существовании, хотя в свое время пропахала Садовое кольцо вдоль и поперек.
моего теперешнего состояния. Я зашла в него только потому, что на
единственном сеансе в одиннадцать показывали фильм с участием Марго. Кто-то
уже успел обвести фамилию Марго черным, и теперь афиша выглядела почти
эпитафией. Фильм назывался ?Мост над бурной рекой?, это была одна из ее
первых главных ролей в кино, почему нет, пусть она будет живой - хотя бы те
полтора часа, которые длится фильм.
паре перед малочисленной публикой льготного сеанса, - ?Твои глаза?, судя по
сентиментальному названию, фильм еще более древний, чем ветхозаветные
?Королева Шантеклера? или ?Пикник в пижаме?. Он шел первым и оказался
дешевенькой ревюшкой 1954 года выпуска. Ничего заслуживающего внимания,
кроме только-только появившихся юбок-колоколов и главной героини. Героиня
была действительно хороша: свежее лицо, которое не портили даже подбритые
брови; отличный, немного форсирующий звуки голос, безупречная пластика и
тщательно скрываемая печаль в самой глубине глаз. Ее имя ничего не говорило
мне, да и запомнила я его скорее машинально, по старой, отработанной до
автоматизма вгиковской привычке, - Лидия Горбовская. Оно ничего не говорило
мне до того момента, когда прозвучала эта песенка - ?Не входите в старый
дом.. - ?. Несколько дней назад я уже слышала ее на пленке Серьги в
кризисном центре, но тогда старческий голос почти речитативом проговорил ее
в темноту телефонной трубки. На магнитной пленке, которая воспроизвела
разговор, эти первые такты выглядели мрачным пророчеством, но в фильме 1954
года выпуска она была полна легкомыслия и окаймлена молодыми матросами в
парадной фланельке. Героиню передавали из рук в руки, и наконец она
оказывалась в объятиях старшего по званию - капитан-лейтенанта с кортиком на
боку и повадками профессионального танцора. Это был гала-финал на фоне
стилизованной Графской пристани в Севастополе.
выходу. Прости меня, Марго...
малейшее совпадение, за малейший намек на совпадение. В конце концов, ты
ничем не рискуешь, прокатишься туда-обратно, убеждала я себя, ты ничем не
рискуешь и ничего не теряешь. Проклятый мотивчик привязался ко мне, как
дворовая собачонка, хотя запомнила я всего лишь две строчки: ?Не входите в
старый дом, можно затеряться в нем...? Я пыталась объяснить себе, что
заставило меня сорваться посреди сеанса и очертя голову ехать куда-то. И не
могла. Разговор Серьги со старухой и этот глупейший фильм-ревю связывала
только песенка, но песенка слишком редкая, чтобы воспроизвести ее вот так,
навскидку, это ведь не ?Ландыши?, не ?Одинокая гармонь?, убеждала я самое
себя.
была в актерском архиве студии, а еще через два часа стала обладательницей
адреса актрисы Горбовской Лидии Николаевны, которая, если верить практически
вытертой от времени карточке, проживала в подмосковной Сходне...
***
незнакомой престарелой женщине без звонка да еще на ночь глядя, было верхом
легкомыслия, но и ждать я больше не могла. Я даже не знала, что скажу ей, я
даже не знала, чего же мне все-таки нужно от нее. Я пыталась восстановить
телефонную исповедь незнакомой и, видимо, не очень здоровой женщины - ведь
почему-то интуитивно я связала сегодняшний случайный культпоход в кино и
разговор, который слышала на пленке.
собаки, да и освещение оставляло желать лучшего. Уже подходя к дому
Горбовской - двухэтажному мрачному особнячку, я наконец-то вспомнила фразу,
ради которой приехала сюда. Кажется, в том телефонном разговоре женщина
сказала: ?Это очень старая песня, Сережа... Вместе со мной ее пели милые
матросы..."
набок, и юбка-колокол между ними... Но это ничего не значит, мало ли милых
матросов распевают песни с хорошенькими девушками в свободное от вахты и
драенья медяшки время... Может быть, это произошло с ночной собеседницей
Серьги в совсем неромантическом Северодвинске... Это ничего не значит,
сказала я себе и толкнула калитку. В самой глубине темного двора раздалось
глухое многоголосое рычание, ну что ж, собаки стерегут здесь каждый дом,
ничего особенного.
рычала - хорошо воспитанная псинка, ничего не скажешь... Дом стоял в глубине
двора, даже слишком далеко от калитки, на первом этаже тускло горел свет, и
это приободрило меня: возможно, я не получу ответов на вопросы, которые не
сумела сформулировать даже для себя. Но, во всяком случае, я отработаю эту
версию до конца и благополучно забуду о ней.
тихонько постучала. Никакого ответа. Ужасаясь собственной наглости, я
толкнула дверь - она оказалась незапертой.
понизить голос до шепота.
источник света: он отбрасывал легкие блики на хорошо выскобленный пол. В
своих заляпанных грязью ботинках я не решалась ступить на него, но и
бесконечно стоять под дверью было глупо.
никакого ответа.
смысл подождать их на улице? Но, пока я раздумывала, за спиной раздался
почти неуловимый шорох. Я резко обернулась, нельзя же так пугать человека,
даже непрошеного гостя.
случилось?
путями добыть адрес какой-то старой актрисы, чтобы в результате наткнуться
на осветителя из своей съемочной группы, которого видела каждый день и
которого даже не замечала.
поддерживала это почти безжизненное лицо в форме - без улыбки оно сразу
стало рыхлым.
году.
разбирала карточки, то прочла, что последний раз Лидию Николаевну Горбовскую
приглашали на съемки в самом начале семидесятых. Но она отказалась от роли.
Кто и зачем внес отказ Горбовской в карточку, я не знала...
запоздало спросил Келли, и снова в его голосе мне послышалась угроза.
достойна даже ?Истории кино? Жоржа Садуля. Вот только никто и никогда не
ценил ее по достоинству.
на фоне нарисованного моря.
Келли. - Я вдруг поняла, что не могу дольше оставаться в этом сумрачном
зловещем доме.
любите ?Бергамот??
его лицо обрело прочный каркас.
большое. Мне нужно еще заехать в одно место... - Я несла совершеннейшую
чушь, но не могла остановиться.
зачем: