такими, какими были: два старика, которых уже караулит смерть и
у которых нет ничего общего, кроме мимолетного воспоминания в
прошлом, да и оно принадлежит не им, а двум уже исчезнувшим
молодым людям, которые вполне могли быть их внуками. Она
подумала, что он пришел убедиться наконец в нереальности своей
мечты, и в таком случае его дерзость была извинительна.
тем, она принялась задавать ему незатейливые вопросы о
пароходах. Невероятно, но оказалось, что он, хозяин этих
пароходов, плавал по реке всего один раз, много лет назад,
когда еще не имел к пароходству никакого отношения. Ей не были
известны причины того путешествия, а он душу бы отдал за то,
чтобы поведать об этом. Она тоже не знала реки. Ее муж не любил
андских краев, и нелюбовь свою прикрывал разными доводами: мол,
высота вредна для сердца, да еще, не ровен час, схватишь
воспаление легких, а местные жители так лицемерны, к тому же
вокруг столько несправедливости от политики централизма. И они,
объехавшие полмира, не знали собственной страны. Теперь в
долине реки Магдалена от селения к селению летал гидроплан
"Юнкере", точно огромный алюминиевый кузнечик-попрыгунчик, с
двумя членами экипажа, шестью пассажирами и мешками с почтой.
Флорентино Ариса заметил: "Просто летающий гроб". Ей, принявшей
участие в первом полете на воздушном шаре и не нашедшей в этом
ничего страшного, теперь с трудом верилось, что она когда-то
решилась на такую авантюру. Однако она сказала: "Нет, это не
так". И подумала, что это она изменилась, а не способы
передвижения.
аэропланов. А на столетии со дня смерти Освободителя она
увидела, как они летали очень низко и проделывали
акробатические трюки. Один такой аэроплан, черный, точно
огромная птица-гриф, пролетел, задевая крыши домов в Ла-Ман-ге,
оставил кусок крыла на соседском дереве и повис на
электрических проводах. Но даже и тогда Фермина Даса не
свыклась с существованием самолетов. И не проявляла к ним
любопытства настолько, чтобы отправиться в бухту Мансанилья,
где в последние годы стали садиться на воду гидропланы, после
того как таможенные баркасы разогнали рыбацкие каноэ и
прогулочные шлюпки, множившиеся день ото дня. И вот ее, старую
женщину, выбрали для того, чтобы поднести букет роз Чарльзу
Линдбергу, когда он прилетел с добровольческой миссией, и она
никак не могла взять в толк, каким образом ему, такому
большому, такому светловолосому, такому красивому, удалось
забраться в этот аппарат, похожий на мятую жестяную банку,
который два механика толкали в хвост, чтобы он поднялся в
воздух. Мысль о том, что какие-то самолеты, не намного больше
этого, могут перевозить восемь человек, никак не укладывалась у
нее в голове. А о речных пароходах она слышала, что плавать на
них - чистое наслаждение, потому что на них не бывает качки,
как на океанских, хотя их подстерегают более серьезные
опасности, например речные отмели или разбойничьи налеты.
легенды: на нынешних пароходах есть танцевальные салоны, и
каюты так же просторны и роскошны, как гостиничные апартаменты,
со своей ванной комнатой и электрическими вентиляторами, а
разбойничьих налетов не случалось со времен последней
гражданской войны. И еще он рассказал ей, испытывая при этом
удовлетворение и даже торжествуя, что прогресс этот главным
образом обязан свободе в речном пароходстве, которой
способствовал именно он, стимулируя конкуренцию: вместо одной
пароходной компании, как было раньше, теперь действуют целых
три, очень деятельные и процветающие. Однако стремительное
развитие авиации представляет реальную угрозу для всех. Она
попробовала успокоить его: пароходы будут существовать всегда -
не так уж много на земле сумасшедших, готовых залезать внутрь
таких даже с виду противоестественных аппаратов. И наконец,
Флорентино Ариса заговорил о достижениях почтовой связи, и с
точки зрения перевозки, и с точки зрения доставки, стараясь
построить разговор таким образом, чтобы она заговорила о его
письмах. Но результата не добился.
отошли от этой темы, когда вошла служанка и подала Фермине Дасе
письмо, только что доставленное специальной городской почтовой
службой, недавно созданной, которая таким же образом доставляла
и телеграммы. Как всегда, она никак не могла найти очки, чтобы
прочитать. Флорентино Ариса сохранял спокойствие.
депрессии после своего первого и незадавшегося позорного визита
к ней. В письме он просил извинения за то, что дерзнул прийти
без предупреждения, и отказывался от намерения прийти еще раз.
Он бросил письмо в почтовый ящик, не раздумывая, а когда
одумался, было поздно. Однако он решил, что не стоит объяснять
все так подробно, а попросил Фермину Дасу сделать одолжение -
не читать этого письма.
принадлежат тем, кто их пишет. Верно? Он сделал решительный
шаг. - Конечно, - сказал он. - Потому-то при разрыве первым
делом возвращают письма.
словами: "Жаль, что не смогу его прочитать, другие сослужили
мне добрую службу". Он захлебнулся от неожиданности - как это
вдруг она сказала так много - и проговорил: "Вы себе даже не
представляете, как я счастлив слышать это". Но она тут же
переменила тему, и больше ему не удалось вернуть ее к этому
разговору.
начали зажигать огни. Он чувствовал себя более уверенно, но и
лишних иллюзий не питал, поскольку ему были хорошо известны
своенравие и непредсказуемость поступков двадцатилетней Фермины
Дасы, и не было никаких оснований думать, что она изменилась. И
потому он лишь осмелился с искренним смирением спросить, нельзя
ли ему прийти еще раз, и снова удивился ответу.
одна.
предупреждения, и на этот раз она, не дожидаясь, когда подадут
чай, заговорила о том, как ей помогли его письма. Он ответил,
что это были не письма в прямом смысле слова, но страницы из
книги, которую ему хотелось бы написать. Она тоже так считала.
И потому собиралась вернуть их ему, если, конечно, он не
обидится, чтобы он нашел для них лучшее применение. Она стала
говорить, чем они стали для нее в трудную пору, и говорила об
этом с волнением, благодарностью и даже сердечной теплотой, так
что Флорентино Арнса отважился не просто на еще один
решительный шаг - он сделал сальто мортале.
слово: раньше. Она почувствовала: пролетел химерический ангел
прошлого - и попробовала уклониться. Но Флорентино Ариса пошел
дальше. "Я имею в виду раньше - в наших письмах". Это ей не
понравилось, и пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы
он не заметил ее недовольства. Но он заметил и понял, что
наступать надо с большим тактом, и благодаря своему промаху
увидел, что она осталась такой же суровой, как в юности, хотя и
научилась эту суровость подслащивать.
другие.
сказал он. - А вы? Вторая чашка чая застыла у нее в руках, и
глаза остановились на нем с укором, по ту сторону суровости.
исполнилось семьдесят два.
быстро и решительно, как стрелу, но тяжесть одолела его:
никогда еще он не выдыхался так от столь короткой беседы,
сердце ныло, каждый удар отдавался металлическим эхом в
артериях. Он почувствовал себя старым, печально-унылым,
ненужным, и так неудержимо захотелось плакать, что он не мог
вымолвить ни слова. Они допили вторую чашку в тишине,
изборожденной вещими предчувствиями, и первой заговорила она,
попросив служанку принести бювар с письмами. Он хотел попросить
ее оставить письма себе, - у него были копии, написанные под
копировальную бумагу, - но подумал, что такая предосторожность
может выглядеть неблагородно. Сказать было нечего. Прежде чем
попрощаться, он попросил разрешения прийти в следующий вторник
в это же время. Она спросила себя, следует ли ей быть столь
уступчивой.
пришел в следующий вторник в пять часов, а потом стал приходить
Акунин Борис
Андреев Николай
Корнев Павел
Березин Федор
Пехов Алексей
Соломатина Татьяна