из своей коляски раскаленную канистру. Канистра зацепилась за ремень
автомата, потом за мешок с остатками сухарной крошки, но Андрей все-таки
выволок ее и, зажав между колен, откупорил. Изя приплясывал рядом, держа
наготове две пластмассовые кружки.
поставил кружки на камень и рылся в своей коляске. - Тогда давай я свою
соль просто так съем, а потом водой запью.
Изи пакетик с солью и сказал:
как Изя морщится, давится, жадно протягивая руку к кружке, а потом
подсолил свою воду и стал ее пить маленькими скупыми глотками, не
испытывая никакого удовольствия, как лекарство.
осталось все, как было, без малейшего облегчения. Он приподнял канистру,
прикидывая. На пару дней, наверное, еще хватит, а потом... А потом еще
что-нибудь найдется, сказал он себе со злостью. Эксперимент есть
Эксперимент. Жить не дадут, но и подохнуть - тоже... Он бросил взгляд на
белое, пышущее жаром плато, расстилавшееся впереди, покусал сухую губу и
принялся устанавливать канистру обратно в коляску. Изя, присев, опять
перебинтовывал свою подошву.
место... Что-то я такого даже не припомню... - Он поглядел на солнце,
прикрывшись ладонью. - В зените, - сказал он. - Ей-богу, в зените. Что-то
будет... Да выброси ты к черту эту железяку, что ты с ней возишься?!
- напомнил он.
пятую неделю идем, и даже мух не видно...
нему как по асфальту - только колесики повизгивали. Но жара стала еще
страшнее. Белый камень швырял солнце обратно, и глазам теперь не было
никакого спасения. Пятки жгло, будто башмаков не было вовсе, а вот пыли,
как это ни странно, нисколько не уменьшилось. Если уж мы здесь не
загнемся, думал Андрей, тогда - жить нам вечно... Он шел сильно
сощурившись, а потом закрыл глаза совсем. Стало немного легче. Так вот я и
пойду, подумал он. А глаза буду открывать через каждые, скажем, двадцать
шагов. Или через тридцать... Гляну - и дальше...
было прохладно и полутемно, а вдоль стен стояли во множестве ящики
толстого картона, набитые почему-то разным скобяным товаром. Здесь были
гвозди, шурупы, болты любых размеров, банки с клеями и красками, бутылки с
разноцветными лаками, столярный и слесарный инструмент, завернутые в
промасленную бумагу шарикоподшипники... Съестного не нашлось ничего, но в
углу из обрезка ржавой трубы, торчащего в стене, текла и уходила под землю
тонкая струйка холодной невероятно вкусной воды...
подставляя кружку под струю. - Одно мне не нравится. Не люблю я, когда
людей делят на важных и неважных. Неправильно это. Гнусно. Стоит храм, а
вокруг него быдло бессмысленно кишит. "Человек есть душонка, обремененная
трупом!" Пусть даже оно на самом деле так и есть. Все равно это
неправильно. Менять это надо к чертовой матери...
бы было этот порядочек переменить. Только как? До сих пор все попытки
изменить это положение, сделать человеческое поле ровным, всех поставить
на один уровень, чтобы было все правильно и справедливо, все эти попытки
кончались уничтожением храма, чтобы не возвышался, да отрубанием торчащих
над общим уровнем голов. И все. И над выровненным полем быстро-быстро, как
раковая опухоль, начинала расти зловонная пирамида новой политической
элиты, еще более омерзительной, чем старая... А других путей, знаешь ли,
пока не придумано. Конечно, все эти эксцессы хода истории не меняли и
храма полностью уничтожить не могли, но светлых голов было порублено
предостаточно.
- это гнусно...
элита, владеющая судьбами и жизнями других людей, - это гнусно", - вот тут
я бы с тобой согласился. А элита в себе, элита для себя самой - кому она
мешает? Она раздражает - до бешенства, до неистовства! - это другое дело,
но ведь раздражать - это одна из ее функций... А полное равенство - это же
болото, застой. Спасибо надо сказать матушке-природе, что такого быть не
может - полного равенства... Ты меня пойми, Андрей, я ведь не предлагаю
систему переустройства мира. Я такой системы не знаю, да и не верю, что
она существует. Слишком много всяких систем было испробовано, а все
осталось в общем по-прежнему... Я предлагаю всего только цель
существования... тьфу, да и не предлагаю даже, запутал ты меня. Я открыл в
себе и для себя эту цель - цель моего существования, понимаешь? Моего и
мне подобных... Я ведь и говорю-то об этом только с тобой и только теперь,
потому что мне жалко стало тебя - вижу, что созрел человек, сжег все, чему
поклонялся, а чему теперь поклоняться - не знает. А ты ведь без поклонения
не можешь, ты это с молоком матери всосал - необходимость поклонения
чему-нибудь или кому-нибудь. Тебе же навсегда вдолбили в голову, что ежели
нет идеи, за которую стоит умереть, то тогда и жить не стоит вовсе. А ведь
такие, как ты, добравшись до окончательного понимания, на страшные вещи
способны. Либо он пустит себе пулю в лоб, либо подлецом сверхъестественным
заделается - убежденным подлецом, принципиальным, бескорыстным подлецом,
понимаешь?.. Либо и того хуже: начнет мстить миру за то, что мир таков,
каков он есть в действительности, а не согласуется с каким-нибудь там
предначертанным идеалом... А идея храма, между прочим, хороша еще и тем,
что умирать за нее просто-таки противопоказано. За нее жить надо. Каждый
день жить, изо всех сил и на всю катушку...
все-таки эта идея еще не моя!..
глаза и спросил испуганно:
стелилось над самым камнем, а двигалось сквозь все это. Навстречу.
Стоят. Наверное, тоже заметили... Опять ни черта не видно за проклятой
пылью.
подохнем...
глаз с неразборчивых теней впереди. Ч-черт, сколько их там, все-таки? И
сколько до них отсюда? Метров сто, что ли? Или меньше?.. Он ощупью нашарил
в коляске автомат, оттянул затвор и сказал Изе:
положив руку на кобуру. Видно было отвратительно. Пристрелит он меня,
подумал он об Изе. Прямо в затылок засадит...
смутный долговязый силуэт в крутящейся пыли. Есть у него оружие или нет?
Вот тебе и Антигород. Кто бы мог подумать?.. Ох, не нравится мне, как он
руку свою держит!.. Андрей осторожно расстегнул кобуру и взялся за
рубчатую рукоятку. Большой палец сам лег на предохранитель. Ничего, все
обойдется. Должно обойтись. Главное - не делать резких движений...
дернул сильнее, потом еще сильнее, потом изо всех сил. Он ясно увидел
резкое движение того, что шел ему навстречу (рослый, ободранный,
изможденный, до глаз заросший нечистой бородой)... Глупо, подумал он,
нажимая спусковой крючок. Был выстрел, была вспышка встречного выстрела,
был - кажется - крик Изи... И был удар в грудь, от которого разом погасло
солнце...
Наставника. - Первый круг вами пройден.
круге света лежала свежая "Ленинградская правда" с большой передовой под
названием: "Любовь ленинградцев к товарищу Сталину безгранична". Гудел и
бормотал приемник на этажерке за спиной. Мама на кухне побрякивала посудой
и разговаривала с соседкой. Пахло жареной рыбой. Во дворе-колодце за окном
вопили и галдели ребятишки, шла игра в прятки. Через раскрытую форточку
тянуло влажным оттепельным воздухом. Еще минуту назад все это было совсем