Чтение 81–й страницы книги ~Похищение Тесея~

столика.

-- Тебя не стесняет наша одежда? -- спросил Тесей. -- Еще как стесняет!
-- призналась Кора. -- А кто тот человек. Бронзовая Маска?

-- Мы его увидим... Я тебе его покажу. Нет смысла называть его имя
сейчас, если оно ничего не говорит.

-- Жаль. Это как в плохом детективе -- главный убийца появляется в
последний момент со стороны, потому что автор не придумал, кому отдать
пальму первенства.

-- Обычно это бывал дворецкий, -- напомнил Густав.

Он чуть-чуть подвинулся к Коре. И замер, как бы проверяя реакцию птицы
глазами кота.

-- Тебе было лучше, -- сказал он. -- Подумай, ведь ты все видела и всех
узнавала. Для меня же вокруг существовали лишь мои современники, мои древние
современники. Я видел тебя, я видел тупицу Кларенса и охотницу за троном
Клариссу. Но иными, чем мы. Я же не подозревал, что где-то существует страна
Рагоза и в ней трон, который мне, вернее всего, не суждено занять. И все мои
надежды на то, чтобы омолодить мою страну, рухнут... Понимаешь ли ты, что
прожила несколько субъективных лет рядом с самым настоящим Тесеем. Я помню,
как я боялся ворожбы Медеи, как внутри весь дрожал. -- Внешне это не было
заметно. Рука афинского героя потянулась за чашечкой кофе, но на полдороге
зависла над коленом Коры, словно вертолет, заблудившийся в плохую погоду.

Кора не обратила на вертолет никакого внимания, а спросила:

-- И совсем ничего не отзванивало в твоем сознании, или, скажем,
подсознании? Ведь твоему мозгу объективно эти люди были более чем знакомы!

-- Больше того... ты будешь смеяться. -- Густав отвел вертолет к
летному полю -- к плоскости стола, откуда он забрал пассажиров, то есть
чашечку с кофе. -- Ты будешь смеяться, но до того, как я выслушал твой
рапорт, я не до конца осознавал всю серьезность положения. Я видел, как ты
сидишь в какой-то комнате и с равнодушным лицом рассказываешь, что в
такой-то ситуации такая-то герцогиня Рагоза приняла ВР-облик Ариадны и
передала объекту охраны клубок ниток... Я слушал тебя и в мозгу что-то
щелкало. И я вспомнил ситуацию: и ревущую толпу перед входом в Лабиринт, и
глаза Ариадны, а потом -- как я рубил этого несчастного урода.

-- Минотавра?

-- Конечно. Но тогда он не показался мне несчастным уродом. Он был
зловещим чудовищем, символом угнетения моих родных Афин, пожирателем
девушек! Я сражался с ним... потом слушал тебя и понимал: О боги! Ариадна же
и на самом деле моя помолодевшая тетка Рагоза, которая сочла за самое
разумное в интересах сохранения кланов присоединиться к моим врагам. Хотя я
думаю, ей пригрозили... -- Кто?

-- А потом я слушал твои слова о Пирифое и думал: идиот, как же ты мог
не узнать братца Кларенса! -- Братца?

-- Это было его прозвище в школе для особо одаренных детей, в которой
мы учились. В Рагозе все князья и принцы по рождению получают звание "особо
одаренных детей" и отправляются в особую школу. Это демократично и в то же
время дает возможность не толкаться в обществе плебеев. На самом деле это
ужасное лицемерие!

-- Разумеется, -- сказала Кора, с надеждой глядя на то, как рука
Густава вновь поставила чашку на столик и на этот раз по-братски опустилась
ей на дальнее плечо, так что Коре пришлось чуть податься к принцу. Что она и
сделала весьма покорно.

-- И тогда мне стала ясна структура заговора, -- сказал Густав. -- И я
догадался, кто же тот, четвертый, главный организатор моего устранения! --
Когда вернешься, ты их всех повесишь? Густав так удивился, что, к сожалению,
снял руку с плеча Коры.

-- Почему я должен их вешать? Я же намерен строить демократическое
государство! -- И тебе позволят? -- Пусть только попробуют возразить! --
Тогда положи мне руку на плечо, как было! А то здесь что-то прохладно!

-- Тебе зябко? -- удивился Густав. -- Ты же всегда любила холод. Дай-ка
я подниму температуру в отсеке.--Ион потянулся через Кору, чтобы достать до
выключателя...

Кора чуть-чуть сдвинулась с таким расчетом, чтобы Густав не удержал
равновесия и вынужден был дотронуться ухом до ее груди.

Сладкий электрический ток пронзил все ее тело, а этот идиот тут же
вскочил с дивана и принялся извиняться.

-- Тесей, -- сказала тогда Кора, -- мне это надоело. Мы сможем с тобой
наговориться о делах и даже подорваться на мине, которую нам подложат в
Космопорте завтра. Но уже десять или пятнадцать лет я хочу, чтобы меня
поцеловал настоящий древнегреческий герой. Он же совершенно не обращает на
меня внимания.

-- Честное слово? -- спросил Тесей. Нет, конечно же, он глуп!

-- Я тебе лгу, я над тобой издеваюсь, я над тобой смеюсь -- что тебе
еще надо? Или ты хочешь, чтобы я... чтобы я...

И тут она поняла, что не знает, как и чем ему угрожать, как его задеть,
обидеть, расшевелить и уничтожить, потому что ей хотелось всего
одновременно.

Тогда Тесей осторожно, как в замедленной съемке, опустился перед Корой
на колени и опрокинул при этом журнальный столик, правда этого не заметив.
Почему-то он принялся целовать ей руки, что было, конечно, очень красиво и
сентиментально, но, с точки зрения Коры, пустой тратой времени после всех
лет ожидания.

Так что Коре ничего не оставалось, как осторожно извлечь свои пальцы из
его рук и, сжав ими щеки бывшего царя и будущего короля, поднять его голову
поближе к своим губам.

Густав не сопротивлялся, особенно после того, как сообразил, что от
него требуется.

-- Я так ждал этой минуты, -- прошептал он. Кора позволила ему
склониться к ней и поцеловать ее с искренним древнегреческим энтузиазмом.
Кора подозревала, что длительное пребывание в древнем мире превратило
рагозского студента в опытного любовника -- правда, пока лишь подозревала...

Поцелуи Густава становились все жарче, и он уже как-то приспособился на
диване рядом с Корой, так что наступал тот момент, когда надо было решать,
начинать ли сопротивление, хотя бы из тактических соображений, либо плюнуть
и не сопротивляться.

...Комиссар Милодар, конечно же, угадал ее мысли. Это, к сожалению,
отличает его от остальных людей в Галактике.

-- Молодые люди, -- сказал он. -- Я вам искренне сочувствую, но работа
еще не закончена, и я категорически возражаю против того, чтобы мои агенты
позволяли себе отвлекаться на любовь в то время, когда работают
телохранителями.

Кора вырвалась из-под обалдевшего Густава, вскочила с дивана и
почему-то принялась ставить на место опрокинутый журнальный столик. Густав,
опомнившись, встал на колени на ковер, чтобы собрать с него разбитые чашки и
прочую мелочь, свалившуюся со стола. Он старался не смотреть на Милодара.

-- Я вам этого, комиссар, никогда не прощу, -- искренне заявила Кора.
-- И если бы я не знала, что это вовсе не вы, а только ваша голограмма, то я
бы задушила вас собственными руками.

-- Голограмма! -- воскликнул Густав. -- А я-то ломаю голову, когда
господин комиссар смог забраться на корабль, если мы отлетали без него.

С этими словами он кинул в Милодара книгой воспоминаний первой жены
физика Эйнштейна, которую схватил с рояля. Комиссар инстинктивно отшатнулся,
но книга все равно прошла сквозь его плечо.

-- Правильно, -- сказал Густав. -- Это только голограмма.

-- Тем не менее я категорически возражаю против метания в меня
предметов, -- заявил Милодар. -- Я нахожусь при исполнении обязанностей, и
вы нанесли моральную травму высокому должностному лицу.

-- Что вас принесло, комиссар? -- обиженно спросила Кора, которая уже
пришла в себя. Она наклонилась и подобрала с пола книгу.

-- Разумеется, завтрашние дела, -- ответил Милодар. -- Я спешил сюда,
будучи совершенно уверен, что молодые люди обсуждают завтрашнюю тактику
поведения. Ведь именно завтра нас может ждать засада. Все четверо убийц из
Рагозы исчезли еще до возвращения принца Густава и агента Орват. Их поджидал
быстроходный корабль. У них в запасе было несколько часов, чтобы подготовить
встречу и уничтожение принца. Поэтому естественно, что я отложил все дела и
примчался к вам. К сожалению, я застал совершенно непотребную эротическую
сцену. Я подозреваю, что в своей Древней Греции в результате непрерывного
общения с сатирами, нимфами и другими козлами вы совершенно распустились и
думаете лишь о сексе. И мне стало стыдно... -- Комиссар понурился.

-- А теперь позвольте мне сказать два слова. -- Принц Густав остановил
поднятой рукой готовую уже броситься в бой Кору. -- Я разговариваю сейчас с
вами как глава независимого государства, комиссар, и прошу об этом помнить.
Хорошо?

-- Хорошо, -- произнес Милодар на тон ниже. Он был чуток на перемены в
политической обстановке.

-- И хоть вас это совершенно не касается, -- продолжал Густав голосом и
тоном царя Тесея, -- для вашей информации могу заверить вас, что агент Кора
Орват, которая по крайней мере трижды спасла мне жизнь и находилась при моей
особе несколько субъективных лет на труднейшей работе, ничем -- ни жестом,
ни словом -- не дала мне надежды на какое бы то ни было сближение с ней. И
никаких иных чувств, кроме глубочайшего уважения к госпоже Коре, я не
испытывал. Да, сейчас, в нашем времени, в безопасной обстановке, наступила
реакция. И я позволил себе дотронуться до госпожи Коры. Я прошу за это у нее
прощения. Но не у вас, комиссар. Густав протянул Коре руку, и та сказала: --
Спасибо, ваше высочество. -- Для тебя я -- твой друг Тесей, -- ответил
принц. -- Да, Тесей. Но я должна сказать, что для меня в жизни не было более
сладкого поцелуя, чем тот, который у нас с тобой почти получился, но был
прерван этой жалкой копией сексуального извращенца, липового гражданина
государства Кувейт...

-- Кора! -- взмолился комиссар. -- Давай не будем переходить на
личности. Я к вам не приставал, а то, что позволил себе пошутить... Бог мне