, кто-то выскакивал вперёд,
теряя плечо соседа, кто-то падал, вопил, раненный, хватаясь за товарищей и
умоляя, чтобы его не бросали. Всего этого оказалось достаточно. Бойцы Клешней
пробились сквозь копейный частокол, заплатив немалую цену, но всё же пробились.
Самый первый из них воспользовался метко пущенной стрелой, сразившей высокого
ополченца, вокруг которого сбивались кучей остальные защитники - алый доспех
вдруг бросился вперёд прямо на целящиеся в него наконечники копий, взлетела
коса, отбивая отчаянный, но неумелый выпад, и обратным движением состригла
чью-то голову. В бока дерзкому имперцу грянуло сразу три копья, панцирь не
выдержал, тело задёргалось, насаженное на почерневшие от крови древки, но было
уже поздно. Одним броском не меньше десятка имперцев врезались в ряды
ополченцев косы так и замелькали; каждый их удар распарывал от плеча до
поясницы.
швырнул глиняную фляжку с огненным зельем прямо в гущу сражающихся - обычное
для профессионала пренебрежение чужими жизнями, даже жизнями своих. Полтора
десятка султанских воинов, растянувшись цепью, встретили натиск набегающих
следом за разорванными взрывом имперцев, и какое-то время казалось, что им
удастся удержаться - бой шёл равный, и воины Клешней падали куда чаще, чем
султанские храбрецы. Но бежали с галер новые и новые отряды лучников, что
припадая на одно колено, ловко разряжали своё оружие почти в упор. Стрелки -
защитники Скавелла не оставались в долгу, однако всё-таки цепь гвардейцев не
выдержала. Ни один из них не отступил, все легли на ковёр вражеских тел, но
ведь погибнуть, пусть даже со славой, отнюдь не значит победить...
было меньше, а баррикад и ловчих ям куда больше. Уперлись насмерть пришедшие в
себя ополченцы, подошла на подмогу резервная сотня "Белых Слонов", и на
какое-то время могло показаться, что удача вновь поворачивается лицом к
защитникам города. Но так только казалось.
защищавшихся наёмников. Они прорывались прямо сквозь дома, выламывая двери и
окна, кое-где просто прошибая стены - они до сих пор тащили с собой и не
бросали тараны. Многие из "Белых Слонов" оказались в окружении. Парируя эту
угрозу, Эберт потратил вторую из четырёх резервных сотен, однако шаг за шагом
защитникам города приходилось отступать. И все понимали - когда сражение
развернётся в чистом поле, воины Клешней просто задавят всякое сопротивление
числом.
знаю. Наши друзья гибнут. Мы бездействуем. Потому что у нас хватит силы только
на один удар. Потом - потом я сам пойду драться на скользкие от крови улочки
Скавелла, городка, где я бы с удовольствием попил, поел, может, даже, забыл на
время, кто я такой и каким путём иду. Если мне не останется ничего другого,
буду как в Арвесте - брать силы у умирающих. Страшно. Но ничего не поделаешь.
Они, конечно, засекут это. И тогда...
остался ли кто-то в живых из чародеев Арраса, во всяком случае, когда по
несчастному Скавеллу вновь хлестнула серо-призрачная плеть, сопротивления она
не встретила уже никакого. Вновь взлетали в воздух обломки стен и перекрытий,
стропила взмывали, точно птицы, падая и вонзаясь в землю громадными копьями.
Плетъ не разбирала, где свои и где чужие. Злой магии, пришедшей с
черно-зелёными кораблями, были безразличны судьбы сражавшихся за неё. Там, где
ополченцы подались назад особенно сильно, линия защитников сломалась.
немедля бросились свежие силы, кто-то умело дирижировал имперскими солдатами,
совершенно безжалостно, но умело.
доспехах достиг окраины Скавелла. Выплеснулся из города и, не тратя времени на
добивание убегающих (да и то сказать, едва ли их можно было догнать - страх,
что называется, приделал крылья к ногам), стали окружать всё ещё
сопротивляющихся наёмников и гвардейцев.
был каменно-спокоен, и на лице бестрепетно шагавшей рядом с ним Сеамни
отражался такой же безмятежный покой, словно они оба пришли к какому-то очень
важному для них обоих решению. За ними, держа шаг и ровняя строй, угрюмо
маршировали прямоугольники ополченского резерва - тех, кого так упорно
муштровал Император в остававшиеся у него неполных три дня. Он старался не
напрасно.
шагающим шеренгам выдвинунесколько десятков лучников - над головами защитников
Арраса поднялись деревянные щиты. Император, наверное, выгреб все запасы из
арсеналов города. Конечно, люди падали, но строй не нарушался. Уцелевшие просто
перешагивали через убитых и раненых. Бежали, стреляя на ходу, и
лучники-ополченцы; их было гораздо больше, и имперские стрелки отступили в
замешательстве. Маги Клешней либо не пришли ещё в себя после второго удара
своей плетью; а может, Императора защищала белая перчатка?
опустились - с диким рёвом, рванувшимся из сотен и сотен глоток, ополченцы
бросились в атаку, и было в этой атаке нечто от того безумия, с каким легионы
славной Мельинской империи шли на приступ башни Кутула.
Оэктаканн мелькнуло что-то, напоми-йающее тень Деревянного Меча.
преимущество перед более короткими косами Клешней. Земля мгновенно покрылась
кровью и растоптанными трупами. Имперские воины напрасно надеялись на крепость
доспехов. Тяжёлые колья застревали между шипов, соскальзывали к уязвимому
горлу, давили, мяли, рвали - дикая схватка вскипела и погасла, потому что
нескольких сотен имперцев, дерзнувших встать на пути этой атаки Императора,
просто перестали существовать.
ворвались обратно в Скавелл, гоня врага к порту. Фесс ощутил касание холодной и
чистой эльфийской магии, видел взлетевшие выше крыш окровавленные обрубки в
рассечённых доспехах из панцирей морских чудовищ, и понял, что Сеамни Оэктаканн
тоже привела в действие ту память о Деревянном Мече, что навсегда впечаталась в
самое существо бывшей Видящей.
столкнулся с чем-то совершенно непредвиденным. Казалось, ещё немного - и он в
панике бросится бежать, забыв о том, что победа была уже почти у него в руках.
несдерживаемого гнева. Дико мечущиеся по небу облака, показалось Фессу, стали
оборачиваться знамёнами марширующего призрачного войска. Зло, пришедшее в
Скавелл, поняло, что надо действовать и что победить одной только сталью ему
сегодня не удастся.
плеч (признак неумения выполняющего обряд ритуального мучительства) руки и тихо
проговорил:
пришельцам, что их путь на восток не будет устлан розами.
защитникам города. Порыв ополченцев Императора выдыхался естественным образом,
он просто захлёбывался в крови - и тех, и других, потому что, даже погибая,
ополченцы захватывали с собой не меньше врагов.
Император и Сеамни. Мощь Деревянного Меча обнаружила себя, теперь жди в гости
маски, но Фессу было уже всё равно. Это его холм, его бой и его война, и больше
он не отступит.
ножом, редкий на такой страшной высоте воздух. Разумеется, ни один обычный
сокол сюда бы залететь не смог. Вокруг изогнутых, подобно луку, могучих крыл
плясало алое пламя, не в силах повредить существу, падающему на мир Эвиала,
точно на добычу. Клюв птицы открылся, из него вырвался яростный клёкот -
могучий сокол видел кипящую внизу битву и словно вспоминал себя, тот день,
когда вражеские галеры почти точно так же врывались в гавань его крепости, его
Хединсея. Как хотел бы он броситься в битву! Вновь услыхать свист чужой стали,
вновь ощутить упоение боем и тёмную радость победы, когда к ногам валится
пронзённый твоим мечом враг!
силах поступать по-божественному!..
путь, который проделали черно-зелёные галеры, видел ту силу, что бросила их в
бой, и едва мог сдержать клокочущую в груди ярость. Старый враг, отыскавший
новые пути. Те пути, перекрыть которые он, Новый Бог, сам не в состоянии.
Нелепость!.. Проклятие Древних, или кто там установил этот глупый закон, такой
же глупый, как запрет магам одного поколения убивать друг друга!
Эвиала. Видел жуткую ухмылку на гротескной морде чудовища... и тоже не мог
убить его собственноручно. Насколько же более свободен он был, когда сражался с
Молодыми Богами, вытаскивая из "вечной" темницы своего друга!..
застывшие в одинаковых позах подле бушпритов. Эти женщины могли бы стать
сестрами, если б не стали смертельными врагами. Они обе почувствовали, что