человека была наполовину средневековая: на голове парик, как у Ламуаньона,
а рукава широкие, как у Тристана Отшельника. Его большие круглые глаза
по-совиному уставились на Гуинплена. Выступал он мерным шагом. Вряд ли
можно было встретить более свирепого малого.
святой Марии Овер-Рэй ему удалось нагнать шествие, которое, к счастью,
задержала драка между мальчишками и собаками - обычная сцена на улицах
тогдашнего Лондона; в старинных полицейских протоколах, отводящих собаке
место впереди детей, она значилась под рубрикой "dogs and boys" - "собаки
и мальчишки".
самым заурядным явлением, и так как у каждого были свои собственные дела,
кучка любопытных вскоре разбрелась. Один только Урсус продолжал идти по
следам Гуинплена.
сектам, существующим еще и в наши дни: общине "Религиозного отдыха" и
"Лиге аллилуйи".
преимуществу еще не застроенные улицы, поросшие травой, безлюдные проходы
между домами, и делая много поворотов. Наконец оно остановилось. Это был
глухой переулок. Никаких жилых строений, кроме двух-трех лачуг в самом
начале его. Переулок пролегал между двумя стенами - низкой слева и высокой
каменной стеной справа. Эта почерневшая от времени стена саксонской кладки
с зубцами была укреплена железными "скорпионами" и прорезана узенькими
отдушинами, закрытыми толстой решеткой. Ни одного окна; только кое-где
отверстия, служившие некогда амбразурами для камнеметов и старинных
пищалей. В самом низу стены виднелась маленькая калитка, похожая на дверцу
мышеловки.
углублении массивного свода и висела на узловатых прочных петлях; она была
заперта на большой замок, снабжена тяжелым молотком, сплошь усеяна
гвоздями и словно покрыта панцирем из металлических пластинок и блях: в
ней было больше железа, чем дерева.
доносился непрерывный шум, как будто рядом с переулком протекал бурный
поток. Это был гул голосов и грохот экипажей. Возможно, что по другую
сторону почерневшего здания проходила большая улица, вероятно главная
улица Саутворка, упиравшаяся одним концом в Кентерберийскую дорогу, а
другим - в Лондонский мост.
кроме конвоя, окружавшею Гуинплена, только одно человеческое лицо -
смертельно бледный профиль Урсуса, который рискнул наполовину высунуться
из тени, падавшей от стены. Он притаился в одном из коленчатых изгибов
переулка, смотрел и боялся увидеть.
жезлом стоял позади него. Судебный пристав поднял молоток и постучал три
раза. Оконце открылось. Судебный пристав произнес:
открылся темный, холодный проем, напоминавший вход в пещеру. Страшный свод
терялся во мраке.
5. УЖАСНОЕ МЕСТО
пристав. За ним - весь отряд. Калитка захлопнулась.
кто открыл ее, ни кто ее запер. Казалось, засовы сами собой вошли в скобы.
В некоторых очень давней постройки смирительных домах еще существуют
подобные механизмы, служившие в старину для вящего устрашения преступника.
Дверь, привратник которой оставался незримым. Это придавало тюремным
воротам сходство с вратами ада.
которая шла бы вразрез с мрачным видом, свойственным всякой тюрьме.
древних божеств Англии, ставший впоследствии дворцом для Этелульфа и
крепостью для Эдуарда Святого, а в 1199 году превращенный Иоанном
Безземельным в место заключения, - вот что представляла собою Саутворкская
тюрьма. Это сооружение, вначале пересеченное улицей, подобно тому как
Шенонсо пересекается рекой, в течение одного или двух столетий было тем,
что по-английски называется gate, то есть укрепленной заставой городского
предместья; затем проезд заложили. В Англии еще сохранилось несколько
тюрем этого типа: в Лондоне - Ньюгейт, в Кентербери - Вестгейт, в
Эдинбурге - Кенонгейт. Французская Бастилия на первых порах тоже служила
заставой.
высокая стена, внутри - целый улей тюремных камер. Трудно представить себе
что-либо мрачнее этих готических тюрем, в которых паук и правосудие ткали
свою паутину и куда в то время не проник еще, подобно солнечному лучу,
Джон Ховард. Все они, подобно старинной брюссельской "геенне", могли бы
быть названы "домом слез".
чувствовали древние мореплаватели, проезжая мимо ада рабов, упоминаемого
Плавтом, мимо островов железного лязга, ferricrepiditae insulae, при
приближении к которым слышен был звон цепей.
сажали преимущественно колдунов, как на то указывало полустершееся
двустишие, высеченное на камне над калиткой:
высшего правосудия; она была когда-то сделана из дерева, но окаменела,
будучи зарыта в землю близ Вобурнского аббатства, в Асплей-Говисе, почва
которого обладает свойством все превращать в камень.
сообщавшиеся между собой в те времена, когда она служила воротами; в ней
было два входа: один, парадный, с главной улицы, предназначавшийся для
властей, другой - с переулка, "скорбный вход", для всех прочих смертных, а
также для покойников, ибо когда в тюрьме умирал заключенный, его труп
выносили в эту калитку. Это было тоже своего рода освобождение. Смерть -
свобода, даруемая вечностью.
дорожку, сжатую с обеих сторон стенами. В Брюсселе есть такой переулок,
именуемый "Улицей для одного прохожего". Стены были неравной высоты:
высокая стена была стеной тюрьмы, низкая - оградой кладбища. Эта ограда,
за которой окончательно превращалось в прах тело, наполовину сгнившее в
тюрьме, была не выше человеческого роста. Ее ворота приходились как раз
напротив тюремной калитки. Покойнику только и было труда, что перебраться
через улицу. Достаточно было сделать двадцать шагов вдоль стены, чтобы
очутиться на кладбище. К высокой стене была прибита виселичная лестница;
напротив, на кладбищенской ограде, красовалось изваяние черепа. Одна стена
нисколько не ослабляла мрачного впечатления от другой.
6. КАКИЕ СУДЕБНЫЕ ЧИНЫ СКРЫВАЛИСЬ ПОД ПАРИКАМИ ТОГО ВРЕМЕНИ
сторону тюрьмы - со стороны ее фасада, он увидел бы главную улицу
Саутворка и мог бы заметить у монументального парадного подъезда здания
дорожную карету с крытыми козлами, напоминавшую нынешние кабриолеты. Ее
окружала кучка любопытных. Карета была разукрашена гербами, и толпа
видела, как из нее вышел человек, который исчез затем в дверях тюрьмы;
вероятно, судья, - решили присутствовавшие, ибо в Англии судьи часто
бывали из дворян и имели "право на герб". Во Франции герб и судейская
мантия почти всегда исключали друг друга; герцог Сен-Симон, говоря о
судьях, как-то выразился: "люди этого сословия". В Англии же звание судьи
нисколько не бесчестило дворянина.
судьями", и не было ничего проще, как принять эту карету за экипаж судьи,
совершающего объезд. Несколько необычным казалось только то, что
предполагаемый судья вышел не из самой кареты, а сошел с козел, где хозяин
обычно не сидит. Другая странность: в ту эпоху в Англии путешествовали
либо в дилижансе, уплачивая по шиллингу за каждые пять миль, либо верхом,
с оплатой по три су за милю и по четыре су форейтору после каждого
перегона; тот, кто позволял себе путешествовать на перекладных в
собственной карете, платил за каждую лошадь и за каждую милю столько
шиллингов, сколько су платил ехавший верхом; карета же, остановившаяся у
подъезда Саутворкской тюрьмы, была запряжена четверкой лошадей и