посмотрела на посетителей своими мутными глазами и бочком выбралась из
комнаты.
видимо, она жила в нем, как живут в восточных караван-сараях. Квадратный
коврик посередине, немного мебели, явно случайного происхождения, да
нагроможденные в беспорядке сундуки и другие дорожные принадлежности - вот
все, что составляло убранство комнаты. От прежних, более оседлых жильцов,
остались позолоченный столик и трюмо, которые могли бы скрасить угрюмый вид
этой душной ловушки; но позолота поблекла, как прошлогодние цветы, а зеркало
было таким мутным, точно в нем по волшебству застыли все дожди и туманы,
когда-либо там отражавшиеся. Впрочем, посетителям не пришлось долго все это
рассматривать: дверь отворилась, и вошла мисс Уэйд.
красивая, такая же надменная, такая же замкнутая. Она не обнаружила при виде
их ни удивления, ни каких-либо иных чувств. Она предложила им сесть, но сама
сесть не пожелала и сразу приступила к делу, исключив необходимость
предисловий.
причина, которой я обязана честью вашего посещения. Давайте сразу о ней и
говорить.
что-нибудь о ней знаете?
до вашего сведения, что я всей душой желал бы, чтобы она вернулась, и моя
жена и дочь тоже всей душой желали бы этого. Она с малых лет жила в нашей
семье; мы помним о своем долге перед нею, и уверяю вас, мы многое готовы
принять в расчет.
голосом. - Что же именно?
замешательство мистера Миглза, - то необоснованное чувство обиды, которое
порой заставляет эту бедную девушку горячиться, забывая о сделанном ей
добре.
точно завороженный, не мог отвести от нее глаз, хотя бы для того, чтобы
взглядом попросить Кленнэма сделать следующий ход. После некоторого
неловкого молчания Артур сказал:
словами она отворила дверь соседней комнаты и за руку вывела оттуда
Тэттикорэм. Любопытную картину они собой представляли, стоя рядом, -
девушка, нервным движением, в котором были и гнев и нерешительность,
теребившая платье на груди, и мисс Уэйд, внимательно наблюдавшая за ней,
сохраняя спокойствие, в котором неоспоримо угадывалась (как под покрывалом
угадываются формы окутанного им предмета) неукротимая страстность ее
собственной натуры.
ваш покровитель, ваш хозяин. Он готов снова принять вас к себе, если вы
оцените его великодушие и захотите вернуться. Вы можете снова сделаться
фоном, выгодно оттеняющим достоинства его прелестной дочери, рабой ее милых
прихотей, игрушкой в доме, наглядным доказательством доброты всего
семейства. Можете снова откликаться на нелепую кличку, которая под видом
шутки клеймит и выделяет вас - и правильно, вы и должны быть заклеймены и
выделены (ваше происхождение, моя милая, не забывайте о своем
происхождении!). Можете снова занять свое место при дочери этого
джентльмена, Гарриэт, чтобы постоянно напоминать ей, какая она хорошая,
добрая и жалостливая. Можете обрести вновь все эти радости и много других в
том же роде, которые вы, верно, вспоминаете сейчас, слушая меня, и которых
вам не видать больше, если вы останетесь здесь, - все можете обрести вновь,
стоит вам только сказать этим джентльменам, что вы смиренно раскаиваетесь и
готовы идти с ними туда, где вас ожидает прошение. Так как же, Гарриэт?
Пойдете?
все ярче заливала ее щеки. Услышав обращенный к ней вопрос, она сверкнула
своими черными глазами, судорожно стиснула в пальцах ткань платья и
отвечала:
незваных гостей и со спокойной улыбкой спросила:
и поступки, бедный мистер Миглз все это время не мог вымолвить ни слова:
только теперь дар речи вернулся к нему.
мое, потому что ничего кроме ласки и любви это имя не выражает, и ты сама
прекрасно знаешь это...
пальцами себе в грудь.
сейчас, Тэттикорэм, пока ты чувствуешь на себе взгляд этой дамы (она на миг
вскинула глаза на ту, о ком шла речь) и пока подчиняешься ее влиянию, как
это не трудно видеть. Но потом ты согласишься, что я прав. Тэттикорэм, я не
стану спрашивать эту даму, верит ли она собственным словам, сказанным в
злобе и раздражении - ни я, ни мой друг мистер Кленнэм в этом не
сомневаемся, хоть она и умеет обуздывать свои чувства с самообладанием,
которому нельзя не удивляться. Я не стану спрашивать, веришь ли этим словам
ты, выросшая в моем доме, в моей семье. Скажу только, что никто из нас не
ждет от тебя никаких зароков или просьб о прощении. Об одном прошу тебя,
Тэттикорэм: сосчитай до двадцати пяти.
тут было больше, гнева или упрямства. Щеки ее пылали, дыхание прерывалось,
кровь билась в висках, все ее существо словно восставало против возможности
исправить сделанное.
- Хоть режьте, не буду! Хоть убейте, не буду!
потом оглянулась и повторила с прежней улыбкой и прежним тоном:
руки, точно заклиная ее. - Вслушайся в голос этой женщины, посмотри на ее
лицо, попробуй заглянуть к ней в душу, и подумай, что ждет тебя впереди! Ты
сейчас находишься под ее влиянием - нам странно и даже страшно видеть, как
оно велико, - но ты не понимаешь, что это - влияние натуры еще более
страстной, еще более неукротимой, чем твоя. Что может выйти из такого союза?
К чему он приведет?
голоса, ни тона. - Вы можете говорить все что вам угодно.
бедной, запутавшейся девушки, - сказал мистер Миглз, - но все же я сумею
держать себя в границах, даже глядя на то, как вы губите ее. Простите, если
я напомню вам в ее присутствии - это необходимо, - что в ту пору, когда, на
свою беду, она повстречалась с вами, вы были всем нам чужой и для всех нас
загадкой. Я и сейчас не знаю, кто вы такая, но злобную душу свою вы не
скрыли, не могли скрыть. И если вы одна из тех несчастных, которые бог весть
почему испытывают мрачную радость, делая столь же несчастными и своих сестер
(слыхал я о таких за свою долгую жизнь), я должен сказать ей: "Берегись этой
женщины!", а вам я скажу: "Берегитесь самой себя".
мистер Кленнэм, может быть, вы внушите своему другу...
Тэттикорэм, дорогая моя, бедная девочка, сосчитай до двадцати пяти.
Кленнэм негромко, но с глубоким волнением. - Воротитесь к друзьям, чью
доброту едва ли вы могли позабыть. Одумайтесь, пока не поздно.
тяжело дыша, - уведите меня, пожалуйста.
дитя мое, - только об одном прошу: сосчитай до двадцати пяти!
рассыпались по плечам, и с решительным видом отвернулась к стене. Мисс Уэйд
наблюдала за ней, так же многозначительно и странно усмехаясь и так же
приложив руку к груди, как в Марселе, при первой их встрече. Затем она
обняла ее, словно навсегда утверждая свою власть над нею, и с нескрываемым
торжеством взглянула на обоих мужчин.
на эту девушку, - сказала она. - Так узнайте же на прощанье - ибо я едва ли
буду иметь честь встретиться с вами еще, - что это влияние основано на
общности наших судеб. Обстоятельства моего рождения такие же, как у вашей
разбитой игрушки. У нее нет имени, и у меня его тоже нет. Ее страдания - мои
страдания. Больше мне вам нечего сказать.
печально побрел к выходу. Когда Кленнэм повернулся, чтобы последовать за
ним, мисс Уэйд заговорила снова, все с тем же внешним бесстрастием, тем же
Каменистый Артем
Курылев Олег
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Земляной Андрей