новую сигарету и опять пытаясь сжечь спичку до конца, на этот раз фокус
ему удается, и он явно доволен.
- Значит, Виктор Арсентьевич согласился с вами иметь дело, хотя вы убили
его лучшего друга? - задаю я новый вопрос.
В каждом деле меня интересуют такие вот моральные и психологические
аспекты, это помогает понять побудительные мотивы, разгадать некоторые
поступки и характеры. Такое копание входит у меня в привычку.
- Бросьте, - небрежно машет рукой Барсиков. - Какие могут быть в наше
время друзья? Это все сладкие слюни, их выдумывают газеты.
Я чувствую, что усталость мешает мне дальше вести этот разговор спокойно.
Меня начинает переполнять злость. Нет настоящей дружбы? Это он мне будет
говорить?
- В газетах пишут не о вас, когда пишут о дружбе, - насмешливо говорю я. -
Какая уж тут дружба. Купрейчик, например, сейчас выкладывает все ваши
секреты и всех топит, рассчитывая спасти свою шкуру. Вот такая у вас
дружба.
- При чем тут дружба? Это трусость и предательство, - свирепо рычит
Барсиков. - От меня вы этого не дождетесь, имейте в виду. Я из другого
теста. Понятно вам?
Я пожимаю плечами.
- Надеюсь, вы просили о свидании со мной в такой поздний час не для того,
чтобы читать мне лекции по экономике и заверять, что ничего мне не скажете?
- Конечно, - заметно успокаиваясь, кивает головой Барсиков. - Дело в
другом. Я думаю, что больше вас не встречу. Мной займется следователь. Так
вот: на прощанье хочу вам сказать. Я скоро выйду на свободу. Я знаю много
путей для этого. И я вас запомню. С вас началось крушение самого красивого
и выгодного моего дела. Я вам этого не прощу. Учтите. И вас найду. Я
человек упрямый. Вот что я хотел вам сказать.
- Что ж, Лев Игнатьевич, посмотрим, придется ли нам встретиться. Только о
таких планах, как ваши, лучше не предупреждать. Солидные люди так не
поступают. Дешевкой пахнет.
- Поглядим, какая это дешевка, поглядим! - снова вскипает Барсиков.
На том наш разговор и заканчивается. Малоприятный разговор.
И вот я еду домой в пустом троллейбусе по пустынным, ночным улицам. Я
измучен этим днем до предела и все время, пока еду, нахожусь в каком-то
взвинченно-недовольном состоянии, словно день прошел вовсе безуспешно,
словно и последний, трудный разговор с Барсиковым ничего нам не дал. А
ведь он кое-что дал, вы, наверное, тоже обратили внимание.
ВСЕ, ЧТО ИМЕЕТ СВОЕ НАЧАЛО,
ИМЕЕТ И КОНЕЦ
Сегодня с утра у нас собирается еще одно "межведомственное" совещание.
Приехал из прокуратуры Виктор Анатольевич. Службу ОБХСС представляют Эдик
Албанян и его начальник Геннадий Антонович Углов. Ну, а Уголовный розыск -
мы с Кузьмичом, Валя Денисов и Петя Шухмин.
На это совещание мы с Петей идем вместе, и он мне по дороге вдруг,
улыбаясь, сообщает:
- Валька-то жениться вроде собрался. Ты ничего не слыхал?
- Ну да? - удивляюсь я.
- Усиленно больно ухаживает за одной девчонкой. Я ее, между прочим, видел.
- И как, понравилась?
- Мне жены и девушки моих друзей никогда не нравятся, - решительно
объявляет Петя. - Это уже такая психология. Ну, прямо как отрезает,
представляешь?
- Да я не в том смысле, а вообще.
- Ах, вообще. Тогда, конечно, ничего, вполне симпатичная. Только очень уж
маленькая. Под стать Вальке, словом. Зовут Нина. Бухгалтер в ресторане.
- Все уже узнал.
- А как же? - смеется Петя. - Служба такая.
- Значит, Валька женится, а за ним и ты?
Петя настораживается.
- Откуда ты взял?
- А ты недавно тоже с одной девчонкой подружился. Зовут Лена. Профессия
медсестра, в госпитале работает.
- Вот черти, - добродушно усмехается Петя. - Ничего не скроешь.
- Служба такая, - повторяю я Петины слова. - Знаем даже, что по комплекции
она под стать тебе.
- Точно, - довольно кивает Петя. - Местами даже пошире. Я только думаю,
что будет, если она когда-нибудь драться начнет.
- Есть такие симптомы?
Но Петя ответить не успевает. У дверей кабинета Кузьмича мы сталкиваемся с
Эдиком, тут же подходит Виктор Анатольевич, и мы все вместе заходим в
кабинет. Валя Денисов и Углов уже там. Углов о чем-то беседует с
Кузьмичом, оба посмеиваются и, видимо, настроены благодушно.
Начинается совещание.
Первым докладываю я о своем разговоре с Купрейчиком, внезапном появлении
Барсикова, о его шальном выстреле и обо всем прочем. Особенно всех
заинтересовывает наш с ним поздний разговор, не его угрозы, конечно, а его
вольные и невольные признания.
- И все-таки, - заключаю я, - мне так и неясна роль самого Барсикова в
этой преступной цепочке, а следовательно, и мотив убийства Семанского.
Барсиков сказал, что убрал конкурента. Во время их спора во дворе, который
слышал Гаврилов, Семанский якобы сказал Барсикову про Купрейчика: "Он с
тобой работать не будет". Но что это значит, что это за работа? Ведь ни в
получении пряжи фабрикой, ни в отправке ее Шпринцу Барсиков участия не
принимал. Выходит, он вообще лишнее звено, ему нет места в цепочке.
- Не совсем так, - качает головой Эдик. - Даже совсем не так!
- Ну, поясните-ка нам пока один этот вопрос, о роли Барсикова, -
обращается к нему Кузьмич. - А потом уже обо всем остальном.
- Пожалуйста, - охотно откликается Эдик. - Все объясняет записная книжка
этого Барсикова. Я ее просмотрел. Даже уже изучать начал. Там среди
телефонов разных лиц, которых еще придется проверять, есть очень странные
номера, на первый взгляд, конечно. Вот, кстати, эта самая книжица, - Эдик
вынимает из папки весьма потрепанную, в черной клеенчатой обложке записную
книжечку с лесенкой алфавита сбоку и показывает нам. - Вот обратите
внимание на такие, к примеру, телефоны, - он начал листать. - Вот, скажем,
Купрейчик. Рядом записан такой номер телефона: девятьсот одиннадцать,
восемь, девять, семь. Но такого номера, из шести цифр, в Москве вообще не
существует. Кроме того, дома у Купрейчика и на работе совсем другие номера
телефонов, не то что Барсиков какую-то цифру пропустил, скажем.
- Почему вы первые три цифры произносите, как девятьсот одиннадцать? -
спрашивает внимательно слушавший Кузьмич. - А следующие называете все по
отдельности?
- Виноват, - поспешно откликается Эдик. - Первые три цифры я прочел
неверно. Их надо прочесть так: девять, одиннадцать. Между ними точка
стоит. И после каждой следующей цифры - тоже точка. И пока что я обнаружил
еще пять фамилий с такими же странными номерами телефонов. Вернее, уже
пять, я дошел только до "м".
- Шифр, - спокойно замечает Углов.
- Так точно, - подхватывает Эдик. - Шифр. Но тут есть два интересных
момента. Первый. Цифры этих, условно говоря, номеров написаны в разное
время. Представляете? Это видно невооруженным глазом. И второе. Что
касается Купрейчика, то цифры эти совпадают с количеством тонн пряжи,
отправленной им в разное время Шпринцу. И вот очень интересно будет
проверить, а сколько же этой самой пряжи Шпринц всего получил? Уверен, что
больше, чем Купрейчик ему отправил. Намного больше он получил.
- Думаешь, еще кто-то отправлял? - с интересом спрашиваю я. - Те пятеро,
например, да?
- Вот именно, - кивает Эдик. - По крайней мере, те пятеро. А то и больше
еще наберется. Вот вам, скорей всего, и роль Барсикова.
- Бухгалтер? - смеется Петя.
- Бери выше, - Эдик важно поднимает палец. - Он ищет и находит
предприятия, где имеются дефицитные неликвиды, в частности, допустим,
пряжа. И вступает там в контакт с нужными людьми. Ведь эти самые неликвиды
- готовые, так сказать, живые и, на первый взгляд, совсем безопасные
деньги, огромные к тому же деньги. А заместителю начальника Разноснабсбыта
нужна информация, докладная о наличии на таком-то предприятии дефицитных
неликвидов, чтобы дать указание отправить их для продажи в магазин
Шпринцу. И вот Купрейчик, видимо, был самым крупным поставщиком этой пряжи
и самым поэтому выгодным. Цифры у остальных пяти значительно меньше. Вот
какова роль Барсикова в этой цепочке, - обращается Эдик к Кузьмичу.
- Ну давай уж дальше, все свои соображения по делу, - предлагает Углов. -
Это же у тебя не все.
- Минуточку, - вмешивается Кузьмич. - Кончим уже сперва наши вопросы,
чтобы потом не возвращаться. У тебя все? - обращается он ко мне.
- Не совсем, - отвечаю я. - Хотя роль Барсикова и проясняется. Можно даже
теперь предположить, вернее, нащупать и мотив убийства. Барсиков решил
прибрать Купрейчика к своим рукам. Драка из-за "золотой курочки", как
выразился Шпринц. Но остается еще один неясный вопрос, по нашей линии.
Помните, Федор Кузьмич, Муза Леснова передала нам интересный разговор.
Вернее, не сам разговор, а его схему, что ли. Между Лехой и ее
возлюбленным, Чумой.
- Вы, Виталий, все-таки по-человечески их называйте, - замечает Виктор
Анатольевич. - Без этих дурацких кличек, пожалуйста.
- Извините, - поправляюсь я. - Хотел сказать - Совко. Так вот, из того
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Акунин Борис
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Белогорский Евгений