повыше этой пуговички, - тут он указывал на гимнастерку. - Выправляться
надо, организуйте подкормку".
Часто бывал председатель на полях и видел все своим опытным хозяйским
глазом. "Никифор Карпович, секретарь райкома, наверное, тоже сейчас в поле",
- невольно подумал о нем Вадим.
Шофер нетерпеливо загудел, и друзья вернулись к машине.
:Впереди, как призрачная высокая гора, в розовом утреннем небе
вырисовывался знакомый холм. Уже громадными казались Ольгины тополя.
Зубчиками они исчертили край неба. А над тополями высился ветряк. Лень ему в
такую рань размахивать крыльями.
- Выйдем? - предложил Тимофей.
- Попрошу вас, товарищ шофер, отвезти чемоданы, - обратился Багрецов к
заспанному угрюмому пареньку. - А мы отсюда пешком пройдем.
Бабкин оставил при себе маленький контрольный приемник. Сейчас аппарат уже
был не в чемоданчике, а в кожаном чехле, напоминающем футляр от бинокля.
Надо, конечно, проверить работу автоматической станции. Правда, на этот раз
они приехали сюда в отпуск, но дело прежде всего. Не посылать же институту
специального человека для проверки установки!
Тимофей включил приемник. На длинных волнах передавали гимнастику. Из
сетчатого отверстия в верхней крышке слышался тонкий, пронзительный голосок:
- Вытяните руки на ширину плеч: Так, приготовились:
На ультракоротких волнах приемник тоже работал. Кто-то, может быть, Сергей
Тетеркин или его помощник Никитка, требовал на пастбище доярок. На другой
волне передавалась сводка местной МТС. Повар с полевого стана кричал на весь
район, чтобы ему срочно прислали лавровый лист.
- Соображение надо иметь, - доказывал он. - Голову вы с меня сняли.
Сегодня же уха.
На десятках волн разной длины разговаривали колхозные радиостанции.
Тимофей увлекся этим необыкновенным путешествием по эфиру. Вся жизнь
большого и хорошо налаженного хозяйства вставала перед ним. А это что?
Тонкие звенящие звуки, будто капала вода на стекло. Ну, как же не узнать!
Это работают на полях автоматические приборы, сделанные в институте.
Снова поворот ручки.
Приемник сразу замолк. Никаких шорохов, никакого шипения. Вдруг резкий
треск. Рычание, грохот. Казалось, что крохотный репродуктор, спрятанный в
приемнике, сейчас выскочит наружу. Это уже совсем непонятно. Вероятно,
где-то здесь работает станция огромной мощности. Но зачем она нужна?
Бабкин не стал долго задумываться. Мало ли что бывает. Он взял под руку
Вадима и молча полез вместе с ним на вершину холма.
Высокая стена тополей опоясывала озеро. Озеро как бы светилось изнутри,
будто горели на дне прикрытые матовым стеклом холодные Ольгины лампы. Густой
кустарник жался к стволам тополей. Здесь, около водоема, защищенного от
знойных ветров и солнца, было совсем прохладно.
Как по стеклу, бегали шустрые водомерки. Со дна выскакивали на поверхность
лопающиеся пузырьки.
- Зря мы с тобой тогда подвесную дорогу не спроектировали, - шутливо
заметил Вадим, устало плюхаясь на скамью. - Тяжеловато добираться к этому
бассейну, Особенно Анне Егоровне.
- А что ей здесь делать? Это мы с тобой вроде туристов осматриваем
достопримечательности Девичьей поляны.
- Туристы: - задумчиво усмехнулся Вадим. - А помнишь, как мы ночью здесь
заблудились? В первый же день: И вдруг сразу начались чудеса: - Он
мечтательно закрыл глаза, помолчал, затем, поднимаясь, проговорил: - Пойдем.
Не знаю, но мне почему-то грустно вспоминать о том времени. Все тогда
казалось необыкновенным. Помнишь?.. Девушка на склоне холма: и пела она так
грустно: "Услышь меня, хороший мой:" А потом, - в голосе Вадима прозвучала
скрытая обида, - все стало обычным. Девушка оказалась агрономом и вскоре
женой механика Тетеркина. - Багрецов печально вздохнул и перекинул плащ
через плечо. - Даже трактор, который ночью бродил по полям, тоже: так:
наивность: обыкновенная затея, которая, конечно, ни к чему не привела.
- Это уж слишком, - недовольно возразил Бабкин, надвигая фуражку на глаза.
- Я терпеливо слушал твою скучную лирику. Мировая скорбь и твои прочие
поэтические настроения нам знакомы! Но это никак не вяжется с серьезной
техникой. Я уверен, что мечтания Тетеркина имеют под собою абсолютно
реальную почву.
- Эх, Тимка! Ни черта ты не понимаешь. Скучная ли:ри:ка: - презрительно
протянул Багрецов. - Ты же ничего не чувствуешь. А я вот пришел на это
место, и сердце защемило. Ведь это мы все делали, мучились, искали воду.
Ничего не получалось. Главный инженер: - мечтательно произнес он. - Скоро ль
я им еще буду? Ты, Тимка, не смейся, но кажется мне, что прощаюсь я на этом
озере с какой-то детской мечтой и, может быть, с юностью. Потому что все
тогда представлялось иначе. На каждом шагу нас подстерегали неведомые
чудеса: - Вадим говорил, ероша свои курчавые волосы. - Ты знаешь, есть такие
темные очки, которые защищают глаза от солнца. Их надевают обычно у моря.
Без этих очков ты щуришься, солнце мешает тебе рассматривать лица, ты многих
не узнаешь. Все тебе кажутся молодыми, и девушки прекрасными. Светло,
радостно! Песок ослепительно белый, чистый. В небе ни облачка! Мир хорош! Но
вот ты надеваешь эти черно-зеленые очки. Сразу все преображается. На лицах
появляются предательские морщинки. Девушки дурнеют. Песок становится
зеленоватым, и в нем ты видишь каждую мелочь: обгорелую спичку, окурок,
яичную скорлупу. На этом месте уже неприятно лежать. Поднимешь глаза - и
сразу замечаешь какие-то неприятные облака, похожие на тучи, они черными
пятнами выделяются на сером небе. Пора домой, будет дождь!
Вадим передохнул и убежденно сказал:
- Я бы запретил продавать такие очки. Их надо просто бояться.
- Это для слабонервных, - спокойно возразил Бабкин. - Сквозь какие очки ты
сейчас смотришь? Форсун!
- Не смейся, Тимка. Иногда бывает, что вот нападет на меня этакая
проклятая холодная трезвость. Все известно, и больше нечему удивляться:
Слышишь? - Вадим вдруг замолк и показал пальцем в сторону шлюза. - Щелкнуло
реле, шлюз открылся, и вода побежала вниз. Как будто бы чудеса? Ведь здесь
никого нет. А мы знаем, что это простейшая телемеханика. В Девичьей поляне
на узле управления диспетчер нажал кнопку. Абсолютно ясно! Никаких фокусов и
чудес!
Багрецов снял шляпу и несколько раз прошелся взад и вперед по узкой
дорожке над озером.
- В прошлый раз ты точно так же разглагольствовал, а потом первые две
недели ходил с раскрытым ртом, - напомнил Тимофей. - И, право же, я тебя не
узнаю: только что на дороге ты визжал словно от щекотки, потрясенный запахом
пшеничных полей. Телячьей восторженности тебе не занимать.
- Чудак и сухарь, - замахал на него шляпой Багрецов. - Опять ты ничего не
понимаешь. У тебя душа вымерена с точностью до десятой миллиметра, разделена
плотными перегородками, и каждый раз, когда тебе нужно как-то реагировать на
"внешние раздражители", говоря научным языком, ты мучительно долго ищешь
ключ от камер, где у тебя запрятаны разные чувства: смех, плач, просто
хандра. Неужели ты не понимаешь, что я могу безудержно радоваться, смотря на
зреющие хлеба, и с равнодушной важностью оттопыривать нижнюю губу при виде
новой машины, которая меня уже не удивит?
- Погоди важничать, всезнайка. Наука, как тебе известно, не имеет предела,
а тем более у нас в стране. - Тимофей грубовато наклонил к себе голову
товарища и сочувственно заметил: - Мне кажется, мой дорогой "профессор", вы
очень устали. Маленький мирок, ограниченный индикаторами и реле, с которыми
вы возитесь ежедневно, не дает вам возможности видеть технику во всей ее
широте.. А мне кое о чем писала Антошечкина. Только это, конечно, между
нами. Думаю, мы что-то увидим интересное. Именно то, чего ты жаждешь! - с
нарочитым пафосом подчеркнул Бабкин. - Не-обык-новен-ное!
- В Девичьей поляне? - уныло спросил Вадим, потирая висок.
Багрецову заранее было все известно из рассказов друзей. Он привык к тому,
что каждый раз ему сообщали все новости. Театр построили на семьсот человек,
новую районную электростанцию, стадион. Колхозная команда футболистов, где
капитаном Буровлев, вышла на первое место в области. Сейчас в Девичьей
поляне Буровлев - директор кирпичного завода.
Задумчиво подойдя к тополю, Вадим созвал гладкий, чуть клейкий лист и с
огорчением убедился, что сейчас у него уже нет желания поднести листок к
губам и лихо, по-мальчишески, как бывало Сережка, щелкнуть. А ведь три года
тому назад и он это делал. "Черт возьми, откуда же появилась эта непрошенная
солидность? Как ни говори, а третий десяток пошел, и главное - совсем
незаметно".
День за днем спускались дни
и снова густела тьма ночная.
- У тебя сейчас такое лицо, будто ты жуешь зеленый крыжовник, - пошутил
Бабкин. - Откровенно сознайся: сколько у тебя еще этой "зелепуги" осталось в
кармане? Хватит до Девичьей поляны?
- "Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп" - правильно
Маяковский сказал. - Вадим, не оборачиваясь, перекинул белый плащ на руку и
зашагал по тропинке.
- Если ты это относишь к себе, то я вынужден признать, что "ясность" тебя
только сейчас покинула.
Багрецов не стал спорить. Пусть Тимка думает, что хочет. Тоже остряк!
Друзья решили спуститься на дорогу. Они обогнули озеро и невольно
залюбовались им. "Маленькая точка на карте великого плана переделки природы,
- подумал Вадим. - Сколько их сейчас по всей стране!"
Внизу, как толстые черные стволы поваленных деревьев, тянулись трубы
артезианских скважин. Подземную реку выводили наружу в разных местах.
Солнце уже выкупало свои лучи в магистральном канале и сейчас, как бы
отдыхая, опиралось на них, застыв в небе.
Вадим взглянул на Бабкина. Стоял он молча, на лице его ничего нельзя было
прочесть. Только прутик в руках выдавал волнение. Бабкин смотрел на поля и,
может быть, думал, что и здесь, в каждом колоске серебристой пшеницы, тоже
осталась крохотная частица его труда. Стоит Тимофей, как хозяин, широко
Роллинс Джеймс
Аникина Наталья
Шилова Юлия
Шекли Роберт
Свержин Владимир
Сертаков Виталий