дружин. Сила собралась немалая, и подросшие за мирные годы отцова
правления молодые кмети, здоровые, сытые, румянолицые - чуялось, им и
мороз не в мороз! - радовали сердце.
хотел подтянуть бояр, перешибить лишние толки да пересуды, а теперь, когда
ратная сила собралась вся вкупе и узрела сама себя - неохватно глазу шли и
шли, заполонив все дороги вокруг Можая, - и он сам, и воеводы, и кмети
боярских дружин, и ратники городовых полков почуяли веселый озорной боевой
пыл, который восстает всегда от вида совокупного множества.
полки по домам.
и он слегка оробел, поняв, что теперь между ним и Марией уже не стоит
ничего и пришла пора - вместо тайных изводящих мучений, страстных снов и
немых разговоров с идеальною призрачной возлюбленной - посылать сватов в
Тверь.
Акинфова, Андрея Кобылу и Сорокоума. Василий, Андрей и Иван были с князем
на смотрах, и у всех, как, верно, и у него самого, с обветренных лиц еще
не сошла морозная краснина. На князя глядели весело. Смотр вновь сблизил,
растопивши лед недавних спл°ток и заглазных покоров. Здесь сидели сейчас
соратники, воины, связанные с князем своим мужскою преданностью в бою,
когда кметь грудью защищает боярина от стрелы вражьей, а боярин, забывши
нанесенные ему местнические обиды, кладет голову за князя.
принимал у себя Алексия. Пристоен был стол с дорогою рыбою, закусками,
моченою многоразличною ягодой, капустой, яблоками, восточными сластями и
вареным медом, пристойно и тихо ходили слуги, подавая блюда. Ясно и ярко
горели свечи. Приятное тепло струила красная изразчатая печь, и Андрей
Кобыла не удержался - с удовольствием приложил большие, помороженные
давеча длани к теплым изразцам. Отъели. Чинно отпили душистого меду,
сваренного с кореньями, травами, восточным перцем и имбирем. Слуги вышли,
притворив двери.
бороду, глядя в стол. Василий Протасьич ждал, тоже потупя очи. Михайло
глядел настороженно, все понимая и очень жалея князя своего. Иван Акинфич
взглядывал хитро то на Семена, то на бояр; прикидывал, верно, как
поворотит разговор.
с женою своею, Евпраксией, не жил я плотскою жизнью и девушкой отослал ее
к отцу, Федору Святославичу, на Волок!
от князя Семена такой прямоты! Он и сам приодержал речь. У него пересохло
во рту. Знали они, знали вс°! А сказать так вот, прилюдно, все одно сором!
Для всех сором и стыд! И для него тоже. А и не сказать нельзя было. Во
всяком разе - узел разрублен теперь!
Михалыча Тверского! (Бояре разом подняли и опустили взоры: об этом доднесь
тоже только еще шептались по углам.) Сим браком, тако мыслю, устрояется
вечный мир со Тверью и отлагается древнее наше нелюбие!
всего не в ней.
Александра Настасье и князю Всеволоду!
словно от долгой, хитро построенной речи. Вынул полотняный плат, отер лицо
и, стиснув плат в кулаке, замер, прямой, недвижный, холодно сожидая
решения избранных бояр.
на спине, рычал, изображая медведя, и юная княжна визжала и хохотала
одновременно, падала ему на спину, цепляясь тонкими ручонками за косматую
бороду боярина. Теперь Маша-Мария давно невеста, и лучшей партии, чем
великий князь володимерский, ей не найти.
на его родовых интересах: поди, можно будет воротить и те тверские села,
что были отобраны когда-то у него покойным Александром?
след, хотя и невесть как посмотрит на это дело Алексий. Его бы созвать на
совет!
трудом далась ему правда сия и сколь напряжен князь, почти что на срыве. С
какою надеждою и страхом сожидает он решения своих бояр! Надобно было
поддержать Семена Иваныча... Но третий брак! Но Феогност, но Алексий! Без
церкви такого дела никак не решишь! А наместника нету за столом, стало,
Семен Иваныч без его воли решает... Худо, ой, худо!
Князю, конешно, простительно многое, тем паче... Однако и обычай... К
патриарху бы нать, во Царьград! Охо-хо! Хо-хо! С Феогностом-то не
говорено, вот что худо! Може, передумат ищо?! Да не! Эвон как глядит! Пото
и созвал!
Андрея Кобылу да Алешку Босоволкова; тому честь велика, а Андрей с
Настасьей завсегда сговорит!
Андрей полез в потылицу, потом кивнул и расхмылил в улыбке толстые губы:
сполнять! Когды скажешь, тогды и поеду! А Алексея Петровича беспременно
нать созвать с собой, ето Сорокоум праведно надумал!
слов соглашаясь с Андреем.
противу. Бяконтовы - все, как Алексий. Афинея, Редегиных и Мину, скажем,
Сорокоум согласит. Акинфичи, те завсегда все заедино. Как Иван, так и
Морхиня с Федором. Дмитрий Лексаныч Зерно, пожалуй, станет возражать, да
один поопаситце... Василий Окатьич? С тем надобно мне сговорить! Ну, а как
великие бояра, так и городовые, так и прочие вси...
токмо единого не можем: за митрополита нам здесь никак не решить!
Акинфов.
по-прежнему сжимая кулаки. - Ты, Андрей, готовься, поедешь сватом во
Тверь! Алексея Петровича Хвоста созвать ко мне завтра из утра, поедете
вместе! А забота церковная - не ваша, бояре! - докончил он, вставая. - С
Алексием и с Феогностом перемолвлю сам!
дадут благословения на третий брак. Но Феогност уехал во Владимир и
воротится только на Святках. Алексий сейчас в Суздале, на Москве будет
после Рождества. Требовалось именно теперь отослать сватов, чтобы дело
получило огласку, стало прилюдным, чтобы с возвращением Феогноста стало
неможно поворотить назад.
противника Вельяминовых и главы всех недовольных единоначалием московского
тысяцкого, потому что ежели сватом поедет Алексей Хвост, то умолкнут
покоры и пересуды, стихнут недовольные давешним решением княжьим, а он -
он должен будет принять Босоволкова опять в думу и посадить рядом с
прочими, и древняя пря Босоволковых с Вельяминовыми возгорит с новою
силой... Ах! Она возгорит все равно! Босоволковым мирволит Иван, а пока
он, Симеон, жив, Алексею Хвосту все одно не сестъ на место Василья
Вельяминова! (Допустив Всеволода до тверского стола, он теперь сотворял
вторую уступку, чреватую грядущими смутами, ежели не кровью, и понимал
это, и - не хотел понимать ничего!)
празднично. Верно, изодел лучшие порты, был в бархате и бобровой чуге, с
золотою цепью на шее. Выглядел величественно. Семен давно не видал близко
Алексея Хвоста и подивил невольно сановитой осанистости боярина.
был и прям, и бесхитростен, и даже честен. Ежели Семен Иваныч дает ему
место в думе великокняжеской, сказал боярин, то и он не станет ждать
приезду владыки Феогноста.
Алексей Петрович наконец-то восстанавливался во всех прежних своих правах.
Боярин вышел, степенно поклонясь.
ладонями и так сидел недвижимо, чуя, как горячая кровь толчками ударяет в
сердце. Что еще должен содеять он на этом пути? Неужели Алексий прав?! Но
его уже несло, как камень, пущенный из пращи. Он должен был долететь до
конца или разбиться... Через два дня сваты уехали в Тверь.
великого князя на своем подворье со строгой властностью духовного судии.
Быть может, намеренно, дабы не остаться с князем с глазу на глаз,
Василенко Иван
Орловский Гай Юлий
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Шилова Юлия