— Это я приказал никого не выпускать из замка, — бросил генерал-майор.
— Но по какому праву? — возмутилась Мария-Луиза, продолжая обращаться к Генриху.
— Простите! Прошу познакомиться — мой тесть, генерал-майор Бертгольд, графиня Мария-Луиза Рамони.
Бертгольд поднялся и поклонился Марии-Луизе, едва кивнув головой.
— Может быть, генерал-майор объяснит — почему меня не выпускают?
— Я могу разрешить вам выйти с одним условием: вы должны вернуться до двух, то есть до четырнадцати часов, как говорят военные.
— А если позднее? Меня не пустят?
— Повторяю, разрешаю вам выехать из замка, но вернуться вы должны до четырнадцати часов.
Мария-Луиза покраснели, потом побледнела от обиды и вышла, не сказав никому ни слова.
— Надменная племянница у старого Рамони! Узнаю его характер! — улыбнулся Бертгольд раздеваясь.
— Она невеста барона Штенгеля.
— Штенгеля? — почему-то с удивлением переспросил генерал.
На миг он задумался.
— Пустое! Найдет другую! Где у тебя ванна?
Генрих не отважился спросить, почему Штенгелю надо искать другую невесту. Ему не хотелось излишним любопытством настораживать Бертгольда. Он хорошо видел перемену, происшедшую в отношении Бертгольда к нему, и ничего хорошего это не предвещало. Завтра они вместе выедут отсюда, но предложение генерала обменяться завещаниями не понравилось Генриху. Несчастный случай в дороге, от которого Бертгольд хотел застраховать себя на два миллиона марок, принадлежавших Генриху фон Гольдрингу, мог произойти не только по вине партизан, а и с помощью самого Бертгольда, если у него в кармане будет лежать доверенность на Швейцарский банк. Но что он хочет сделать с плотиной? Почему не выпускает людей из замка? Неужели в последнюю ночь произойдут какие-то события? А все-таки жаль старого Лерро. Кубис инсценировал паралич сердца, хотя знал, что смерть Альфредо бессмысленна. Ведь копии чертежей лежат у Кубиса в кармане.
— Саперные части ведут какие-то работы вокруг замка, — шепотом сообщил Курт, входя в кабинет.
Генрих бросился к окну, выходившему во двор.
— Не там, не там! В парке!
Действительно солдаты саперной части сверлили скалу в парке.
Генрих побледнел. Теперь он понял, почему Бертгольд приказал никого не выпускать из замка.
— Курт, — подозвал он денщика, — где сейчас Лидия?
— Не знаю!
— Говори правду! Мне известно, что ты связан с ней и помогаешь ей! Это ты, узнав от меня об отправке итальянских солдат, передал ей, а она партизанам. Это ты, услышав об угрозах Лемке, сообщил обо всем Лидии. Я все знаю Курт… и… хвалю тебя за это! Сейчас у нас считанные минуты! Ты можешь связаться с Лидией?
— Да! — решительно ответил Курт и вытянулся.
— Необходимо передать ей, что сегодня вечером плотина и электростанция, очевидно, будут взорваны.
— Боже мой! А городок?
— Ничего больше сказать не могу, сам еще не знаю! Передай также, что тотчас после наступления комендантского часа я буду сменять охрану на плотине. Ты сможешь это сделать, Курт?
— Смогу!
— Когда?
— Немедленно. Здесь есть ход, о котором эсэсовцы пока не знают.
— Тогда поспеши! Но помни: если вечером я выйду по каким-либо делам из замка, а тебе придется задержаться — немедленно беги. Понимаешь?
— Яволь!
— Ну, иди… Нет, погоди!
Генрих снял золотые часы.
— Возьми их, Курт, на память. Может, нам уже не придется поговорить с глазу на глаз.
На глазах Курта выступили слезы.
— Данке!
Генрих обнял Курта, и они крепко поцеловались.
— Действуй!
Когда за Куртом закрылась дверь, у Генриха похолодело внутри.
«Один, совсем один, — подумал он, — ни одного близкого человека, на помощь которого я могу рассчитывать!»
Вспомнив о поручении Бертгольда, Генрих позвонил Лемке.
— Генерал приказал прибыть ровно в четырнадцать ноль-ноль, — сухо сообщил он, нарочно не называя ни фамилии, ни звания Лемке.
— Яволь, — ответил начальник службы СС, — как себя чувствуете, барон?
— Вопреки вашим надеждам — неплохо!
Штенгелю пришлось звонить чуть ли не четверть часа. Телефон не отвечал.
Наконец после долгих усилий удалось связаться с кабинетом Штенгеля.
— Что нужно? — спросили на плохом немецком языке.
— Немедленно позовите майора Штенгеля! — приказал Генрих.
В ответ послышалась крутая русская брань с украинским акцентом.
Для Генриха она прозвучала, как музыка.
— Кто говорит? Кто говорит? — кричал он в трубку. Но телефон молчал. Зуммер не был слышен.
В это время прозвучали далекие выстрелы.
— Генрих, Генрих! — позвал Бертгольд, высунув голову из ванной комнаты. — Узнай, почему и где стреляют?
Генрих вышел в коридор и столкнулся со Штенгелем. Рука у майора была наспех перевязана, сквозь бинт просачивалась кровь.
— Где генерал? — истерическим голосом завопил Штенгель и вбежал в кабинет.
— Что случилось? — полуодетый Бертгольд вышел из ванной, вытирая полотенцем покрытое потом лицо.
— На заводе бунт! Внутренняя охрана обезоружена! Идет бой с частью внешней охраны! — почти кричал Штенгель.
— Спокойно! Спокойно, майор! — остановил его Бертгольд и повернулся к Генриху — Какие силы есть в твоем распоряжении?
— Рота егерей, два взвода парашютистов, один взвод чернорубашечников.
— Немедленно на помощь внешней охране!
Генерал подошел к телефону и позвонил Лемке.
— Оставьте при себе несколько солдат. Остальных на помощь внешней охране завода. Быстро!
Отдав эти распоряжения, Бертгольд спокойно повернулся к Штенгелю.
— Завод окружить. Прикажите Кубису от моего имени руководить операцией. Сами возвращайтесь сюда! — лаконично приказал он Штенгелю, продолжая одеваться. — И вы, начальник охраны, позволили, чтобы эти люди взбунтовались и обезоружили ваших солдат?
Штенгель молчал, морщась от боли. Генрих неумело перевязывал ему раненую руку.
— Разрешите выполнять приказ? — спросил Штенгель, когда повязка была наложена.
— Поскорее! И возвращайтесь сюда.
Генрих позвонил по телефону в комендатуру и отдал необходимые распоряжения.
— Эх, нет людей! Нет надежных людей! — жаловался, тяжело вздыхая, Бертгольд. — Только теперь понятно, почему мы снова проиграли войну.
Хотя Бертгольд внешне был спокоен, но Генрих по себе знал, как дорого стоит спокойствие в такие тяжелые, критические минуты. Интересно, надолго ли хватит его у генерала?
— Дай рюмку коньяку!
Генрих принес бутылку, поставил на стол.
— А ты не хочешь?
— Завтра в Швейцарии. Я решил впервые за все годы войны напиться. А сейчас разве только рюмочку!
Флинт Эрик
Акунин Борис
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Прозоров Александр