где-то впереди, за водою, кричащими: "За мной! За мной-ой!" -- пытаясь
угадать по голосу своего ведущего. Мокрая одежда мешала бежать, бойцы, на
берегу отжимаясь, падали, щупали себя: здесь ли он, боец, с собой ли его
тело? Огонь свалился на баркас, вокруг которого в воде барахтались раненые,
грязью замывало, заиливало живых и убитых. Немцы пытались зажечь баркас
пулями и ракетами, чтобы высветить протоку, видеть, куда углубляются
перемахнувшие через реку части русских. Но те были уже в оврагах. Уведя в
ответвление оврага батальон, Щусь велел всем отдохнуть, обуться, зарядить
диски, проверить гранаты, у кого они сохранились, вставить в них капсюли. Из
ночи разрозненно и группами набегали и набегали бойцы, валились на сухую
хвою редко по склону оврага растущих сосенок, на твердые глыбы глины,
вжимались в трещины, втискивались в землю, которая после темной реки, после
глубокой воды казалась такой родной, такой желанной.
Ниже острова, по берегу реки разрастался бой. Где-то там погибали или уже
погибли роты Яшкина и Шершенева.
переправились, теперь вверх по оврагу, противотанковый ров не переходить --
по нему сейчас работает наша артиллерия. Командиры взводов, отделений, кто
еще жив, держаться ближе ко мне. Никому не отставать. Теперь главное -- не
отставать...
батальона капитана Щуся лезли и лезли куда-то в ночь, в гору, а внизу, по
берегу, принимая весь удар на себя, сражался полк Сыроватко.
были на воде разбиты и утоплены, однако чудом каким-то, не иначе, словно по
воздуху, некоторым подразделениям удалось добраться до берега, уцепиться за
него и вслед за разрывами снарядов и мин продвинуться вперед, минуя
осыпистый яр. Разноцветье ракет, взлетающих в небо, означало, что части
полка Сыроватко в самом центре плацдарма закрепились, прикрывают соединения,
переправляющиеся следом.
ему с десятком бойцов спуститься обратно на берег, беря под свою команду по
пути встречающихся бойцов, попробовать найти роту Яшкина и самого ротного,
если жив. Вести людей этим глубоким оврагом, по которому будут расставлены
посты с паролем "Ветка", ответом будет "Корень".
бой не ввязываться. У нас иная задача.
сеном и соломой палатки, самодельные тяжелые плотики. Среди
сосредотачивающихся для переправы выделялись бойцы в комсоставских
гимнастерках, в яловых сапогах. Лешке опять показалось, что он видел среди
них Феликса Боярчика. Сходить в штрафную недосуг, да и не пустят небось к
ним, к этим отверженным людям, да и лодку, спрятанную под ворохами соломы,
оставлять без догляду нельзя -- моментом урвут, на руках унесут, как любимую
женщину. Приходил опять усатый офицер из какого-то важного подразделения,
бумагой тряс, требовал, грозил. Лешка с помощью майора Зарубина еле от него
отбился.
берега, как потом оказалось половину состава боевой группы, углубился в
овраги правого берега, Лешка при белом, дрожащем свете спущенных с самолета
фонарей украдкой перекрестился на озаренные собственным огнем игрушечные
рамки гвардейских минометов, выстроенных за старицей. В серебристо
вспыхнувшем кустарнике, который, дохнув, разом приподнялся над землей и
упал, тлея в светящихся кучах листа, сорванного ольховника, вороха листьев
кружило, подбрасывало над землей, осаживало на батарею и сажей, клубом огня
катило в поля, в прибрежные порубленные леса -- занимался всесветный пожар,
и никто его не тушил. "Всех карасей поглушат!" -- как всегда не к месту,
нелепая мелькнула мысль и, как всегда, она родила в нем какие-то посторонние
желания; "Вот бы бабушку Соломенчиху сюда!"
донесло ответные толчки взрывов, земля вместе с дубками, со старицей, за
которой потухли "катюши", начала качаться и скрипеть, будто на подвесных
ржавых канатах.
-- живы будем -- хрен помрем! -- кричал громко, фальцетом, сам себя не
слыша.
лямку из обмотки, тащил тяжелое корыто и, тоже, не слыша себя, твердил:
перебитом пулями, летошнем тальнике, заранее подсмотренном Лешкой. Залегли,
отдышались. Прикрывая полою телогрейки фонарик, Лешка погрузил в нос лодки
противогазную сумку с десятком гранат и запасными дисками для автомата, туда
же сунул мятую алюминиевую баклажку с водкой, рюкзачок с харчишками, долго
пристраивал планшет и буссоль. Пристроил, прикрыл военное добро снятой с
себя телогрейкой. Глядя на набросанные бухтиной на дно челна провода с
грузилами, подумал, подумал и разулся. Еще подумал и расстегнул ремень на
штанах, но сами штаны не снял. Эти приготовления вовсе растревожили Сему
Прахова:
корыта и прислонил к ней заботливо завернутый в холщовый мешок да в старую
шинельку телефонный аппарат с заранее к нему привязанным заземлителем. Сема
Прахов соединил Лешкин провод с катушкой, которая оставалась на берегу.
извелся. Лешка ничего не проверял, он присел на нос лодки и зорко следил за
тем, как идет переправа, -- ему в пекло нельзя. Ему надо туда, где потемней,
где потише -- корыто-то по бурному водоему плавать неспособно, по реке же,
растревоженно мечущейся от взрывов и пуль, посудине этой и вовсе плавать не
назначено. Ей в заглушье старицы полагалось существовать, в кислой,
неподвижно-парной воде плавать.
артподготовка, получили некоторое преимущество -- немцы уже привыкли к тому,
что, начав валить по ним изо всех орудий, русские молотить будут уж никак не
меньше часа, и когда спохватились, передовые отряды, форсирующие реку,
достигли правобережного острова.
плавать, снабженные хоть какими-то плавсредствами, они бы не только острова,
но и берега достигли в боевом виде и сразу же ринулись бы через протоку на
берег. Но на заречный остров попали люди, уже нахлебавшиеся воды, почти
сплошь утопившие оружие и боеприпасы, умеющие плавать выдержали схватку в
воде пострашнее самого боя с теми, кто не умел плавать и хватался за все и
за всех. Достигнув хоть какой-то суши, опоры под ногами, пережившие панику
люди вцепились в землю и не могли их с места сдвинуть никакие слова, никакая
сила. Над берегом звенел командирский мат, на острове горели кусты, загодя
облитые с самолетов горючей смесью, мечущихся в пламени людей расстреливали
из пулеметов, глушили минами, река все густела и густела от черной каши из
людей, все яростней хлестали орудия, глуша немцев, не давая им поднять
головы. Но противник был хорошо закопан и укрыт, кроме того, уже через
какие-то минуты в небе появились ночные бомбардировщики, развесили фонари
над рекой, начали свою смертоубийственную работу -- они сбрасывали бомбы, и
в свете ракет река поднималась ломкими султанами, оседала с хлестким шумом,
с далеко шлепающимися в реку камнями, осколками, ошметками тряпок и мяса.
кроить небо вдоль и поперек очередями трассирующих пуль. На берег бухнулся
большим пламенем объятый самолет. Фонари на парашютах, будто перезревшие
нарывы, оплывающие желтым огнем, сгорали и зажигались, сгорали и зажигались.
Бесконечно зажигались, бесконечно светились, бесконечно обнажали реку и все,
что по ней плавало, носилось, билось, ревело.
правом берегу, думал Лешка, полагая, что батальон Щуся, кореши родные,
проскочили остров еще до того, как он загорелся, до того, как самолеты
развесили фонари, -- во всяком разе он истово желал этого, желал их найти,
встретить на другом берегу, хотя и понимал, что встретит не всех, далеко не
всех.
даже не минометы, с хряском ломающие и подбрасывающие тальники на островах и
на берегу. Самым страшным оказались пулеметы, легкие в переноске,
скорострельные эмкашки с лентой в пятьсот патронов. Они все заранее
пристреляны и теперь, будто из узких горлышек брандспойтов, поливали берег,
остров, реку, в которой кишело месиво из людей. Старые и молодые,
сознательные и несознательные, добровольцы и военкоматами мобилизованные,
штрафники и гвардейцы, русские и нерусские -- все они кричали одни и те же
слова: "Мама! Божечка! Боже!" и "Караул!", "Помогите!.." А пулеметы секли их
и секли, поливали разноцветными смертельными струйками. Хватаясь друг за
друга, раненые и нетронутые пулями люди связками уходили под воду, река
бугрилась, пузырясь, содрогалась от человеческих судорог, пенилась красными
бурунами.
понимая, что чем он больше медлит, тем меньше у него остается возможностей
достигнуть другого берега.
России, по таежным, степным и затерявшимся среди стылых, где и снежных
Самойлова Елена
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Березин Федор
Херберт Фрэнк
Березин Федор