бы не опомнившись и не сообразившись, - и вся мебель, и все... все
хозяйское. И они очень добрые, и дети тоже ко мне часто ходят...
заикается, а как будто не все выговаривает. Она добрая, очень. А он бывший
дворовый человек. А детей семь человек... и только старший один заикается,
а другие просто больные... а не заикаются... А вы откуда про них знаете? -
прибавила она с некоторым удивлением.
про то, как вы в шесть часов пошли, а в девятом назад пришли, и про то, как
Катерина Ивановна у вашей постели на коленях стояла
впереди идет. И точно как будто он. Я хотела уж зайти к Катерине
Ивановне...
посмотрела на него Соня.
вдруг руки. - Ах! вы ее... Если б вы только знали. Ведь она совсем как
ребенок... Ведь у ней ум совсем как помешан... от горя. А какая она умная
была... какая великодушная... какая добрая! Вы ничего, ничего не знаете...
ах!
руки. Бледные щеки ее опять вспыхнули, в глазах выразилась мука. Видно
было, что в ней ужасно много затронули, что ей ужасно хотелось что-то
выразить, сказать, заступиться. Какое-то ненасытимое сострадание, если
можно так выразиться, изобразилось вдруг во всех чертах лица ее.
так что ж? Вы ничего, ничего не знаете... Это такая несчастная, ах, какая
несчастная! И больная... Она справедливости ищет... Она чистая. Она так
верит, что во всем справедливость должна быть, и требует... И хоть мучайте
ее, а она несправедливого не сделает. Она сама не замечает, как это все
нельзя, чтобы справедливо было в людях, и раздражается... Как ребенок, как
ребенок! Она справедливая, справедливая!
покойник на похмелье к вам же ходил просить. Ну, а теперь вот что будет?
говорила сегодня, что отказать хочет, а Катерина Ивановна говорит, что и
сама ни минуты не останется.
взволновалась и даже раздражилась Соня, точь-в-точь как если бы
рассердилась канарейка или какая другая маленькая птичка. - Да и как же ей
быть? Ну как же, как же быть? - спрашивала она, горячась и волнуясь. - А
сколько, сколько она сегодня плакала! У ней ум мешается, вы этого не
заметили? Мешается; то тревожится, как маленькая, о том, чтобы завтра все
прилично было, закуски были и все... то руки ломает, кровью харкает,
плачет, вдруг стучать начнет головой об стену, как в отчаянии. А потом
опять утешится, на вас она все надеется: говорит, что вы теперь ей помощник
и что она где-нибудь немного денег займет и поедет в свой город, со мною, и
пансион для благородных девиц заведет, а меня возьмет надзирательницей, и
начнется у нас совсем новая, прекрасная жизнь, и целует меня, обнимает,
утешает, и ведь так верит! так верит фантазиям-то! Ну разве можно ей
противоречить? А сама-то весь-то день сегодня моет, чистит, чинит корыто
сама, с своею слабенькою-то силой, в комнату втащила, запыхалась, так и
упала на постель; а то мы в ряды еще с ней утром ходили, башмачки Полечке и
Лене купить, потому у них все развалились, только у нас денег-то и
недостало по расчету, очень много недостало, а она такие миленькие
ботиночки выбрала, потому у ней вкус есть, вы не знаете... Тут же в лавке
так и заплакала, при купцах-то, что недостало... Ах, как было жалко
смотреть.
усмешкой Раскольников.
я знаю, вы последнее сами отдали еще ничего не видя. А если бы вы все-то
видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да на
прошлой еще неделе! Ох, я! Всего за неделю до его смерти. Я жестоко
поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах как теперь целый день
вспоминать было больно!
говорит: "прочти мне, говорит, Соня, у меня голова что-то болит, прочти
мне... вот книжка", у Лебезятникова, тут живет, он такие смешные книжки все
доставал. А я говорю: "мне идти пора", так и не хотела прочесть, а зашла я
к ним, главное чтоб воротнички показать Катерине Ивановне; мне Лизавета,
торговка, воротнички и нарукавнички дешево принесла, хорошенькие, новенькие
и с узором. А Катерине Ивановне очень понравились, она надела и в зеркало
посмотрела на себя, и очень, очень ей понравились: "подари мне, говорит,
их, Соня, пожалуйста". Пожалуйста попросила, и уж так ей хотелось. А куда
ей надевать? Так: прежнее, счастливое время только вспомнилось! Смотрится
на себя в зеркало, любуется, и никаких-то, никаких-то у ней платьев нет,
никаких-то вещей, вот уж сколько лет! И ничего-то она никогда ни у кого не
попросит; гордая, сама скорей отдаст последнее, а тут вот попросила, - так
уж ей понравились! А я и отдать пожалела, "на что вам, говорю, Катерина
Ивановна?" Так и сказала, "на что". Уж этого-то не надо было бы ей
говорить! Она так на меня посмотрела, и так ей тяжело-тяжело стало, что я
отказала, и так это было жалко смотреть... И не за воротнички тяжело, а за
то, что я отказала, я видела. Ах, так бы, кажется, теперь все воротила, все
переделала, все эти прежние слова... Ох, я... да что!.. вам ведь все равно!
Раскольников, помолчав и не ответив на вопрос.
обе руки, как бы упрашивая, чтобы нет.
повторяла она.
голову. Видно было, что эта мысль уж много-много раз в ней самой мелькала,
и он только вспугнул опять эту мысль.
Корнев Павел
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Посняков Андрей
Лукин Евгений