Чтение 81–й страницы книги ~Анахрон-2~

заявлением: мол, бунтует раб, прошу оказать содействие в подавлении бунта...
Аська захохотала.
- Я Вавилычу объясняю, объясняю... Столько лет у нас с этим рабством боролись,
Царя-Освободителя грохнули... Как об стену горох! В общем, подрались они, Морж.
Вернее, Вавилыч Дидису ряху начистил. Мебель мне перевернули, ублюдки. Вавилыч
поостыл немного, я ему говорю: пойдем пройдемся, отдохнем, а завтра к Моржу
сходим, пусть Морж рассудит. Вавилыч свое: мол, буду я еще с рабом судиться, да
я его, падлу, повешу своими руками - и весь разговор. Я говорю: с ума, говорю,
сошел - живого человека за такую малость вешать! Да и то сказать, нет у нас
рабов, говорю тебе, уже сто лет как отменили это безобразие. И правильно,
говорю, отменили. В общем, пошли мы с Вавилычем гулять... Пиджак малиновый
добыли... А ты что скажешь, Морж?
Вавила поглядывал на аськины ноги с изумлением и восторгом - должно быть,
никогда прежде такого дива не видывал, - а на Дидиса - с тяжелой злобой.
Сигизмунд тоже поглядел на раба. Ишь ты, свободы захотел. Быстро же просек,
подлец, что нет в бывшей Стране Советов такого механизма, чтобы его, Дидиса, в
неволе удержать. Да, адаптивность потрясающая. Гибкость психологии на высоте.
Будущий штатный психолог школы выживания тупо смотрел в одну точку и тянул
сквозь зубы монотонную мелодию. На его битой роже застыло выражение
непоколебимого упорства.
В принципе Сигизмунд, конечно же, рабству не сочувствовал. Считал его гнусным
общественным установлением. И все детство мечтал поехать куда-нибудь в Анголу
бороться за права угнетенных.
И вот - факт, так сказать, упрямая вещь: налицо раб, а он, Сигизмунд,
сообразуясь с экономическими требованиями момента считает, что освобождать его
нецелесообразно.
Ибо...
Тараканобойный промысел скис окончательно и бесповоротно. "Морене" настал
закономерный карачун. Организация школы выживания уставом "Морены" не
предусмотрена. Вывод: "Морену" закрыть, перепрофилироваться, открыть новую фирму
с новым уставом. На все уйдет месяца два. Эти два месяца надо как-то прожить.
Единственный реальный источник доходов сидит сейчас с битой мордой под деревом и
ноет сквозь зубы. Как ни крути, а жить придется на рабские деньги. И освобождать
сейчас Дидиса - значит, поставить крест на грядущем процветании.
Как бы его все-таки удержать в рабстве? Так. Мысль Сигизмунда заработала в этом
направлении и очень скоро набрела на единственно правильное решение. Есть
социальный механизм, способный удержать Дидиса. И этот механизм будет запущен.
- В общем так, Аська. Через два месяца Дидиса освобождаем. Выдаем ему паспорт
наравне со всеми. Будет артачиться или, скажем, плохо работать, вздумает хамить
или бунтовать - всё, пусть идет на все четыре стороны. Не будет ему ни паспорта,
ни нашей любви и дружбы. Ну как?
Вавила заворчал: мол, добывал он Дидиса себе в рабы трудно - кровь за него
проливал; не на торжище, чай, прикупил, а в гуще кровавой сечи... Но в конце
концов согласился с мудрым решением Сигизмунда. Дидис тоже, вроде, немного
оттаял.
* * *
Сигизмунд сидел у себя в комнате, возле компьютера. Рядом притулилась Лантхильда
- Виктория добыла ей веретено, и Лантхильда увлеченно пряла из собачьей шерсти.
На кухне уже третий час разговаривали вандалы - аттила, Вамба и Вавила. Аську
аттила отослал - нечего, мол, женщине делать на совете воинов. Обиженная Аська
утащила домой и Дидиса - эксплуатировать.
Сигизмунд разложил на столе все уставы, по которым трудился последние десять
лет. За стеной снова горестно взревел Вавила - переваривал весть. Лантхильда
озабоченно поворачивала голову на голос, косилась на Сигизмунда и снова
возвращалась к прядению.
Четыре устава. Первый, еще допутчевый, отпечатан Натальей на пишущей машинке
"Украина". Буква "о" со щербинкой. Наталья печатала у себя на работе, неумело
тыча одним пальцем в клавиатуру.
Последний выведен на лазернике, красивые шрифты, оформлен титульный лист.
Навалились воспоминания - такие отчетливые, что Сигизмунд вдруг испугался: не
начал ли Анахрон очередное перемещение? Потянулся, взял Лантхильду за теплую
руку. Нет, здесь он, в комнате. Перечитывает уставы.
Впрочем, он помнил их почти наизусть.
Позвонили в дверь. Сигизмунд поднял глаза на часы. Боец Федор прибыл минута в
минуту.
На кухне замолчали. Прислушивались. Потом снова начали гомонить.
Упругой походкой, настороженно поводя глазами, Федор проник в комнату. Метнул
мгновенный взгляд в сторону Лантхильды.
- Дра-астис, - важно молвила Лантхильда.
Не отвечая, Федор опустился на краешек стула. Сигизмунд плюхнулся напротив него
на тахту. Помолчали. Сигизмунд откровенно забавлялся. Он почти ВИДЕЛ, какие
мысли ровным строем маршируют за федоровским лбом. Подозрения. Насчет него,
Сигизмунда. Подозрения, конечно, тотальные и самые страшные. Международный
наркобизнес, зомбирование, промышленный шпионаж, поставки оружия, чеченские
деньги. Как его, Сигизмунда, в это дело втянули - в принципе, неважно. Возможно,
компромат. Возможно, через эту белобрысую норвежскую девку.
Теперь - что делать ему, Федору. Надо как-то не засветиться. Не позволить себя
скомпрометировать. Вырваться из ловушки.
Из-за стены донесся душераздирающий вавилин стон и грозный рык аттилы. Что-то
глухо ударило в стену - похоже, аськин хахаль бился головой.
Федор ничем не выдал, что слышит. Только лицом закаменел.
- Ну что, Федор, чаю хочешь? - неловко спросил Сигизмунд.
- Спасибо, Сигизмунд Борисович, - отказался Федор. По всему было ясно, чего
опасается Федор: как бы наркоты какой-нибудь ему в чай не подсыпали. Чтобы потом
манипулировать.
Дождавшись, чтобы подозрительность Федора достигла апогея, Сигизмунд сказал:
- В общем так, Федор. Сядь удобней, расслабься. Приготовься молчать, слушать и,
главное, всему верить, потому что сейчас я расскажу тебе всю правду.
Федор приготовился умереть с честью.
* * *
Впервые в жизни Сигизмунд видел Федора растерянным. Наконец выговорил:
- А вы про это кому-нибудь еще... Сигизмунд Борисович... ведь как мошки сгибнем!
Свои же спецслужбы уберут...
- Еще двое знают, - сказал Сигизмунд, - но они в деле. Народ надежный. Там как в
могиле.
- Хорошо, если так... Нет, Сигизмунд Борисович, ну вот не верится! Машина
времени... Не бывает же...
- Вот и я еще зимой так думал. Но против фактов не попрешь. Нет, Федор, если бы
я соврать хотел, я бы что-нибудь поумнее придумал.
В душе Федора с новой силой вспыхнули подозрения.
- А может, это и есть хитрость, - пробормотал он.
- Ну что мне - перед иконой для тебя поклястся? - взорвался Сигизмунд.
В дверь неожиданно всунулся опухший от слез Вавила.
- Сигисмундс! Курит ест?
Федор поглядел на него с тяжким недоверием. Вавила в ответ царапнул
неприязненным взглядом водянистых голубых глаз.
- Лови! - Сигизмунд бросил Вавиле пачку.
Вавила скрылся. Федор проводил его глазами.
- Это и есть тот... древний?
- В общем, да. Идем, я тебя с ними познакомлю.
Сильно сомневаясь в том, что это необходимо, Федор тем не менее храбро двинулся
в самое логово.
Вандальское совещание уже выдохлось. Монотонно гудела вытяжка. В углу,
нахохлившись, сидел Вавила - нелепый в куцом малиновом пиджаке, несчастный и
потный. Вамба был зеленоват - ему не следовало так много курить.
Валамир восседал на самом видном месте, выпрямив спину и откинув голову. Длинные
седые волосы он заплел в две косы, однако бисерным хайратничком не пренебрег -
видать, нравилось. Помешивал ложечкой чай, хмурился.
При виде папаши Валамира Федор задохнулся. Сигизмунд понимал, почему. Все
остальное могло вызывать сомнения - но только не этот старик. В подлинности
аттилы не усомнился бы и Фома неверующий.
Взгляд старика остановился на Федоре. Сигизмунд, движимый каким-то наитием,
прошипел Федору на ухо:
- Поклонись.
Федор неожиданно ловко поклонился. Сигизмунд запоздало сообразил: в церкви
насобачился.
Аттила одобрительно хмыкнул.
Сигизмунд представил своего подчиненного:
- Зата ист Тьюдар. Ист унзара манна. - И Федору: - А это, Федор, мой тесть,
Валамир.
- Что - так и называть "Валамир"? - смутился Федор. - Неудобно как-то, пожилой
все-таки человек...
- Привыкай. В Европе это принято - по имени.
- Мы в России, - строго сказал Федор. - Мы не в Европе.
- Ну, если тебе так хочется - то Валамир Гундамирович.
Краем глаза Сигизмунд заметил, что Вавила, осушив слезы, с неподдельным
интересом разглядывает армейские пятнистые штаны Федора, и понял: школе
выживания - быть.
* * *
Когда Федор уходил, глаза у него были совершенно шалые. Сигизмунд не ожидал, что
боец оправится так быстро. Однако Федор явился к Сигизмунду уже на следующий
день, имея в руках тощую голубую папочку, куда были подшиты два листочка,
исписанные ровным округлым федоровским почерком. Листочки содержали предложения
Федора по организации структуры будущей фирмы.
Текст нес на себе отпечаток того же мельтешения мыслей, которое одолевало
Сигизмунда два дня назад, когда его впервые постигло сатори.
Федор скромненько выложил папочку перед Сигизмундом, сел, сложив руки,
проговорил:
- Это, конечно, так - наброски, предложения, так сказать, Сигизмунд Борисович...
- И пока Сигизмунд просматривал листки, с жаром продолжал: - Я ведь, Сигизмунд