один. Открыв дверь, он увидел на ее лице тревожную улыбку и тотчас понял,
что, дожидаясь, пока откроется дверь, она пережила мучительную минуту
нерешительности, показавшуюся ей бесконечной. Мэри чувствовала, что в этом
доме она будет в гостях у Сабины, а не у него. Пока Мэри снимала в
передней шляпу и пальто и поправляла волосы, Эрик стоял за ее спиной; их
взгляды встретились в зеркале. Она на секунду застыла с поднятыми руками,
в глазах ее были немой вопрос и мольба, о помощи. Эрик вдруг инстинктивно
догадался, что это серое шерстяное платье - совсем новое и что она впервые
надела его сегодня.
чем когда я вас видел в последний раз.
взглядом.
Сабина. Она только что уложила Джоди.
глазами постороннего увидел, что каждая вещь в доме говорит о зажиточности
его владельца. Раньше Эрик никогда этого не замечал. Вся комната была
выдержана в мягких, гармоничных тонах. Наблюдая за Мэри, оглядывавшей
гостиную, Эрик почувствовал, что ему очень хочется, чтобы ее поразил уют,
созданный для него Сабиной. Ему казалось, что это хоть отчасти искупит
ощущение вины перед женой, которое тяготило его со времени первой встречи
с Мэри.
с протянутой рукой, улыбаясь ей, как старой знакомой, хотя все их
знакомство ограничивалось мимолетной встречей в поезде, когда они ехали из
Арджайла в Нью-Йорк.
- Но чтобы прийти в себя после того, как уложишь Джоди, мало переодеться -
надо переродиться. Эрик говорил мне, что вы переезжаете в Нью-Йорк?
вышла отдать какое-то распоряжение прислуге. Мэри поглядела ей вслед.
нравится. - Обернувшись, она с легким укором взглянула на Эрика. - Я не
думала, что она такая.
покраснела.
представление о ней.
непринужденный разговор, несмотря на то что они не имели общих друзей или
знакомых.
ему дороги, но внезапно он испугался, что они подружатся, - он знал, что в
этой дружбе ему не было бы места. Он вмешался в разговор и спросил Мэри о
ее работе.
если б не это приглашение в Барнард, - сказала она, глядя в сторону. - До
каких же пор можно мириться с тем, что тебя затирают и не допускают в мир,
которым завладели мужчины! Конечно, педагогическая работа в Барнарде - это
еще не вторжение в область мужских прав, но все-таки это другой мир, пусть
даже и женский. А теперь, когда я знаю, что после лекций мне достаточно
перейти Бродвей, чтобы попасть в лабораторию, где я смогу заняться
исследованием атома урана, у меня появился новый стимул в жизни.
проклятая атомная проблема. Послушаешь Тони Хэвиленда, так можно подумать,
что наступил золотой век.
меньшей мере соблазнительны.
поднял глаза на Сабину и встретился с ее пристальным взглядом. - Если все
пойдет так, как я рассчитываю, очевидно, для производства моего
изобретения придется создать отдельную фирму.
великодушно, стараясь не выказывать перед Сабиной своего торжества. - Ну
хорошо, Мэри, допустим, мне это удастся и я получу разрешение увеличить
масштабы моих исследований. Стали бы вы тогда работать у меня?
надеюсь?
работать на равных условиях.
сказала Мэри.
убедили, и этот скептицизм начал его раздражать.
площадке в ожидании лифта, ею снова овладела прежняя неуверенность. Она
смотрела на Эрика и Сабину, стоявших у дверей, улыбалась им, благодарила,
но Эрик знал, что она боится той минуты, когда дверь за ними закроется и
она еще острее почувствует свое одиночество.
словом, они прошли в гостиную.
ней не случится.
улице к метро. Она только что вышла из дома, озаренного сиянием успеха,
где хозяева, казалось, только из вежливости интересовались ее мелкими
будничными делами. Эрик знал, что она сейчас подавлена сознанием
собственного ничтожества, и мог бы подробно, до малейших оттенков, описать
ее состояние, ибо оно было хорошо ему знакомо. Все это когда-то испытал он
сам, возвращаясь из Чикаго в Арджайл после встречи с нею. В то время Мэри
переживала пору блестящих надежд. Теперь она, в свою очередь, видела его в
ореоле успеха и понимала, что дальнейшая его карьера зависит только от его
выбора. Правилен или неправилен будет этот выбор, но он, Эрик, сейчас
имеет право рисковать, потому что он хозяин своей судьбы. Эрик знал, что и
Мэри, и такие люди, каким был он сам несколько лет назад, видят в нем
отчаянного смельчака, повергшего к своим ногам жизнь - могучего великана,
который вот-вот подымется и либо раздавит его, либо станет его покорным
рабом. И все равно, выиграет ли он свою битву или проиграет, но его
дерзкая отвага заслуживает восхищения, и это понятно всем, кроме Сабины.
другие, он избрал верный путь.
жизни, почти десять лет назад, в тот вечер, когда он познакомился с
Сабиной.
навесом подъезда, поджидая такси. Вдоль улицы, по направлению к
Колумбус-авеню, пылали в темноте три огненных островка - это мальчишки
жгли костры. Два месяца тому назад они начали сжигать выброшенные
рождественские елки, превращая улицу в огненную аллею, и с тех пор никак
не могли отказаться от этого удовольствия.
освещалась вся целиком, то снова скрывалась в темноте, и тогда были видны
только две ее яркие фары.
откинулся в угол и, слегка сдвинув брови, сосредоточенно молчал. Раньше,
когда он вот так же уходил в себя, Сабина никогда не докучала ему
расспросами, стараясь не мешать, но сейчас она знала, что не только работа
занимает его мысли, и чувствовала себя немного виноватой в этом. С тех пор
как у него появились эти новые планы, его отношение к ней заметно
изменилось: иногда она чувствовала в нем трогательную неуверенность, а
иногда и явный вызов. Сабина знала, что может вернуть ему веру в себя -
надо только согласиться с ним и одобрить его планы.
она, как взять и сказать: "Эрик, знаешь, я все обдумала и решила..." В
конце концов, может быть, он и прав, убеждала она себя. Ведь вот Мэри
Картер согласна же с ним. Да и кому, как не ему, знать, что для него
лучше! У человека в тридцать лет могут появиться совсем другие идеалы и