с полным хладнокровием и подумать о том, что, пренебрегши победой над
соблазненной мною добродетелью, я совершил преступление, которого женщины
никогда не прощают. Но я был слишком экспансивен, чтоб стерпеть
ругательства, над которыми благоразумный человек на моем месте только бы
посмеялся. Мое терпение лопнуло, и я сказал ей:
которых вы говорите, увидали вашу спину, то они дальше бы не
любопытствовали.
здоровенную пощечину, какой еще никогда не давала ни одна оскорбленная
женщина. Я не стал ждать повторения и поспешно спасся бегством от града
ударов, который, наверно, посыпался бы на меня.
почитал себя вне опасности, поскольку дама удовлетворила свою
мстительность. Мне казалось, что в интересах своей чести она утаит это
приключение: действительно, в течение двух недель все было тихо. Я уже и
сам начинал о нем забывать, когда вдруг узнал, что дуэнья заболела. Эта
весть огорчила мое доброе сердце. Я проникся жалостью к Лоренсе. Мне
представилось, что моя несчастная возлюбленная стала жертвой безнадежной
любви, с которой не смогла справиться. С прискорбием думал я о том, что
являюсь причиной ее болезни, и, будучи не в силах ее полюбить, по крайней
мере, питал к ней сострадание. Но как плохо я ее знал! Перейдя от страсти
к ненависти, она только и помышляла о том, как бы мне повредить.
в грустном и задумчивом настроении, почтительно спросил его, чем он
расстроен.
безвольна и неблагодарна. Вы поражены, - добавил он, заметив, что я слушаю
его с удивлением, - а между тем это так. Не знаю, какой повод для
ненависти вы дали Лоренсе; во всяком случае, она вас совершенно не выносит
и объявила, что непременно умрет, если вы немедленно не покинете замка. Не
сомневайтесь в том, что вы дороги Серафине и что сперва она дала отпор
этой неприязни, которой не может потворствовать, не выказав себя
несправедливой и неблагодарной. Но в конце концов она - женщина и нежно
любит Сефору, которая ее воспитала. Эта дуэнья была ей второй матерью, и
она боится, как бы ей не пришлось упрекать себя в смерти Сефоры, если не
исполнит ее просьбы. Что касается меня, то сколь я ни люблю Серафину,
однако же никогда не проявлю такой постыдной слабости, чтоб разделять ее
чувства в этом отношении. Пусть лучше погибнут все испанские дуэньи,
прежде чем я соглашусь удалить человека, в котором вижу скорее брата,
нежели слугу.
перестанет преследовать меня у вас, где все предвещало мне счастливые и
спокойные дни. Придется, однако, примириться с изгнанием, как бы мне ни
было приятно остаться здесь.
пока я урезоню Серафину. Пусть не говорят, что вас принесли в жертву
капризам дуэньи, которой и без того уделяют слишком много внимания.
рассердите ее. Я предпочитаю удалиться, для того чтобы не подавать
дальнейшим своим пребыванием повода к несогласию столь идеальным супругам.
Это было бы несчастьем, от которого я не утешился бы всю свою жизнь.
своем решении меня поддержать, что Лоренса, безусловно, оказалась бы
посрамленной, если б и я захотел настоять на своем. Так бы я и поступил,
если б руководствовался только голосом мести. Правда, были минуты, когда,
озлясь на дуэнью, я испытывал искушение отбросить всякую пощаду, но когда
я думал о том, что, разоблачая ее позор, убиваю бедное создание, которому
причинил зло и которому грозили смертью две неисцелимые болезни, то
испытывал к Лоренсе одно только сострадание. Раз уж я являлся таким
опасным человеком, то должен был, по совести, удалиться, чтоб восстановить
спокойствие в замке, что я и выполнил на следующий день до зари, не
простившись со своими господами из опасения, как бы они по дружбе ко мне
не воспротивились моему уходу. Я удовольствовался тем, что оставил в своей
комнате письмо, в котором представлял точный отчет относительно своего
управления.
пистолей, большая часть которых состояла из денег, отнятых у убитых
бандитов, и из моей доли в трех тысячах дукатов, украденных у Самуэля
Симона. Дон Альфонсо оставил мне мою часть и вернул купцу всю сумму из
своего кармана. Считая, что это возмещение легализировало мои права на
дукаты Симона, я пользовался ими без малейших угрызений совести. Я
обладал, таким образом, суммой, позволявшей мне не беспокоиться о будущем,
а кроме того, уверенностью в своих талантах, присущей людям моего
возраста. К тому же я рассчитывал найти в Толедо гостеприимное пристанище.
Я не сомневался, что граф Полан сочтет за удовольствие достойно принять
одного из своих спасителей и предоставить ему помещение у себя в доме. Но
я смотрел на этого вельможу, как на последнее прибежище и решил, прежде
чем обращаться к нему, истратить часть своих денег на путешествие по
королевствам Мурсия и Гренада, которые мне особенно хотелось повидать. С
этой целью я отправился в Альмансу, а оттуда, следуя по намеченному пути,
поехал из города в город до Гренады, не подвергнувшись никаким неприятным
происшествиям. Казалось, что фортуна, удовлетворившись теми злыми шутками,
которые она сыграла со мной, пожелала, наконец, оставить меня в покое.
Однако ничуть не бывало: она уготовила мне еще множество других, как
читатель впоследствии увидит.
Фернандо де Лейва, приходившийся, как и дон Альфонсо, зятем графу Полану.
Увидав друг друга, мы оба испытали одинаковое удивление.
вас сюда?
еще больше изумитесь, когда узнаете, что я покинул службу у сеньора дона
Сесара и его сына.
Сефорой. Он похохотал над этим от всей души, после чего сказал мне уже
серьезным тоном:
свояченице...
замок Лейва не для того, чтобы туда возвращаться. Не откажите лучше
проявить свое хорошее отношение ко мне в другом направлении. Если кто-либо
из ваших друзей нуждается в секретаре или управителе, то заклинаю вас
замолвить словечко в мою пользу. Никто из них, смею поручиться, не
упрекнет вас за то, что вы рекомендовали ему шалопая.
прибыл в Гренаду, чтоб навестить старую, больную тетку, и пробуду здесь
еще три недели, после чего вернусь в замок Лорки, где меня ждет Хулия. Я
живу вот в этом доме, - продолжал он, указывая на барские палаты,
находившиеся в ста шагах от нас. - Наведайтесь через несколько дней: к
этому времени я, быть может, разыщу вам подходящую службу.
мне:
человека, сведущего в литературе и обладающего хорошим почерком, дабы
переписывать начисто его произведения. Мой дядя - известный проповедник:
он составил не знаю уж сколько проповедей и сочиняет каждый день новые,
которые произносит с большим успехом. Считая, что вы ему подойдете, я
предложил вас на это место, и он согласился. Ступайте, представьтесь ему
от моего имени; по приему, который он вам окажет, вы сможете судить о
благоприятном отзыве, который я о вас дал.
Приготовившись с величайшей тщательностью предстать перед его
высокопреосвященством, я однажды утром отправился в его палаты. Если б мне
вздумалось подражать сочинителям романов, то я составил бы пышное описание
архиепископского дворца в Гренаде: я распространился бы относительно
архитектуры здания, расхвалил бы роскошь меблировки, поговорил бы о
находившихся там статуях и не пощадил бы читателя изложением сюжетов всех
висевших там картин. Но я буду краток и скажу только, что дворец этот
превосходил великолепием дворцы наших королей.
которых принадлежало к штату монсиньора: эскудеро, камер-лакеи, идальго и
священники его свиты. Все миряне были в роскошных одеждах: их можно было
скорее принять за сеньоров, нежели за людей служилого сословия. Вид у них
был напыщенный, и они корчили из себя важных бар. Глядя на них, я не мог
удержаться от смеха и внутренне поиздевался над ними:
как они несут ярмо рабства, не замечая его. Если б они его чувствовали,
то, пожалуй, не усвоили бы себе таких высокомерных повадок".
дверей архиепископского кабинета и назначение которой заключалось в том,
чтоб отворять и затворять их, когда понадобится. На мой вежливый вопрос,
нельзя ли поговорить с монсиньором, камер-лакей сухо ответил мне:
Аникина Наталья
Круз Андрей
Круз Андрей
Куликов Роман
Бажанов Олег
Херберт Фрэнк