вклинившись в мир узким лезвием своего "я" и вспомнив, кто он, что он и зачем
он. Еще не открывая глаз, он уже знал, что сейчас половина шестого. Присев на
кровати, он не отказал себе в удовольствии посмотреть на стрелки, чтобы
убедиться, что его внутренние часы не дали сбой.
разметав руки. Калинычеву это всегда казалось легкомысленным. Бабка уже, а
спит так же, как и в молодости, когда они только что поженились. С другой
стороны, как именно должны спать бабки, Калинычев определенно не знал, поэтому
от советов приходилось воздерживаться. От одеяла жены опять пахло лекарством.
Вот об этом точно надо будет поговорить.
прислушиваясь к своим мыслям и вспоминая, что предстоит сегодня сделать.
было заведено. Специально для этого к двери была прикручена мыльница, к
которой проволочным кольцом крепилась банка с водой - пепельница. К тому
моменту, когда он утопил окурок в банке, а после аккуратно вылил ее содержимое
в унитаз, день составился из осколков и стал единым и монолитным.
тщательно - взбивал кистью пену, оттягивал кожу на губе, задирал голову, делая
доступными самые сложные для бритья места: под ушами, на изгибе скулы.
Калинычев был маленький, подтянутый, чем-то похожий на задиристого перепела.
Его голова с редкими рыжими бровями и мраморной, с чаинками веснушек лысиной,
напоминала старый бильярдный шар - с трофейного, германского еще бильярда,
долго простоявшего в правительственном санатории.
строительно-монтажном управлении и, выйдя на пенсию, так и не сумел
успокоиться. Бегать, кричать, размахивать руками, ругаться - и все это с
перерывами только для обеда и сна, стало для него насущной потребностью. Если
бы его связали и просто посадили на стул без возможности движения, он умер бы
в первые же сутки от вынужденной неподвижности.
слушал и никто ему не подчинялся. Он получал удовольствие от самого процесса
руководства, а не от его результатов.
немедленно оказались востребованными. Усач, по размерам раздувавшего рубашку
живота проглотивший арбуз, забуксовал на размытой обочине и, обходя
"Жигуленок" кругом, зачем-то трогал выхлопную трубу.
толкаешь! На раз-два-три! Ты туда, ты к двери, а я по центру!
одинаковые, даже одинаково одетые. Чтобы определить кто из них производящее
начало, а кто производное приходилось на секунду задумываться.
встать по центру, как собирался, но все равно вся слава досталась ему.
не к станции, сказал:
усач не услышал. Тогда Калинычев плюнул, почистил штанину и пошел к остановке.
верхними люками автобусе.
учреждения. Уже пару лет он здесь не был, не приходилось как-то. Толкая
тяжелую двойную дверь с толстым витражного типа стеклом, поверх которого была
еще ажурная решетка, Калинычев испытал странное чувство, будто чья-то ладонь
мягко провела от шеи до середины лопаток. Если снаружи дом был все тем же, то
внутри многое изменилось. Стены обшили пластиковой вагонкой, туалеты выложили
сероватым под мрамор кафелем, буфет тоже кафелем, но красноватым. Только
выбоины исшарканных ступеней бывшей губернской гостиницы купцов Сабашиных
остались теми же.
гладкая, громкая, грудь и зад - две почти равновеликие выпуклости - не знала
Калинычева и стала его отгораживать от двери. Старик ощутил вдруг, что стал
для этого учреждения чужим. Дом тот же, стены те же, та же береза в окне
качается, а он чужой. Скверно. А сколько лет они для него качалась? Что за
гадость время! С одной стороны оно поменялось, с другой осталось тем же.
уйти, Калинычев слегка повысил голос. Выглянул начальник. Калинычева он
вспомнил, но вспомнил смутно: когда он приходил в управление, тот уже почти
ушел.
совпадение! - рассыпая приветливый бисер, начальник с тоской смотрел на
телефон. Ему хотелось поскорее отделаться. Он был молодой и скользкий, из
вежливых. Такие не отказывают, а выскальзывают из рук, как рыба.
почты. Он вечно устраивал какие-то дела. Иногда для себя, иногда не для себя -
как получится.
часто утихомириваются, когда кричишь на них. Главное сделать это достаточно
уверенно. Калинычев умел. Но сейчас почему-то не вышло. Скользкий карп одолел
подслеповатого коршуна. Одолел, не вступая в сражение - просто ушел в глубину.
Калинычев смирился.
был, но другим не давал. И баба у него обнаглела. Тискать тискай, а место
должна знать," - думал он, спускаясь.
площади, к которой сходилось сразу пять улиц и содержавшей в центре сквер с
памятником, он приостановился, мысленно уточняя направление. Ему надо было еще
кое-куда зайти.
так давно, что непонятно было, кто он ему: знакомый, недруг, друг. Когда-то
доктор едва не женился на супруге Калинычева, всякое было - и ненавидели друг
друга крепко и кулаки в ход пускали, да только давно все сгладилось. У
доктора, правда, потом все не очень сложилось: женился - разженился, снова
разженился. С другой стороны не факт, что с сегодняшней женой Калинычева было
бы иначе.
потом уже поздоровался с вошедшим. Две мужские ладони сомнкнулись и
разомкнулись. Ладонь Калинычева была сухой, ладонь доктора теплой и чуть
влажноватой. Но дружелюбной.
подстеленную газету.
пальцами.
встал: