бумагах.
экспедицию, и он тебя выгнал. Но это - правда. Ты оказался прав.
удовольствия. Я только сказал с притворным изумлением:
тебе. Я тебе все отдам, все доказательства. Он у нас полетит вверх ногами.
только об одном: чтобы ты уехал.
отступился?
правда ли?
разрешения позвонить по телефону и, пока разговаривал, все время смотрел
вдоль коридора, не ушел ли Ромашка. Но он не ушел - едва ли ему могло
придти в голову, кому я звоню по телефону.
решил, что ослышался. - Николай Антоныч, - сказал я вежливо, - извините,
что я так поздно беспокою вас. Дело в том, что мне необходимо вас видеть.
Поверьте мне, это очень важно, и не столько для меня, как для вас.
поверьте мне хоть один раз в жизни. Вы приедете. Я вешаю трубку.
прочим, лишним подтверждением, что газету со статьей "В защиту ученого"
прислал именно он. Но сейчас мне было не до таких мелочей. Я вернулся к
Ромашке.
минут, пока не приехал Николай Антоныч. Я притворился, что мне совсем не
интересно, кем прежде был Николай Антоныч, расспрашивал, что это за
бумаги, и уверял гнусавым от хитрости голосом, что не могу уехать без
Кати. Но вот в дверь постучали, я крикнул:
втянув голову в плечи, и беспокойно прислушивался - настоящая сова, но
страшнее.
сомнения, известен этот гражданин. Это некто Ромашов, ваш любимый ученик и
ассистент и без пяти минут родственник, если я не ошибаюсь. Я пригласил
вас, чтобы передать в общих чертах содержание нашего разговора.
прямой, в пальто и со шляпой в руке. Потом он уронил шляпу.
назад и предложил следующее: он предложил мне воспользоваться
доказательствами, из которых следует: во-первых, что вы обокрали
экспедицию капитана Татаринова, а во-вторых, еще разные штуки, касающиеся
вашего прошлого, о которых вы не упоминаете в анкетах.
продает уже не в первый раз. Не знаю, может быть, я ошибаюсь.
верьте ему. Он врет.
это дело только ваших отношений. Но вы сознательно...
нравилось, потому что я дал себе слово разговаривать с ними совершенно
спокойно.
мужем. Вы уговаривали ее - из подлости, конечно, - потому что вы его
испугались. А теперь он же приходит ко мне и кричит: "Он у нас полетит
вверх ногами".
Ромашку. Он смотрел на него долго, так долго, что даже и мне трудно было
выдержать эту напряженную тишину.
него был надорванный, старческий голос.
говорить. Вы хотели уверить меня, что он негодяй. Это для меня не новость.
Вы хотели снова уничтожить меня, но вы не в силах сделать больше того, что
уже сделали - и непоправимо. - Он глубоко вздохнул. Действительно, я
видел, что говорить ему было трудно.
ожесточенным выражением, - отдаю я тот поступок, который она совершила,
уйдя и не сказав мне ни слова, поверив подлой клевете, которая преследует
меня всю жизнь.
в пальцах. - Не принимаю ни упреков, ни сожаления. Ее дело. Ее личная
судьба. А я одного ей желал: счастья. Но память о брате я никому не отдам,
- сказал он хрипло, и у него стало угрюмое, одутловатое лицо с толстыми
губами. - Я, может быть, рад был бы поплатиться и этим страданием - уж
пускай до смерти, потому что мне жизнь давно не нужна. Но не было этого, и
я отвергаю эти страшные, позорные обвинения. И хоть не одного, а тысячу
ложных свидетелей приведите, - все равно никто не поверит, что я убил
этого человека с его мыслями великими, с его великой душой.
высокого мнения о своем брате, но он не дал мне заговорить.
Ивана. Он один может обвинить меня, и если бы я был виноват, он один бы
имел на это право.
вынимать носовой платок. Ромашка подскочил и помог ему, но Николай Антоныч
снова отстранил его руки.
часто дыша потянулся за шляпой.
намерен отдать всю жизнь, чтобы убедить человечество в том, что вы
виноваты. Для меня это давно ясно, а теперь и не только для меня. Я
пригласил вас не для этого разговора. Просто я считал своим долгом
раскрыть перед вами истинное лицо этого прохвоста. Мне не нужно то, что он
сообщил о вас, - больше того, я давно знаю все это. Хотите ли вы сказать
ему что-нибудь?
как бесчувственный, стоял, глядя прямо перед собой, Николай Антоныч.
Только теперь я заметил, как он постарел за эти дни, как был удручен и
жалок. Но я не жалел его, - только этого еще не хватало.
руку и повел его к двери. Это было неожиданно - тем более, что я выгонял
именно Ромашку, а не Николая Антоныча, которого сам же и пригласил. Мне
хотелось еще спросить у него, кто написал статью "В защиту ученого" -
И.Крылов не потомок ли баснописца? Но я опоздал, - они уже уходили.
длинного коридора, и только на одну минуту Николай Антоныч остановился. Он
стал рвать волосы. У него не было волос, но на пальцах оставался детский
пух, на который он смотрел с мучительным изумлением. Ромашка придержал его
за руки, почистил его пальто, и они степенно пошли дальше, пока не
скрылись за поворотом.
начальником Главсевморпути и сам прочитал ему мою докладную записку. Ответ
положительный. В этом году уже поздно посылать экспедицию, но в будущем
году - вполне вероятно. Проект разработан убедительно, подробно, но
маршрутная часть нуждается в уточнении. Историческая часть весьма