Чтение 82–й страницы книги ~Призвание варяга~

нашей семьи.

Приказчиком туда был назначен Ефрем. Он плохо втягивался в армейскую
жизнь, зато дела Нижнего затянули его целиком и я не пошел против природного
естества. Евреи должны торговать, русские ж с немцами - воевать. Не нами это
придумано, не нам это менять. На том мы и расстались с Ефремом. Я думал уже
- навсегда...

Кстати, судьба нового московского генерал-губернатора была зело
грустна. Он пытался ввести новые пошлины против Ливонии, но Москве это было
невыгодно и она стала противиться им "всеми фибрами своей торговой души".
Уклонение от налогов стало любимой забавою москвичей и Наследник быстро
охладел к управительству.

Дурные наклонности побудили его занять свободное время содомскими
мерзостями и подобными развлечениями. В свите его состояли одни лишь
мужчины, если их можно было так называть, московские ж барышни сторонились
сего, как черт - ладана. (Приохотившись к неестественным радостям, они
требовали и от женщин "греческих способов".) А нормальные бабы такого не
терпят.

Но были бабы и -- ненормальные. Одна из них -- купчиха Араужо была
красоты -- необычайной и умела обратить свои достоинства в золото. Согласно
данным из уголовного дела, до Наследника дошел слух, что госпожа Араужо
"дозволяет греческую любовь" избранникам во избежанье беременности. И
воображенье Наследника -- воспалилось.

(Что характерно, - потом никто не смог объяснить - откуда пришел такой
слух и не нашлось ни одного доказательства, - опускалась ли наша купчиха до
такой степени!)

Наследник стал приставать к купчихе с недвусмысленными предложениями, -
типа: "Давайте любить друг друга втроем -- меня Бурн, а я -- вас, - причем
греческим образом!"

Я не выдумываю и не усугубляю -- именно так говорила несчастная своей
близкой подруге и плакалась, что от генерал-губернатора нету спасения! И не
захочешь, а приволокут и заставят...

Сама она наотрез отказалась от таких радостей и жила с надеждой на
лучшее.

Увы, запретный плод сладок и как-то Наследник, обкурившись до чертиков,
приказал... Лишь обморок несчастной, принятый насильниками за смерть,
перепугал преступников (они ведь были уже осуждены якобинцами за подобные
вещи в Италии!) и принудил вывезти тело на окраину Москвы и бросить его в
какой-то канаве.

Там Араужо пришла в себя и нашла в себе силы доползти до ближайшего
дома и... умереть на руках обывателей.

Реакция москвичей была неописуемой. Они штурмом взяли павильон,
принадлежавший Наследнику и обнаружили там всюду следы крови и семени, а
также все причиндалы, используемые этими шутниками при "греческих случках".
Служители сего ужасного места под пыткой признались в содеянном и были
просто разорваны беснующейся толпой.

Наследник же, переодевшийся в женское платье - ночью ускользнул из
вверенного ему города и только этим спасся от неминуемой лютой смерти.
Государь ограничился домашним арестом младшего братца - он был даже рад
таким оборотом дел, - теперь-то уж Константин не смел оспорить короны! (За
такого Царя никто не хотел идти на мятеж и на каторгу...)

Москвичи же были обижены столь легким наказанием мерзкого негодяя и еще
долгие годы требовали выдачи московскому суду Наследника - на суд и
расправу. По мнению москвичей, это стало причиной столь легкой сдачи Москвы
в 1812 году...

(А теперь вспомните, сколь важную роль в жизни Москвы играли поляки. Те
самые, что всегда связывали именно с Константином свои надежды на лучшее. До
чего ж нужно было довести город, чтоб возбудить в нем столь лютую
ненависть?! И вот такого вот... недоделка прочили на Престол бунтовщики в
декабре 1825-го...

Победи якобинцы тем декабрьским днем, в Империи вспыхнула бы
гражданская -- Москва, а с ней -- Волга готовы были на кого угодно на
Царстве, - только не Константина! Константина же прочили на Престол "кияне",
и все -- днепровские...)

Из Нижнего мы выехали, а верней - выплыли в первой декаде мая, - после
установления судоходства на Волге. Сказать по совести, я никогда не думал,
что может быть река более могучая и более широкая, чем моя Даугава и
свидание с проснувшейся Волгой оставило самые неизгладимые впечатления. Иной
раз я даже не знал, - идем мы по реке, или уже - вышли в море!

Плыли мы на трех огромных баржах и путешествие наше было самым
восхитительным. Я никогда не имел столь удачной и продолжительной рыбалки,
да прямо - с борта судна за время всей моей жизни. А прибавьте к этому
весьма легкое и светлое пиво, которое обыкновенно варится в этих краях! Мы
даже купили специальные бродильные чаны в Нижнем, установили их на наших
баржах и пока добрались до Астрахани - пиво успело созреть целых три раза!

Нет, наша поездка на Кавказ определенно имела свои любезные стороны!
Люди мои весьма приободрились и только и делали, что сушили, да вялили рыбу
и закатывали бочки пива. Латыш не может прожить без своего любимого
хмельного напитка. Вернее, может, но - очень скучает.

Тем временем прибыли мы в Ставку Кавказской армии - город Астрахань.
Там я встретился с тремя людьми, которые и дали толчок всей моей армейской
карьере. Звали их, - командующий князь Цицианов, его начальник штаба -
полковник Котляревский и главный интендант армии - полковник Кислицын.

Первым из них я встретился с князем. Генерал был невысокого роста и
довольно изящного телосложения. Черты его лица были тонки и преисполнены
несомненного благородства, какое обычно встречается на отпрысках древних
родов самой что ни на есть голубой крови.

Ну и, разумеется, у старых грехов длинные тени, - у любого достаточно
древнего рода найдется уйма столь же древних вендетт и иных счетов с другими
родами. Именно такие древние счеты были у князя с последними грузинскими
царями "кахетинского корня". Спасаясь от жестокостей последнего грузинского
царя Ираклия - Цицишвили бежали в Россию. При моем виде князь широко
распахнул свои объятия и вскричал:

- "Ба, кого я вижу?! Сын Александры Ивановны! (Так на Руси зовут
матушку.) Как ее здоровье?! Ты-то меня, верно, не помнишь, а?!"

Я прикрыл глаза и вдруг, как наяву, увидал наш выезд на охоту и этого
необычайно чистенького и опрятного человечка в белом фартуке и ножами в
руках. Князь показывал, как у них в Грузии жарят барашка и я по сей день
помню особый, ни с чем не сравнимый аромат истинного шашлыка. Я забыл многое
из детства и юности, а запахи остались... Иной раз пахнет чем-то знакомым,
закроешь глаза и все - как наяву.

Я сразу вспомнил причины появления князя. Бабушка поставила в
кавказской игре на Ираклия. Матушка же считалась ослушницей и противоречила
ей во всем. (Будто.) У князя не было ни денег, ни оружия для войны с
ненавистным Ираклием, вот он и приезжал к нам просить матушкиной протекции и
кредитов. Мы его обнадежили и чем могли, - помогли. (Ираклий был так
напуган, что "добровольно" присоединился к России.)

После этого звезда князя пошла на закат. Его окончательно изгнали из
Грузии и он затаил зло... Он сказал так:

- "Мы были с твоим батькой при Измаиле. Страшная была заваруха. Его
дважды ранило и когда у него погиб знаменосец, он сам поднялся на стену со
знаменем и раскроил древком голову турку, а другого сбросил со стены в ров.
Прекрасный человек, - только водка его загубила... Впрочем, говорят, он
бросил пить?"

- "Да, он перестал пить. Он больше не лазает по чужим стенам, но... Он
сильно переменился к лучшему".

Князь кивнул понимающе и на лице его появилась отеческая улыбка:

- "Не осуждай его, Саша. Это великое счастье - на склоне лет найти
единственную, Богом данную, женщину. Мать твоя любит другого, он тоже нашел
свое счастье, а то, что в вашем кругу не бывает разводов...

Он - хороший солдат. Плохой, ужасный генерал, но - великий солдат. От
него никто и никогда не ждал дерьма, как...

А вот ум свой и таланты батька твой - пропил. Не пей... У тебя есть это
в Крови - заклинаю, - не пей".

Я вдруг ощутил самую искреннюю приязнь к этому человеку и знал, что он
тоже меня любит, как сына своего старого боевого друга. У меня даже не было
сил намекать ему на то, что друг его - не мой отец. Потом все переменилось,
ибо я понял, что приветствие сие было лишь способом досадить моей матушке.
Сладок поцелуй друга - Иуды...

После князя я встретился с Котляревским. Если князь напомнил мне
изящную статуэтку пастушка из фарфора, Котляревский по облику был схож с
медведеподобным Петером. Кстати, он был ровно на год старше меня и
единственный из хозяев свободно говорил по-немецки. (Его матушка была наших
Кровей и мы сразу нашли общий язык и сдружились.)

Природная Петькина мизантропия послужила причиной отсылки сего
блестящего офицера сюда - на Кавказ. Будучи немцем по матушке и хохлом по
отцу, Петя был слишком заносчив (как истый хохол) и чересчур педантичен на
русский вкус. Я в Латвии видывал и не таких (тот же дядя Додик был не
подарком), но русские не привыкли к такому норову и обращению.

Первое, что бросалось в глаза при виде Кислицына - его бледное лицо и
нездоровый румянец. Несчастный все время подкашливал (частенько с кровью), и
все кругом делали вид, что не видят этого.

Судьба сыграла с Кислицыным злую шутку. Он был одним из лучших и
выпускников Колледжа. (Его ставили на одну доску лишь с его другом и
одноклассником - Мишей Сперанским.) Таланты его были настолько ярки и
неоспоримы, что "на разводе" его определили в Англию - самый высший пост для
русского резидента! (Сперанский попал в католический Рейнланд - менее важное
место работы.) И тут - чахотка в такой форме... С таким кровохарканием