не есть ни эмпиризм, ни рационализм", а что-то третье. Понять это в условиях
общеевропейского гносеологического дуализма - дело, действительно, нелегкое.
стороне бытия, необходимо прибавить следующее. Как огонь содержит в себе не
только материю, но и нечто формальное, а именно структуру, так и Логос
содержит в себе нечто материальное, но притом материальное, опять-таки
структурно организующее и структурно организованное. Недавно появилась
ценная работа66, отождествляющая учение Гераклита о Логосе с понятием меры.
Г.С.Кирк тоже считает, что в гераклитовском Логосе необходимо выдвигать
cтруктурный момент и что самый Логос у Гераклита есть только более общая
сторона упорядоченности вещей. Самый этот термин "Логос" Г.Кирк предлагает
переводить как "формула вещей", находя, что этот перевод больше
характеризует структурную сторону Логоса, чем его полное отождествление с
мерой. И действительно, Логос, во-первых, есть единство вещей (В 50);
во-вторых, это всеобщность вещей (В 2), присущая вещам настолько глубоко,
что логос является "мировым порядком, тождественным для всех" (В30);
в-третьих, эта всеобщность является законом существующего (В114), определяя
собою каждую вещь (В 1) и определяя собою равновесие всех вещей (В31). Когда
огонь перешел в землю, он количественно уменьшился в космосе, зато появилась
земля; а когда земля перешла в воду или когда оба эти элемента возвратились
опять к огню, мы везде в этих случаях имеем количественную регуляцию огнем
всего сущего и постоянное поддержание космического равновесия через огонь67.
Кирк совершенно прав, когда толкует гераклитовский Логос прямо как
"квантитативную материальную пропорцию" или как "квантитативную
регулярность" всего происходящего в мире. Таким образом, гераклитовский
Логос занимает важное место именно в истории античной эстетики.
формальной стороне изображаемого им бытия. "Мышление обще у всех" (В 113).
Но Гераклит вовсе не хочет останавливаться на этой всеобщности. "Мудрость
заключается в одном: познавать мысль как то, что правит всем через все" (В
41). Это dia panton, "через все" Маковельский неточно переводит "во всем".
Гераклит вовсе не хочет сказать, что "единое мудрое" управляет чем-то
другим, что не есть оно само. Это мудрое, правда, в известном смысле
"отрешено" от всего (В 108). Но это в том же самом смысле, как отрешены друг
от друга огонь, прочие стихии, логос, мера и т.д. Это - просто разные
стороны одного и того же. И "управлять всем через все" (durch alles,
Рейнгардт; through all Кирк; a travers tout, Рамну, auf alle Weise, Дильс) -
это есть единственно возможное для Гераклита понимание его вечной мудрости,
не отделенной от материи, а, наоборот, в ней-то и находящей свое реальное
осуществление. Таким образом элементы структурного понимания Гераклит
проявляет и в этих терминах, пока еще очень далеких от позднейшей
абстрактной теории. Еще больше в этом убеждают тексты Гераклита, в которых
содержится термин "закон" (см. выше в таблице). Везде мы находим здесь
взаимную имманентность общего и единичного. Это структурное равновесие
космоса и есть то, в чем заключается центральный пункт эстетики у Гераклита.
Равновесие заключается в том, что чем больше в космосе огня, тем меньше
других веществ, в которые он переходит, а чем меньше этих веществ (земли,
воды), тем больше в космосе огня. Кроме того, равновесие в космосе нужно
понимать и стабильно.
на то, что здесь перед нами эстетика такого континуума, в котором совпадают
не только элементы вещей, но и сами вещи, и в котором тем не менее они все
же остаются самими собой, так что в космосе благодаря этому образуется вечно
подвижное и становящееся, но в то же время структурно оформленное,
ритмическое равновесие. Изучив предложенные выше тексты из Гераклита, мы
убеждаемся, что структурность всего сущего по Гераклиту есть самое главное,
что он в нем находит. Это подтверждает и анализ тех терминов, которые
указаны выше под рубрикой "выразительный образ". Детальное обследование этих
текстов было бы весьма кропотливым делом. Но читателю необходимо самому
убедиться в этой подвижной структурности континуума, которая обращает на
себя внимание почти во всех космических фрагментах Гераклита. Это - не
поэзия и не мифология, но уже эстетика. Когда мы, например, читаем, что
"всем правит молния" (В. 64), то ведь молния, как всем известно, есть нечто
неожиданное, светлое или даже ослепляющее, мгновенное и по своей силе
чудовищное, во всяком случае стихийное. И вот говорится, что такая стихия
"всем правит". Разве можно понять это совмещение стихийности и
целесообразности вне всяких эстетически-структурных функций? То же самое
нужно сказать и о войне, как об отце и управителе всего существующего. То же
самое нужно сказать и о реке, в которой, кроме чистого и алогического
становления еще можно находить многое другое, что превращает эту непрерывную
текучесть в структурно-размеренное целое.
"судьба" и т.д. В частности, относительно понятия бога у Гераклита мы
указали бы на обстоятельное исследование Г.Френкеля (Ук. соч., стр. 237 -
250), где, правда, не говорится прямо о структурном характере этого понятия,
но зато дается правильное освещение вопроса об отношении бога к миру у
Гераклита и где очень четко устанавливается ж тождество бога с миром явлений
и их относительное различие, так это единственным принципом такой теологии
только и может быть структурное равновесие чувственного мира с самим собой.
поэтические, хотя поэзии в них и достаточно. То, что поэтично в нашем
современном смысле этого слова, не является ни научной теорией, ни
философским построением и тем более не требует никакого мифологизирования,
т.е. субстанциально-демонического и буквального реализма поэтических
образов. Совсем другой стиль и смысл поэтической образности у Гераклита.
понимать иначе, как только поэтически, хотя здесь еще возможен философский
смысл. Но вот другие три подлинно гераклитовских образа - "лира", "лук и
стрелы" и "дитя играющее" - уже все понимают как чисто "поэтические", т.е.
как очень красивые, невзирая на то, что сам Гераклит (по крайней мере, в
отношении первого) дал совершенно непоэтическую интерпретацию.
новые стихии, вещи, души, миры - все это бурлящее бытие и мировая жизнь, в
которой царит борьба, раздор, война, противоречие, вечный хаос. Последний
рождает из себя все оформленное и сам же его поглощает. В борьбе, в войне
напрягаются противоречивые вещи. Каждая проявляет свою силу и хочет отнять
силу у другой. По Гераклиту, это-то и есть настоящая красота, то, что
излучает красоту, исторгает ее звуки и что звучит, как прекрасный
инструмент. Так возникает образ лиры, инструмента, на который натянуты
струны, т.е. на котором прекрасные звуки издаются благодаря противоположным
тенденциям, благодаря борьбе противоположных сил, действующих на каждую
струну. Можно ли после этого считать образ лиры у Гераклита поэтическим и
нефилософским?
злое и доброе самопротивоборство, эта абсолютная жизнь мира, несет в каждом
своем моменте и гибель, уничтожение, смерть. Процесс жизни есть и процесс
смерти, - это знают даже наши биологи. Процесс смерти есть тоже процесс
биологический, т.е. процесс жизни. Распавшиеся элементы живого организма не
умерли, а только перешли в новые соединения. И вот у Гераклита возникает
образ лука и стрел. Лук - тоже орудие, построенное на принципе борьбы
противоположных сил. И он тоже, как и жизнь вообще, есть начало смерти.
"Луку имя жизнь68, а дело его - смерть". Ясно, что образ лука и стрелы у
Гераклита - это не только поэтический образ, но и философема.
подчеркивает в образах лиры и лука момент напряженности. Однако, здесь
следует обращать внимание не только на видимую форму лука и лиры, не только
на момент натягивания тетивы или струн, но и на эффективный результат этого
натягивания. Лук стреляет и попадает в цель, а лира издает звуки. Если
момент натягивания и можно было бы считать пифагорейским, то указание на
обратное действие, ведущее к попаданию в цель или к появлению звука,
принадлежит собственно Гераклиту. Впрочем, в этом смысле Гераклит выразил,
пожалуй, общегреческую идею, потому что греческий глагол hamartanz -
"ошибаться" буквально означает "не попадать в цель". Соответственно и
существительное hamartia - "ошибка", "непопадание в цель", по Аристотелю
(Poet. ХIII, 1453а 10), играет главную роль в трагедии.
фрагмент (В52) гласит: "Вечность есть дитя, играющее, которое расставляет
шашки: царство [над миром] принадлежит ребенку". 1). Здесь подчеркивается,
прежде всего, момент неразумия, царящего в мире и управляющего всем миром,
учение о принципиальной хаотичности и случайности, исключающей всякое
разумное устроение мира. 2). Однако, этот злой, неразумный, слепой хаос
здесь представлен как игра в шашки, т.е. как замысловатая творческая
целесообразность, как разумное и сознательное построение. Ведь можно,
например, на картине изобразить грозное, бушующее море и гибель корабля. Это
будет торжество безумной стихии, в которой тонет все человеческое, уютное,
размеренное и разумное. И тем не менее картина эта будет созданием светлого
творческого ума, целесообразно и сознательно применившего разнообразные
методы искусства для ее создания. Так и гераклитовский огненный хаос есть
игра, очень глубокая и замысловатая, талантливая и дальновидная, подобная
нашей игре в шашки. 3). Наконец, эта игра мирового хаоса с самим собою есть
нечто совершенно природное, естественное, безболезненное, невинное и чистое.
Она отнюдь не результат космического грехопадения, как учит иудаизм и
христианство; не результат внутреннего надрыва, пессимизма, артистического
демонизма, которым любили блеснуть художники нового времени. Это - вполне
естественное состояние мира, вполне безобидное и невинное, чистое и даже
милое, улыбчивое. Злой мировой хаос, сам себя порождающий и сам себя
поглощающий, есть в сущности только милые и невинные забавы ребенка, не
имеющего представления о том, что такое хаос, зло и смерть.
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Доценко Виктор
Никитин Юрий
Муркок Майкл
Березин Федор