Стюарт[215], сохранившуюся в том виде, в каком она была при жизни
несчастной королевы... Он поднимется по Кенонгет до Кэстля, так гордо
возвышающегося на базальтовой скале: там еще сохранилась маленькая комната,
в которой появился на свет ребенок - будущий Иаков VI Шотландский и Иаков I
Английский[216]. Трегомен поднялся бы и на "Трон Артура", похожий на
спящего льва, если смотреть на него с западной стороны; оттуда, с высоты
двухсот сорока семи метров над уровнем моря, можно охватить глазом весь
город, холмистый, как древняя часть города цезарей[217], до Лита[218],
который является подлинным портом Эдинбурга в заливе Фђрт-оф-Форт, до
берега графства Файф, до вершин Бен-Ломонд, Бен-Леди, Ламмермур-Хилс, до
безграничного морского простора...
Сколько красот природы, сколько чудес, созданных руками человека! Трегомен,
все еще грустя о сокровищах, потерянных из-за упрямства проповедника,
сгорал, однако, от желания насладиться всем этим великолепием, но чувство
долга заставляло его сидеть у изголовья деспотического друга.
Поэтому добряку ничего не оставалось, как смотреть из открытого окна
гостиницы на знаменитый памятник Вальтеру Скотту, готические пилястры[219]
которого вздымаются ввысь почти на двести футов в ожидании, пока все ниши
не будут заполнены фигурами пятидесяти шести героев, созданных воображением
великого шотландского романиста.
Затем Жильдас Трегомен переводил взгляд на длинную перспективу улицы
Принца, тянущуюся к Колтон-Хиллу, и за несколько минут до полудня начинал
следить за большим золотым шаром на мачте обсерватории, падение которого в
точности совпадало с моментом прохождения солнца через меридиан столицы.
Между тем в квартале Кенонгет, а затем и по всему городу стали носиться
слухи, которые способствовали увеличению и без того уже немалой
популярности преподобного Тиркомеля. Рассказывали, что знаменитый
проповедник, как подобает человеку, у которого слово не расходится с делом,
отказался от совершенно невероятного, почти баснословного наследства.
Говорили о нескольких миллионах, даже о нескольких сотнях миллионов,
которые он хотел скрыть от человеческой жадности. Может быть, пастор и сам
содействовал распространению выгодных для него слухов, так как ему не было
никакого смысла делать из этого тайну. Газеты подхватили слухи, печатали и
перепечатывали сведения о сокровищах Камильк-паши, зарытых под скалами
какого-то таинственного островка. Что же касается его местоположения, то,
если верить газетам - а проповедник и не думал давать опровержения,- оно
якобы было известно преподобному Тиркомелю, и только он один мог бы дать на
этот вопрос точные указания, хотя в действительности нельзя было обойтись
без участия двух других сонаследников. Впрочем, подробностей этого дела
никто не знал, и имя Антифера ни разу не было упомянуто. Само собой
разумеется, что одни газеты одобряли доблестное поведение лучшего из
пастырей свободной шотландской церкви, а другие порицали его, так как эти
миллионы, вместо того чтобы без венкой пользы лежать в какой-то яме, могли
бы облегчить положение многих несчастных бедняков Эдинбурга, если бы были
им розданы. Но преподобный Тиркомель не придавал никакого значения ни
порицаниям, ни похвалам - и то и другое ему было одинаково безразлично.
Легко вообразить, какой успех имела его проповедь, произнесенная в церкви
Престола Господня на следующий день после этих сенсационных разоблачений.
Вечером 30 июня верующие буквально осаждали церковь. Толпы людей, не
поместившихся внутри храма, запрудили близлежащие улицы и перекрестки.
Появление на кафедре проповедника было встречено громом аплодисментов.
Можно было подумать, что находишься в театре, когда публика устраивает
овацию любимому актеру, выходящему на вызовы под восторженные крики "ура".
Сто миллионов, двести миллионов, триста миллионов - нет, целый миллиард! -
вот что предлагали этому феноменальному Тиркомелю, и вот чем он пренебрег!
И он начал свою обычную проповедь фразой, произведшей на всех поистине
потрясающее впечатление:
- Есть человек, который одним своим словом может исторгнуть из недр сотни
миллионов, но этого слова он не произнесет!
На этот раз дядюшки Антифера и его спутников, конечно, не было среди
присутствующих. Но за одной из колонн притвора притаился странный
слушатель-чужеземец, не известный никому из прихожан, лет тридцати -
тридцати пяти, смуглый, чернобородый, с грубыми чертами лица и
отталкивающей физиономией. Был ли ему знаком язык, на котором говорил
преподобный Тиркомель? Мы не знаем этого. Но как бы то ни было, он стоял в
полумраке, не сводя с проповедника пылающих глаз!
Так, не меняя положения, незнакомец дождался конца проповеди, а когда
заключительные слова вызвали новый взрыв аплодисментов, он стал пробираться
сквозь толпу поближе к проповеднику. Может быть, он хотел идти следом за
ним на улицу Кенонгет? По-видимому, да, так как он очень энергично
расталкивал локтями толпу на ступеньках паперти.
В этот вечер преподобный Тиркомель возвращался домой не один. Тысячи людей
составили триумфальное шествие. Странный чужеземец держался позади, не
присоединяя своего голоса к крикам восторженной толпы. Дойдя до дома,
популярный оратор поднялся на верхнюю ступеньку крыльца и обратился к своим
почитателям с несколькими словами, вызвавшими новые взрывы "ура" и "гип",
"гип". Потом он вошел в темные сени, не заметив, что за ним последовал
посторонний человек.
Толпа медленно расходилась, наполняя улицу шумом и возгласами.
Преподобный Тиркомель поднимался по узкой лестнице, ведущей на третий этаж.
Незнакомец неслышно шел за ним следом, так тихо, что даже кошка не смогла
бы легче касаться ступенек.
Проповедник вошел в свою комнату и запер дверь. Неизвестный остановился на
площадке, притаившись в темном углу, и стал ждать... Что же произошло?..
На следующий день жильцы дома были поражены тем, что проповедник, который
всегда выходил в один и тот же час рано утром, не появился. Не видели его и
днем. Несколько человек, пришедших навестить его, тщетно стучались в дверь.
Отсутствие пастора показалось настолько подозрительным, что после полудня
один из соседей счел нужным заявить об этом в полицейский участок.
Констебль и его помощники явились в дом проповедника, поднялись по
лестнице, постучали в дверь и, не получив ответа, проникли в комнату,
высадив дверь плечом,- особым приемом, известным только полисменам.
Какое зрелище! Очевидно, кто-то взломал запор... проник в комнату...
перерыл ее сверху донизу... Шкаф был открыт, одежда валялась на полу...
Стол опрокинут... Лампа брошена в угол... Книги и бумаги раскиданы по
полу... А возле сломанной, переворошенной кровати лежал преподобный
Тиркомель, крепко-накрепко связанный, с кляпом во рту...
Поспешили оказать ему первую помощь. Он был без сознания и едва дышал...
Когда произошло нападение?.. Сколько времени он провел в таком состоянии?..
Только он один сможет это сказать, если удастся вернуть ему сознание...
Пастора принялись энергично приводить в чувство, не раздевая, потому что он
и так лежал почти голый: рубашка на нем была разорвана, плечи и грудь
обнажены.
И когда один из полисменов стал по всем правилам растирать его, у констебля
вырвался крик изумления. На левом плече преподобного Тиркомеля он увидел
буквы и цифры!
В самом деле, на белой коже проповедника отчетливо проступала коричневая
татуировка,- это была какая-то запись... И вот как она выглядела:
77€19' N
Легко догадаться, что это и была искомая широта!.. Очевидно, отец пастора
выжег клеймо на плече своего маленького сына (подобно тому как записал бы в
памятную книжку), чтобы лучше сохранить драгоценные сведения. Может
затеряться записная книжка, но не плечо! Вот почему Тиркомель, хотя он и
действительно сжег письмо Камильк-паши, адресованное его отцу, тем не менее
остался хранителем столь необычной записи, которую он, впрочем, даже не
полюбопытствовал прочесть с помощью зеркала.
Но злоумышленник, проникший в комнату во время сна проповедника, несомненно
ее прочитал!.. Он захватил врасплох несчастного пастора, обшарил шкаф,
рылся в бумагах... Напрасно Тиркомель сопротивлялся... Негодяй связал его,
заткнул ему рот и скрылся...
Таковы были подробности, сообщенные самим Тиркомелем после того, как спешно
вызванный врач привел его в чувство. По мнению пастора, это нападение было
совершено с единственной целью - вырвать у него тайну, которую он отказался
открыть,- тайну острова, где зарыты миллионы.
Преступника он, конечно, хорошо разглядел, так как вынужден был бороться с
ним. Он сумел даже точно сообщить все его приметы. Не преминул он