Чтение 81–й страницы книги ~На пути к Шамбале~

-- Иду, иду, чего кричать! Сержант я, до старлея не дослужилась.

-- Глупый вопрос. Ты ушла, если не ошибаюсь, часов в пять, а сейчас
десять. Радио у нас нет, газет нам не показывают. Все сидят по каютам, ждут
ужина, а вот будет ли ужин, я сомневаюсь, потому что медсестры так и не
появлялись.

-- Ничего, вскипятим чаю, а ты покажешь мне, как залезть в кладовку.

-- Это неприлично, -- сказал инженер и тут же углубился в рисунок
очередного махолета.

Кора пошла к Нинеле. К счастью, Нинеля не спала, а раскладывала пасьянс
из самодельных карт.

-- Влас Фотиевич нарисовал, -- сообщила она, -- сейчас он спит, а мне
дал. Они прошлую ночь с Покревским и инженером в преферанс дулись. Ты не
представляешь -- белогвардейская сволочь, полицмейстер и твой дружок из
коммунистического будущего. Компания!

-- Нет у нас коммунистического будущего, эксперимент не удался, битва
за урожай проиграна.

-- Ну ладно, ладно, я это уже от Мишки Гофмана слышала. Пока они его не
разоблачили. А сам рукам волю дает.

-- А при коммунизме бы не давали? -- Там все иначе, там бы я никому не
отказывала, потому что все люди друзья и братья с сестрами.

Нинеля не была лишена чувства юмора, и вроде бы поражение коммунизма не
нанесло ей травмы. Хотя черт ее знает, где она искренняя, а где
притворяется. -- Ты обещала провести меня к Мише Гофману. -- А он твой
хахаль был? -- Не говори чепухи. Я просто беспокоюсь. -- А не стоит о нем
беспокоиться, -- посоветовала Нинеля. -- Если он на обратном пути к нам
попадет, им наши займутся. -- Пошли? -- Там дождик идет.

-- Не успеешь промокнуть, старший лейтенант госбезопасности, -- сказала
Кора. Нинеля вдруг напряглась.

Нинеля и в самом деле просто и быстро провела Кору через незапертую
дверь с обратной стороны административного корпуса. Дверь вела в подвал к
мусоросборнику, оттуда лестница поднималась на второй этаж. Здесь они
расстались -- Нинеля не хотела рисковать.

В главном коридоре, разделявшем здание пополам, еле-еле светили
плафоны. В боковых ответвлениях было совсем темно.

Впрочем, это и помогло Коре. Миша содержался в подвале, и Кора сразу
догадалась, где это, потому что ход туда перегораживал стол, за столом
сидела мускулистая медсестра и спала, положив голову на скрещенные руки.
Притом мирно похрапывала басом. За спиной медсестры находилась стеклянная
дверь, и Кора открыла ее. Мишу она отыскала в тупике подвального коридора.
Перед боксом был стеклянный тамбур. В боксе Миши горела яркая лампа без
абажура, оттого казалось, что там проводят ремонт. Миша сидел на
продавленной койке на сером одеяле, скрестив ноги и покачиваясь. Кора
попыталась проникнуть к нему, но эта дверь была заперта. Кора тихонько
постучала в стекло. Миша услышал, поднял голову, удивился, потом
обрадовался. Он попытался подбежать к перегородке, но ничего не получилось,
он согнулся в три погибели, схватился за живот. Лицо его исказила гримаса
боли. -- Ты что, Миш, -- спросила Кора. -- Отравился?

Миша подошел к круглому отверстию в стекле, забранному частой сеткой.

-- Нет, не отравился, -- сказал Миша. -- Они мне вкололи какую-то
гадость, а теперь наблюдают, как я загибаюсь. -- Зачем? Не может быть!

-- Как раз с ними и может быть. Вспомни лабиринт, вспомни другие
идиотские и жестокие тесты. Ах да, тебя еще не было!

-- Ты думаешь, что это испытание? Тест? -- А что еще? -- спросил Миша.
И тут его вырвало. На четвереньках он кинулся к ведру, что стояло в углу
палаты. Он опустился на колени спиной к Коре -- завел руку за спину и жестом
прогнал девушку.

За спиной Коры во сне забормотала медсестра. Кора замерла.

-- Я еще приду, -- шепнула она в переговорное устройство. -- Ты не
бойся. Но Миша, судя по всему, ее не слышал. На цыпочках Кора миновала
медсестру, которая уже почти проснулась, но, к счастью, жалела расстаться со
сном.

Дальнейший путь вниз прошел без приключений. Кора пробежала до барака.
Испытание? Зачем такое испытание?

Так она и сказала профессору, который лежал у себя на койке.

-- Его отравили! Его точно отравили! И вы знаете, что я подумала? А
вдруг теперь, когда начнется заварушка с переменой власти, они решили от нас
отделаться: нет человека -- нет проблемы. -- Зачем?

-- Они же тоже боятся. Судя по протоколам допросов, у них есть
представление о том, что наша цивилизация обогнала их... намного. Так что
замахиваться на нас все равно, что замахиваться на паровоз. -- Они об этом
не думают, -- усомнился Калнин.

-- Но почему? Почему?

-- Мне надо увидеть Гарбуя. Если он жив, он, по крайней мере, что-то
знает.

-- Тогда я пойду с вами, -- твердо заявила Кора. -- Зачем?

-- Я скажу вашему Гарбую, что над Мишей Гофманом проводят эксперименты!
Он должен их остановить. В ином случае пускай поможет мне вернуться обратно.
-- Боюсь, что все это -- не в его власти. -- Сначала вы уверяете меня, что
он -- изобретатель этой системы...

-- Но президента убили! А без президента Гарбуй -- только тень самого
себя. --А мы-- подопытные кролики? Профессор Калнин ответил неожиданно: -- Я
оказался здесь, потому что не хотел быть кроликом, тем более мертвым
кроликом. -- Если так, то вы, по крайней мере, живы. -- Пока жив, --
согласился профессор. Кора выглянула в окно. Дождь все продолжался. Было
темно -- хоть глаз выколи, ветер налетал волнами и пригибал к земле тонкие
вершины кустов у забора из колючей проволоки. Там светили прожектора --
лагерь с десятком беспомощных пришельцев тщательно охранялся. Хотя, впрочем,
убежать оттуда было легче легкого.

-- Сейчас совсем темно и ливень, -- сказал профессор, словно рассуждая
сам с собой. -- Но если к утру дождик успокоится, я схожу к вилле. В комнату
без стука заглянула Нинеля и сказала: -- Быстро в столовку! Быстро, говорю!
Там полковник чрезвычайное сообщение произносит. Она затопала тяжелыми
ногами по коридору. -- Надо идти. -- Эдуард Оскарович, с трудом поднялся с
кровати.

-- Вы одеяло возьмите, закутайтесь в него, -- сказала Кора. -- А может,
вам вообще не ходить?

-- Нет, я любопытный, -- возразил Калнин. -- Белье я поменял, а в
одеяле во мне появляется что-то от римского сенатора.

Все уже собрались в столовой. Полковник стоял во главе стола.

-- Ну вот, -- сказал он, криво усмехнувшись при виде опоздавших. --
Спасибо, что почтили нас своим присутствием.

-- Безобразие! -- вслух произнесла Нинеля. -- Люди стараются, а они
ноль внимания.

Полковник постучал по столу небольшим кулаком, откинул назад маленькую
усатую голову и сообщил, словно начинал торжественную речь на юбилее:

-- Я рад сообщить вам, что только что закончилось заседание
чрезвычайного Временного совета. На нем разбиралось много вопросов, как из
области политики и экономики, так и военных. Создано переходное
правительство, в которое вошли ряд известных военачальников. В частности,
принято решение свернуть как экономически нецелесообразный, а политически
вредный проект профессора Гарбуя по контактам с параллельным миром. Вы меня
поняли?

-- Нет, не поняли, -- сказал Покревский. -- Вы будете отправлены
обратно. В ближайшее же время. У нас нет лишних денег на бесперспективные
направления в науке.

-- И вы хотите отправить людей, не проверив сначала, что с ними будет?
-- спросил Калнин. Полковник добродушно развел руками. -- Вы нас
недооцениваете, профессор, -- сказал он. -- Есть доброволец, Михаил Гофман.
Если мы убедимся, что он окажется в сегодняшнем дне, значит, предсказания
Гарбуя подтвердятся. Тогда и вы полетите. Ясно?

Многое было неясно. Пришельцы начали было осаждать полковника
вопросами, но тот резко повернулся и покинул комнату. Кора так и не успела
докричаться -- что же в самом деле с Мишей и можно ли к нему пройти.

Но она знала, что проберется к нему до ухода с профессором к Гарбую. И
если плохо, то попытается помочь. Сама еще не знает как, но постарается.
Должен же быть выход для подопытных кроликов.

Через две минуты после ухода полковника -- не успели даже пленники
обсудить ситуацию -- вошли две медсестры с большим ящиком. Хлопнули его на
пол, и одна из медсестер сказала басом: -- Разбирайте, ваше.

Они отошли в кухню и оттуда посматривали, как пришельцы двинулись к
открытому ящику, как будто к упавшей, но неразорвавшейся бомбе. Потом
принцесса вдруг затараторила, и в слезы! Темной обезьяньей лапкой она
вытянула из груды тряпок и предметов, наполнявших ящик, длинную одежду в
блестках -- тащила ее, отступая от ящика, и Покревский пришел ей на помощь,
освободил подол длинной одежды от запутавшихся в нем ботинок, которые, как
оказалось, принадлежали инженеру.

-- Ребята! -- воскликнул он радостно. -- Нам же одежду варвары вернули!

И только тогда все сообразили, что местные хозяева не шутят и в самом
деле решили отпустить пришельцев домой -- иначе зачем бы им возвращать
одежду и обувь и все вещи, что были с ними в момент перемещения.

-- Мой сюртук! -- рычал Журба, отталкивая Кору. -- Надо проверить!

Он погружался в ящик, выбрасывая оттуда вещи -- в поисках своего
сюртука, он был страшен в упорстве и силе, употребленной на эти раскопки. Но
из его деятельности прочие люди извлекали пользу -- по крайней мере, Влас
Фотиевич не дал людям устроить кучу-малу, навалиться на ящик одновременно.
Вылетавшие оттуда платья, чулки, туфли, сумки тут же находили хозяев -- не
так уж много народа было в комнате. И когда все разобрали выкинутое Журбой и
тот отыскал свой драгоценный сюртук и полосатые брюки, оказалось, что в
ящике еще остались вещи Миши Гофмана.