Чтение 81–й страницы книги ~Гонители~

принял его дружеской доверительности. Поклонился ему не как отцу, как
повелителю.

- Могу ли я попросить о милости?

Помедлив, он с холодком сказал:

- Проси.

- Прошу милости не для себя. Мы взяли в плен младшего из сыновей
Тохто-беки. Он такой стрелок из лука, каких я не видел. Спроси у
Субэдэй-багатура. И молод.

- Это так,- подтвердил Субэдэй-багатур и неожиданно разговорился:-Он
поистине не знает, что такое промах. Где нам не попасть в корову, попадет
в коровий глаз.

Хан вспомнил, как гнался за хуланом, метал стрелу за стрелой - и все
мимо... Они радуются силе и твердости руки, зоркости глаза какого-то
недобитого врага, когда... Но об этом никому не скажешь. Досада росла в
нем.

- Что же ты хочешь для этого... как его?

- Для Хултугана. Сохрани ему жизнь, отец. Такие люди рождаются редко.

Досада переросла в неясную обиду. Хулан это почувствовала. Наклонилась
к Джучи.

- Не взваливал бы на плечи отца все несущие, лишние заботы.

- Стыдись, он твой соплеменник, меркит,- укорил ее Джучи.

На висках Хулан качнулись подвески с крупными рубинами. Вспыхнули уши,
стали ярче рубинов, но сдержанность не оставила ее.

- Тебе ли, Джучи, напоминать об этом?

- Тебе ли, женщина, встревать в разговор мужчин?

- Женщина создана для того, чтобы оберегать мужчин.

- И путаться под ногами, когда они того не желают.

Они говорили вполголоса, и со стороны все можно было принять за шутку.
Но хан видел, как ширится, углубляется непримиримость сына и Хулан. Гневно
приказал:

- Хватит!- Глянул на нойонов - они стояли, потупив взоры, будто
стыдились того, что слышали,- быстро-быстро пересчитал пальцы.- Джучи, для
вас, моих сыновей, я завоевал столько земель, покорил столько племен и
народов... И ты просишь... Не можешь обойтись без какого-то Хултугана,
сына врага нашего рода! Не будет милости! Самое лучшее место для врага - в
земле.

- Смилуйся, отец, ради меня!

- Ради тебя, ради всех моих сыновей и внуков я не знаю покоя, не даю
себе отдыха. Я думаю о том, как уничтожить врагов, ты, мой сын,- о том,
как сохранить им жизнь. Это негодное дело. Подумай о своем имени. Доброе
имя ищи - не найдешь, дурную славу скобли - не соскоблишь... Боорчу, скажи
кешиктенам, пусть они отправят Хултугана к его отцу и старшим братьям.

- Великий хан...

- Молчи, Боорчу, и делай что ведено!

- Отец, это жестоко... Ты жесток, отец!- Кровь отхлынула от лица
Джучи, страдальческие глаза стали большими - будто его самого приговорили
к казни.

В душе хана шевельнулось смутное сомнение в своей правоте, но он
отмахнулся от него: сомнение - удел людей слабых.

- Да, сын, я жесток. Но жестокость к врагу-милосердие к ближним.

Сын молча вышел из юрты.

VII

За городской стеной Хотана на просторной равнине шло торжественное
пятничное богослужение. Правоверные молились, обратив благочестивые лица в
ту сторону, где за горами, реками, пустынями была священная родина пророка
- благословенная Мекка. Над правоверными возвышался деревянный мимбар ',
на нем стоял Алай ад-Дин.

[' М и м б а р - кафедра для проповедей, амвон.]

Кучулук осадил коня перед мимбаром. Пыль из-под копыт серым облаком
покатилась на правоверных. За спиной Кучулука сопели кони его воинов.
Имам, лизнув палец, перевернул страницу Корана, метнул на Кучулука и его
воинов настороженно-враждебный взгляд. Уничтожением посевов вокруг Хотана
и Кашгара Кучулук принудил мусульман к покорности. Но они тайно и явно
уповали на хорезмшаха Мухаммеда... Несколько дней назад Кучулук потребовал
от Алай ад-Дина включить в хутбу свое имя. Старый гурхан вознесся в
райские сады, слушать песнопение ангелов, и теперь Кучулук был
единственным правителем остатков его владения, наследником его титула.

Имам отложил Коран, поднял к лицу сухие руки.

- О боже!- Слово вырвалось, как вздох.- Сделай вечными основы царства
и веры, подними знамена ислама и укрепи столпы неоспоримого шариата,
сохраняя державную власть великого, справедливого, великодушного владыки
народов, господина султанов, распространителя устоев спокойствия и
безопасности, дарителя благодеяний - того кто дает помощь рабам, больным,
того, кому дана помощь от неба, кому дана победа над врагами, кто
поддерживает правду, земной мир и веру - халифа Насира,- да сделает аллах,
которому слава, вечным его царство в халифате над землей и да увеличит его
доброту и благодеяния.

К концу чтения хутбы голос имама набрал силу, он раскатывался над
правоверными не смиренной просьбой, а грозным предостережением.

- Я не слышал своего имени,- сказал Кучулук,- Может быть, ты произнес
его слишком тихо?

- Твоего имени я не произносил.

- Почему, достойный?

- Законным государем и правителем может быть только тот, чью власть
освятил своим соизволением наместник пророка - халиф.

Имам говорил с ним как с учеником медресе, ровным голосом, но из глаз
не уходила враждебная настороженность.

- Ваш халиф далеко. Ты, имам, узаконишь мою власть над правоверными.

- Я этого не сделаю.

- Найду другого имама.

- Другой тоже не сделает. Это право принадлежит халифу. Никому более.

- Тогда ты поедешь в Багдад и возвратишься с соизволением халифа.

- Я не поеду в Багдад. И халиф не даст тебе своего соизволения.

- Зачем, достойный, упрямишься? Ты видишь, я терпелив. И ты знаешь: я
настойчив.

- Мы напрасно тратим время. Правоверными не может править неверный. Ты
надел на нас ярмо покорности, но наши души тебе не облачить в одежды
лицемерия.

- Я хорошо понял тебя, имам. Правоверные не могут быть подданными
неверного. Тогда мне остается одно: обратить подданных в свою веру или
веру моей жены, дочери гурхана.

- Твоя вера и вера твоей жены есть заблуждение ума человеческого.

- Ты лжешь, имам!- Кучулук привстал на стременах.- Эй, вы, поклонники
пророка Мухаммеда! Слушайте меня, вашего правителя и повелителя. Я
утверждаю: ваша вера - обман. За сотни лет до вашего Мухаммеда бог послал
на землю Христа. Разве не так? Разве об этом не сказано в чтимой вами
книге? Подтверди, имам, если ты честный человек.

Имам молчал, прижимая к груди Коран с потрепанными, побитыми углами.

- Молчишь? Да и что ты можешь сказать! Бог один, и ему не для чего
отправлять людям одного за другим своих посланцев. Ваш Мухаммед сам себя
возвел в пророки. Я спрашиваю вас: если ваш пророк обманщик - кто вы, его
последователи? Вы не правоверные, вы легковерные. Пусть любой из вас
подойдет и докажет мне, что я говорю неправду.

Мусульмане смотрели на Кучулука с гневом и страхом. Нижняя челюсть у
имама отвисла, в сивой бороде темнел провал рта. Такого богохульства он,
неверное, в жизни не слышал.

- Сказано: люди - или ученые, или ученики, остальные - невежды и
варвары. Да простит тебе аллах твое неведение.

- Вы не хотите спорить? Тем хуже для вас. Вашу лживую веру я запрещаю.
Отныне никто не посмеет напяливать на голову чалму, возносить молитвы по
Корану. Молитесь, как молятся почитающие Будду или Христа. Замеченный в
нарушении моего повеления будет наказан: в дом поселю воинов - кормите и
одевайте.

Крики возмущения заглушили его слова. Кучулук выхватил из рук имама
Коран, разорвал его, бросил на землю.

- Будь ты проклят! Пусть прах засыплет твой поганый язык!- крикнул
имам.

Воины накинулись на толпу. Засвистели плети. Кони сбивали и топтали
людей.

Разогнав верующих, Кучулук велел распять имама на дверях медресе.
Крутость устрашила мусульман, но не прибавила, скорее убавила число
сторонников Кучулука. И когда к его владениям подошел Джэбэ с двадцатью
тысячами воинов, мусульмане не подумали защищать свои города и селения,
хуже того - они начали нападать на воинов Кучулука. О сражении с монголами
нечего было и думать. Он отступал, и его войско таяло, как снег под жарким
солнцем. С ним остались только найманы, но их было слишком мало...

...Усталые кони медленно поднимались в гору. На безоблачном небе гасли
звезды, разгоралась яркая, кроваво-красная заря. Рядом с Кучулуком дремала
в седле Тафгач-хатун. Ее маленькие руки вцепились в переднюю луку седла,
голова клонилась на грудь. Кучулук потряс ее за плечо.

- Упадешь.

Она встряхнулась, потерла ладонью припухшие глаза, виновато улыбнулась.

- Не могу больше.

- Сейчас остановимся. Наши кони устали больше, чем мы.- Он оглянулся.
Воины тащились за ним без всякого порядка, многие дремали.- Нам, кажется,
не уйти.

Тафгач-хатун испуганно глянула на него.

- Настигнут?