пересекла потолок, стекала на коврик со свисающей с кровати руки. Она видела
спину Никиты, опустившегося на колени и навалившегося всем телом на кровать,
закрывая собой лежащего.
монотонный, перемежаемый влажными вздохами шепот Никиты:
простить мне Ольгу - ты понимал, что так надо, что без престижной жены мне
ничего не светит. И гаденыша Сайянта ты простил... когда из-за этого
шоколадного провокатора меня вытурили из Вены. Тогда все отвернулись от
меня, я потерял работу, семью, доброе имя. И только ты принял меня,
поддержал... И потом в трудную минуту ты всегда был рядом, а я... Я
отталкивал тебя, унижал, оскорблял, помнишь? Прости меня, прости... Я
недостоин прощения, я понимаю. Помнишь, как я лгал тебе, уверяя, что Татьяна
нужна мне как ширма... Ты говорил, что эта ведьма околдовала меня, крадет
меня у тебя. Ты плакал, молил. И тогда я ударил тебя. В первый раз. А потом
бил еще и еще... Прости, прости меня, Юрочка, милый, единственный мой...
отказывалась принимать этот ужас.
что-то, сначала невнятно, потом все отчетливей и громче, чуть ли не срываясь
в крик:
воскресни!
сверкающий предмет.
сложилась пополам и откатилась на площадку. Никита рванулся в глубь
спальни...
упала, мгновенно поднялась, отшвырнула во тьму туфли и, чуть припадая на
ногу, выбежала на улицу.
столб мужик в ватнике.
перекрестился.
на Москву, человек пять. Кассирша, гремя ключами, запирала свое хозяйство. И
тут что-то ударило в дверь павильончика снаружи, та с треском распахнулась и
на пороге появилась Таня - босая, растрепанная, без шапки, в расстегнутой
шубейке, за ней волочился потяжелевший от крови подол блестящего парчового,
платья. Ожидающие поезда вскочили. Окинув безумным взором комнатку, она
рванулась к светящемуся окошечку.
в белое лицо кассирши:
III
дождем, почти касаясь склоненных голов, покрытых серыми капюшонами. Фигуры в
бесформенных балахонах сидели вокруг горизонтально поставленного и медленно
вращающегося колеса. На поверхности колеса от одной сгорбленной фигуры к
другой перемещались предметы, и каждая фигура, исполнив с одним предметом
определенную операцию, бралась за другой. К Тане эти предметы попадали в
виде черных дисков величиной примерно в половину ладони. Она снимала с
колеса подъехавший диск, опускала тряпку в едкий белесый порошок и
принималась натирать верхнюю поверхность диска, пока она не начинала тускло
блестеть и на ней не проступали непонятные слова: "SCRIVNUS REX IMPERAVIT".
Тогда она клала диск на колесо и бралась за следующий. Она не знала, как и
когда попала в это запредельно унылое место, не знала, что это за место и
кто окружает ее. Изредка, подняв голову, она осматривалась, но видела лишь
колесо, склоненные головы, скрытые капюшонами, да низкий ветхий брезент, с
которого капали просочившиеся капли. Одно она знала твердо: надо выполнять
работу, не отвлекаться, не задумываться, не выпадать из общего тягучего
ритма, ибо наказание будет неминуемым и страшным. Ей было... ей было никак.
Не было никаких чувств, кроме смиренной тоски и всеподавляющего чувства
страха перед тем, что произойдет с ней, если она допустит малейший сбой. Да
еще неприятное, колючее ощущение грубой ткани балахона, надетого прямо на
голое тело. Вот заблестел под ее огрубевшими руками еще один диск, значит,
пора брать другой. Иногда она принималась считать начищенные ею диски, но
очень скоро сбивалась со счета, да и смысла в нем не было, потому что дискам
не было конца и потому что она не знала, что будет, когда она досчитает до
какого-нибудь заветного числа, и боялась того, что будет, потому что здесь
все изменения могли быть только к худшему.
медленно поднималась стройная и неярко светящаяся фигура воина. Сначала
показался высокий шлем, гордая голова, плечи, прикрытые металлическими
наплечниками, круглый щит... Последними - мускулистые ноги в высоких
сандалиях. Над колесом во всей красе возвышался центурион, в котором Таня с
дрожью узнала Никиту. Одна рука его держала щит, а другую он поднял высоко
над головой. В поднятой руке появилось ослепительно голубое копье и
стремительно завращалось, оставляя в полумраке огненный круг. Вращение
ослабевало, и вот копье замерло в руке центуриона. Его наконечник указывал
на Таню.
получила ни одного нарекания... Губы центуриона тронула надменная усмешка.
Божественного Цезаря Скривнуса, Повелителя Первого Круга... Так и быть,
пусть его копье выберет другую. Ты увидишь, что это ничего не изменит.
острием на другой край шатра, на одну из сгорбленных фигур в балахоне.
Пронзительный голубой свет чуть не ослепил ее. Копье указывало на нее.
крикнул он, и фигуры послушно подняли головы. - Капюшоны снять!
каждом лице Таня узнала саму себя.
плотный обод колеса, взял ее за руку. - Идем со мной. Божественный Скривнус,
Повелитель Первого Круга, приглашает тебя на обед.
Они оказались в бескрайней волнистой глиняной пустыне, под серым дождливым
небом.
волоча ее за собой.
глине. Она падала чуть ли не на каждом шагу. Центурион терпеливо дожидался,
когда она встанет, потом снова брал ее за руку и вел дальше.
расстоянии веяло жутью.
корабль Божественного Скривнуса, Повелителя Первого Круга. Смотри.
черной водой. Точка стала расти, обретать форму, и Таня разглядела в ней
высокий трехмачтовый корабль с черными парусами. На грот-мачте развевался
черно-алый флаг, при взгляде на который ее обдало нестерпимым холодом.
Скривнус всемогущ и может, в пределах Первого Круга, пребывать одновременно
везде - и в своем дворце, и в императорской каюте Черного корабля, и в сером
небе, и во мне, и в тебе, и в этом вот щите.
завороженно смотрела на полированную поверхность щита. По обводу щита
проступили хорошо знакомые ей буквы "SCRIVNUS REX IMPERAVIT", а в самом
центре появилась мертвая голова с огромными незрячими глазами и плотно
сжатыми губами.
ужасом поняла, что голова разговаривает перерезанным горлом. - Мы,
Божественный Скривнус, и прочая, и прочая, ждем тебя на обед. Надеюсь, ты
сумеешь доставить наслаждение нашему божественному желудку. Хе-хе-хе!
Каменистый Артем
Бажанов Олег
Орлов Алекс
Корнев Павел
Василенко Иван
Круз Андрей