чем-то нереальным, как будто и не происходившим вовсе. И только
присутствие Марины в его жизни говорило о том, что все это действительно
случилось.
энтропии начнется уже через неделю плюс-минус одни сутки.
кое-какие сложности... Так что, если он ушел, мы дадим ему не больше
одного дня. Потом заберем сюда и больше не выпустим.
ждал. Наконец Медовик шевельнулся, ожил, оттаял.
хочет, чтобы мы знали, где он. Может быть, совсем рядом, затаился
где-нибудь и слушает.
способен на такое, то не все еще потеряно. Значит, связь не оборвалась
полностью. А с дубль-Спасителями всегда были сложности.
придется искать ночлег.
костру. Костер догорал, не трещали сучья, не взметались искры, но от него
все еще шло приятное тепло. Калинов сел, пододвинулся ближе и попытался
осмыслить услышанное.
спасти? Виту?.. Зяблика?.. Свою семью?.. Счастье своих жен и детей?.. Он
представления не имел. Но казалось ему, будто он только что побывал на
очередном спектакле.
душу. От него становилось хорошо, счастливо, как от несчастной любви,
когда ее вспоминаешь через много лет. Что-то шевельнулось в сердце,
захотелось, чтобы здесь, у костра, оказалась Вита и чтобы неверные тени
бегали по ее лицу.
огонь. Ошуюю и одесную от нее расположились Вита-горничная и
Вита-официантка. По лицам всех троих скакали быстрые тени. Калинов
разглядывал лицо жены. В неверном свете догорающего костра оно казалось
ему незнакомым, потерянным, забытым, у глаз резвились морщинки, рыжая
челка ниспадала на лоб, длинные ресницы луками загибались кверху. Какая-то
мысль колотилась Калинову в мозг, но он отогнал ее, замотал головой.
что-то сказать, но слов не находилось. Молодые Виты молчали тоже, но
вполне возможно, что в этой мизансцене им была определена роль статисток.
Троица смотрелась, как мамаша с дочками: одинаковые волосы, одинаковые
глаза, одинаковые ресницы. Вот только... И тут Калинова как громом
поразило. До него вдруг ДОШЛО, что это не мать с дочерьми; до него ДОШЛО,
что и мать и дочери - это один и тот же человек. Он неожиданно для себя
увидел в этой сорокалетней женщине обеих молодых девиц. Конечно, время
замаскировало их в ней, но они тут присутствовали. Был в ней их голос, из
взгляд, их жесты, их желания, и все трое были - ОНА!
одну, и Калинов увидел в ней то, что давно перестал различать - ЖЕНЩИНУ.
Боже мой, подумал он, когда же рыжеволосая тростиночка с изумрудными
глазами превратилась для меня в привычную постельную принадлежность? Как
одеяло или наволочка... Ему вдруг захотелось сказать ей что-нибудь
особенное, такое, чтобы и она увидела в опытном, требовательном, уверенном
в себе самце того жизнерадостного парня, какого придумала себе четверть
века назад. И удивился, почему он сам ни с того ни с сего стал смотреть на
нее совсем другими глазами, ведь он-то ее себе не придумал, он видел ее
такой, какой она и была.
голографический проектор. А потом и костер задуло мощным неощутимым
порывом неприлетавшего ветра. И навалившаяся со всех сторон темнота
сказала ему: вокруг что-то изменилось. А может, не только вокруг, но и
внутри него... И вообще, главное в том, что все-таки похищения не было, а
было, по-видимому, "исчезновение по сговору между мнимой жертвой и
сообщником". Или сообщниками. И он будет не он, если не узнает причины
этого сговора. Пусть даже для решения проблемы ему придется проторчать в
Дримленде не один десяток лет. Земная жизнь, во всяком случае, сумеет его
подождать...
не против Виты!
наконец-то толкнулась к нему в сознание. Он вспомнил Аничков мост, бывший
когда-то исключительно важным для них обоих: возле одного из вставших на
дыбы коней Калинов-подросток назначал своей рыжей подружке свидания. Он
вспомнил, какой разной была Вита в их первые ночи - то дьявольски
распущенной, то пуритански-целомудренной, и он не знал, что ждет его в
очередной постельной игре, и это несло в себе особую прелесть и особое
удовольствие...
жизнь прошла перед ним - этап за этапом, событие за событием, желание за
желанием, - и причина его пребывания здесь стала ему совершенно ясной.
Кто-то - а кто, еще предстоит выяснить, - очень желал, чтобы он снова
влюбился в свою первую жену. И Калинов поразился, как же это до него не
доходило раньше. Ведь это и пацану было бы понятно, а уж если брать
опытного сорокалетнего повидавшего виды мужчину, непосредственно
связанного с работой спецслужб... Да уж, подобной толстокожести он от себя
никак не ожидал. Не зря говорят: близкое лучше видится на расстоянии. И
что имеем - не храним, потерявши - плачем... Он, правда, до сих пор и не
догадывался о какой-то потере. И даже похищение Марины не раскрыло ему
глаз. Изо дня в день он твердил себе, что одну женщину нельзя четверть
века любить одинаковой любовью - пылкая влюбленность перерастает в
обстоятельное, мудрое чувство... И вообще, раз она для него до сей поры
сексуально привлекательна, значит, он все еще любит ее. Вот так...
кощунственной. Он попросту обманывал себя, оправдываясь внешними
обстоятельствами. Причина же оказалась внутри... Любовь не бывает мудрой,
а секс без чувства и вовсе не любовь. Последние десять-одиннадцать лет его
чувство к Вите умирало, а он этого даже не заметил. Нет, иногда, конечно,
возникала такая мысль, но потом вдруг начинало казаться, что прима
по-прежнему дорога ему, что без нее ему стало бы плохо, что он бы
постоянно вспоминал о ней... И невдомек было, что так вспоминают старые,
изношенные, хоть и УДОБНЫЕ ботинки. И если новые хороши, если новые
красивы, то те лишь привычнее. ПРИВЫЧНЕЕ и ничего больше!.. Эх, господа,
любовь - величайшее благо, но любовь, ставшая привычкой, - это уже
величайшая МЕРЗОСТЬ. Наверное, потому они и несовместимы - любовь и
привычка, - и, наверное, потому любовь умирает, как только появляется
привычка. А потому боритесь в любви с привычкой, и что бы вы ни делали,
дабы победить ее, все будет только на пользу прекрасному чувству. Любая
крамола, любые отвергаемые ханжами выходки - если они способствуют
процветанию любви - да здравствуют!..
обратил их к себе, к своей собственной жизни. Воистину, врачу, исцелися
сам!.. Воистину, сапожник без сапог!
моею собственной женой. Вопрос, кому это нужно?.. Конечно, это нужно ей
самой. Наверное... Если она меня все еще любит... Зададим вопрос
по-другому: не "кому это нужно?", а "кто инициатор происходящих событий?"
И ответ "Вита" сразу же становится маловероятным. Потому что есть в
разыгрываемом спектакле понимание мужской психологии. Вита выстроила бы
все разыгрываемые сцены совершенно иначе. Впрочем, одна сцена была
срежиссирована ею - рыцарская схватка. Все остальное - не ее. Все
остальное - этих двух субчиков, Джоса и Медовика. Как бы они ни прятались
за покатые женские плечи, как бы не намекали на Витины желания, как бы ни
старались обвинить в происходящем его самого, Калинова... А вот с ними
можно поговорить и с позиции силы: не сахарные - не растают...
исчезла. Зато под мышкой появилась кобура с парализатором, а в кармане -
заряженный серебряными пулями пистолет. И Калинов понял, что волшебная
палочка начала наконец выполнять его желания. А стало быть, исполнится и
главное желание - взять за селезенку двух субчиков. Надо только
пожелать... И он пожелал.
серого тумана, стыковались друг с другом, тянули за собой из небытия
мебель и аппаратуру. Эти декорации не показались ему подходящими, и он
загнал их назад, в серую пелену. Тогда оттуда выплыла обстановка семейного
спортивного зала: шведская стенка, гимнастические снаряды, большой ковер,
на котором однажды ночью... Это тоже было явное не то. А потом из тумана
явился холм, обычный холм, заросший по-весеннему зеленой травкой. Этого
холма в своей жизни Калинов не помнил и потому согласился с подобной
сценической площадкой. Не пришлось долго ждать и актеров. Появились Джос и
Медовик, возлегли на травку а ля римские патриции.
заявил спокойно:
Доставалов Александр
Сертаков Виталий
Березин Федор
Махров Алексей
Роллинс Джеймс