кончиком носа. Глаза все еще блестели влажным.
надменной, глаза смотрели ясно. Бледные щеки чуть подрумянила.
просты. Он не понимает, что ты -- царская дочь. Ладно, пойдешь на встречу
послов от царя Артании?
Кажан, а то и вовсе Руцкарь... Опомниться не успеем, как они и царством
завладеют! Додон хоть родной дядя!
когда речь заходила о царстве, но жизнь во детинце научила многому --
хлопнул в ладони, в двери гурьбой повалили гусляры, скоморохи, ряженые
девки с бубнами. Привели даже медведя на цепи, худого, с вытертой шерстью,
покорные глаза закисли и слезились.
хороводе. Светлана тут же поморщилась от визгливых голосов, усердно
громких, кивком отправила за дверь. А гусляры, уже изготовившись, разом
опустили пальцы на струны. Песню завели веселую, но вскоре даже без
подсказки Иваша, только посматривая на царевну, незаметно перешли на песнь
походную, суровую и печальную, любимую в народе, но почти незнаемую во
дворце.
сгорбленная фигура, бредущая по горной дороге. И злой ветер треплет черные
как воронье крыло волосы, ливень хлещет, бьет градом...
влюбленно перебирал струны, пока не вздрогнул от внезапно наступившей
тишины.
на себе удивленные и непонимающие взоры, в раздражении повторила,-- все
свободны.
вскочили и, спеша и толкаясь, выскочили в коридор. Светлана замедленными
движениями сняла с шеи драгоценное ожерелье. Иваш едва дышал, смотрел
выпученными глазами.
раскатились по полу. Она пошла следом, наступила на ближайшую каблуком.
Жемчужина с хрустом лопнула, рассыпалась в пыль. Иваш ахнул. Светлана со
злым наслаждением давила драгоценные камни, а когда остались только мелкие
осколки, подошла к клетке с Жар-птицей.
она тебе принесла... и приносит! И как сладко поет.
очень нерадостно.
сперва робко выглядывала, недоверчиво косилась круглым глазом на царевну.
Наконец решилась, яркие перья прижались к телу. Она прыгнула вперед,
растопырила крылья и вылетела в сад. Донеслась ликующая трель, мелькнула
ярчайшая радуга крыльев, и чудесная птица исчезла в синеве.
Глава 40
сумрачной палате с высокими сводами посреди круга. Круг был очерчен в
камне, там были выложены треугольники и хвостатые звезды.
разговор с нею, Настоящей, единственной настоящей женщиной, а все
остальные -- бледные тени. Как и весь мир -- лишь бледная тень от ее рук,
поворота головы, взмаха ресниц...
ногами. Он слышал испуганные крики, рев зверей, на него бросались драконы,
валились скалы, но он знал, что весь мир -- ненастоящий, и когда все
смолкло, ничуть не удивился.
вскричал в страхе:
зашелестели крылья кажанов, усиливая магию. Эхо вспикнуло жалко и в страхе
замолкло. Верховный колдун, который по мощи был равен чародеям, молчал.
Его лицо было таким же темным и неподвижным, как и лики богов, выступающие
из каменной стены.
раньше истощили свою мощь, теперь стояли под стенами недвижимые, как
статуи из камня.
магии.
огромный ворот, поднимающий ворота крепости:
случалось уже столетие:
не пытаются. Опасно.
не может быть чем-то меньше... Этот несчастный... или счастливец?..
Словом, уже потерян для простой жизни, которую ведем мы.
простую жизнь? Они, перед которыми даже цари и властители держав не выше
простых пастухов?
глаза.
а тело почти мертво.
корову сохраним на завтра!
ком-то думать дни и ночи, то это защитит от чужой магии. Но я не слышал,
чтобы даже абсолютно чистая душа спасла от собачьих клыков, лезвия меча
или наконечника стрелы!
лохмотьях. Тот смотрит сквозь них, сквозь стены, губы шевелятся, с кем-то
разговаривает. В этом храме собрана вся мощь колдунов Куявии, здесь сам
воздух дрожит, а если птица пролетает вблизи храма, то перья вспыхивают,
на землю падает обугленный комок. Подземные черви уходят в стороны и в
глубины. Крылатые змеи пролетают стороной, дабы не опалить крылья.
сила. А ей лучше дорогу не переходить. Пусть идет. И как можно скорее!
Такой человек может принести как великое счастье, так и великую беду. А я
человек старый, повидавший жизнь. И знаю, что приходит чаще.
брел бесцельно, помнил только, что умереть надо в дороге, хотя и забыл уже
почему, что-то ел и где-то спал, а единственная связь с этим простым
плоским миром была Хрюндя, которая чаще всего спала, устроившись у него на
загривке, но ее нужно было кормить, опускать на землю, ибо жаба оказалась
чистоплотной и привередливой: искала только уединенное место и чтоб не
задувало сзади, долго тужилась, потом, отвернувшись, небрежно делала
гребок задними лапами, делая вид, что закапывает, а если Мрак в
задумчивости уже уходил, частыми прыжками догоняла, жалобно вопила,
просилась на руки.
Руда. Да и знал, свернул бы разве? Его кормили и обогревали всюду, давали
кров. Люди везде люди, потому почти миновал опасные земли, когда его узнал
кто-то из близких Руда.
заскрежетал зубами, едва не лишился чувств от радости.