недели его не замечал. Директор носился с новой идеей: он затеял
организовать Лигу Культурного Воздействия.
деятельности в Америке путем создания центрального бюро, которое
направляло бы, подхлестывало, слегка осаживало, но в общем поощряло бы
химию и разрисовку тканей, экспедиции в Арктику и поэзию, изучение библии
и животноводство, негритянские песни и коммерческую корреспонденцию. Он
завязал отношения с дирижерами симфонических оркестров, директорами школ
живописи, антрепренерами странствующих курсов "Шатоквы", либеральными
губернаторами, бывшими священниками, которые пишут для газетных синдикатов
философские эскизы, - словом, со всеми владельцами интеллектуальных
богатств Америки - в частности, с одним миллионером по фамилии Минниген,
который с недавнего времени занялся поднятием художественного уровня
кинофильмов.
Культурного Воздействия с ее соблазнительными комиссиями, заседаниями,
банкетами. Большинство ворчало: "Очередное извержение Везувия", и забывало
о затеях Табза, но один отставной майор каждый вечер ходил на заседания с
очень серьезными дамами, которые являлись в изысканных туалетах, рыдали
над "неисчислимой потерей духовных и нравственных лошадиных сил из-за
отсутствия координации" и уезжали домой в лимузинах.
кабинет к Табзу, он услышал, как Мак-Герк орет на директора: "Ваше дело -
управлять моей лавочкой, а не работать на этого вора и жулика, на этого
кинодьявола Пита Миннигена!"
переполох, перешептывание, толкотню в коридорах и, не веря своим ушам,
услышал:
отвалил Лиге уйму денег, и Табз будет там получать вдвое больший оклад,
чем здесь!
ассистент отдела биофизики, приостановили свою работу. Фракции
заволновались, гудел благожелательный и обольстительный басок ученых,
желавших занять освободившийся пост директора института.
биофизического отдела, весельчак Гиллингам, Аарон Шолтейс - русский еврей,
пришедший в лоно Высокой Епископальной церкви, - все они всем своим видом
выражали скромное согласие. Они были любовно нежны с каждым, кого
встречали в коридоре, как бы ни были резки еще недавно частные их
разговоры. В добавление к ним нашлось немало профессоров и научных
работников из других институтов, почитавших своим долгом приходить и
совещаться с Россом Мак-Герком по каким-то неопределенным вопросам.
мой гарсон не готовится, да и то лишь потому, что я его только что
ликвидировал. Я считаю самой желательной кандидатуру Перл. Она так долго
была секретаршей Табза, что усвоила все его невежество в технике научных
изысканий.
Холаберд. Теперь, когда кончилась война, он скучал по мундиру и власти. Он
осаждал Мартина:
верит в вас милый, старый Готлиб. Если бы вы убедили Готлиба поддержать
меня, замолвить словечко Мак-Герку... Конечно, для меня принять
директорство означает принести большую жертву, так как мне пришлось бы
отказаться от чисто научной работы, но я готов на это пойти, так как я
убежден, что управление должно быть возложено на человека с традициями.
Табз меня поддерживает, и если бы так же повел себя и Готлиб, я
позаботился бы, чтоб это оказалось к его выгоде. Я предоставил бы ему
широкий простор!
за избрание Холаберда - "единственного среди здешних ученых, который в то
же время и джентльмен". Она проплывала по коридорам, как фрегат, а за нею
в кильватере шлюпкой юлил Холаберд.
видом довольного заговорщика.
директора, весь институт трясло как в лихорадке. Сотрудники из ученых
превратились в гимназисток. Долгие томительные часы попечители совещались
- или так, тянули какую-то канитель.
Уиннемакского медицинского факультета. Это ведь ваша лавочка? Что он за
тип?
Боже! Готлиб уйдет, и мне придется выметаться вместе с ним. Как раз когда
у меня так хорошо наладилась работа!
попечителей прошествовал к лаборатории Макса Готлиба.
ради административных хлопот.
директором доктора Готлиба.
притумали, чтоб я им тут фиклярничал, засетания, комитетен!" Как бы не
так!
Готлиба. Старик стоял выпрямившись у своего рабочего стола - таким они его
не видели много лет.
Мартин.
как шла. Они согласились, чтоб я назначил себе заместителя для всякой
возни. Видите ли... Конечно, моей иммунологии ничто не должно мешать, но
тут передо мной открывается возможность делать большое дело, создать
свободный научный институт для всех вас, мои мальчики. И эти уиннемакские
болваны, которые смеялись над моей идеей настоящей медицинской школы,
теперь они увидят... Знаете, кто был моим конкурентом на пост директора...
знаете кто, Мартин? Доктор Сильва! Ха-ха!
честь Готлиба) приехали не только лица, занятые важными, но легкими делами
и посещающие все банкеты, - приехали и те немногие ученые, которых Готлиб
чтил.
Когда он дошел до стола ораторов, гости встали с шумными возгласами. Он
глядел на них, пытался заговорить, протянул свои длинные руки, словно
желая всех обнять, и, рыдая, опустился в кресло.
Сильвы, сокрушавшихся, что не могут присутствовать лично; телеграммы от
ректоров колледжей; и все это читалось вслух под бурные аплодисменты.
такой передовой человек. Не играй вилкой, Росс.
биологии, и через месяц в институте был полный развал.
назначил доктора Аарона Шолтейса, эпидемиолога, ревностного христианина из
Йонкерса и любителя георгин. Готлиб объяснил Мартину, что Шолтейс,
конечно, дурак, но зато он единственный человек на его горизонте,
сочетающий некоторые научные способности с готовностью сносить скуку
административной работы, ее помпезность, ее компромиссы.
хлопотливых чиновников, он тем самым оправдывает свое превращение в
чиновника.
слишком много заседаний, слишком много видных посетителей, слишком много
бумаг, приносимых ему на подпись. Его тянули на званые обеды, длинные,
никчемные, шумные завтраки, на которых требовалось присутствие директора,
и телефонные переговоры для уточнения срока этих пыток отнимали часы и
часы. Каждый день административные обязанности растягивались на два часа,
на три, на четыре, и он бесился, он терялся при осложнениях с персоналом
или финансами и становился все более вспыльчивым и самовластным; и любящие
братья в институте, которых Табз где лаской, а где угрозой понуждал хотя
бы наружно сохранять мир, теперь открыто передрались.