Пожилая женщина в сером платье с передником, в черном чепце - открыла
дверь. Лев тихо говорил, что-то показывал, не выпуская из рук. Женщина
измерила взглядом его, ее, прищурилась на Билли - Светлана чуть
повернулась, прикрывая малыша телом. Ведьма...
предательстве если не спокойно, то по крайней мере как нечто ожидавшееся.
Чуял я гниль, сказал Баглай, с самого начала гнильцой тянуло... Списали
нас, гниды, скрежетнул Никольский, прав был Алька Величко, а, Степа? Да
что мы, не найдем, где выйти? - почти растеряно сказал Брянко, - ерунда
какая: проход найти... Эх, Андрюша, нам ли жить в печали, нам ли жить... -
Никольский взъерошил ему волосы. Ну, найдем мы проход - дальше-то что?
Брянко вздохнул - и вдруг замер, уставившись строго перед собой. Дошло...
врубился кто: пропащие.
составу обстановку такой, какая она есть, ничего не смягчая. Каждый должен
понять, переварить... Но - выход найдется. Один на всех или...
вот...
голос. - Годами никто не заходит, а сегодня уже вторые гости дорогие.
Кладите сюда. Робинсон, грей воду. Нужно будет горячей воды. Господи,
зачем я тебе жаловалась на то, что не с кем словом перекинуться? Робинсон,
как твое мнение, тот утренний джентльмен не был врачом? Он ездит на такой
же двуколке, что и покойный доктор Китченер. Хотя - какие сейчас могут
быть врачи... Вдова его близкого друга, так мы и поверили, Робинсон.
Смотрела на него, как кошка. Всегда видно, кто есть кто. Еще и с ребенком.
Мальчик хороший, но жизнь у него будет скверная через такую мать. Разве
порядок женщине с ребенком ездить по пустошам с посторонним мужчиной,
пусть он и офицер и джентльмен? Может быть, он все-таки умел врачевать?
Или она. Робинсон, до чего мы докатились, женщины стали разбираться в
ранах, это ужасно. До чего мы докатились... Вот и чай. Пейте,
джентльмены...
горячей воды - и, насмерть опьянев, уснул на несколько минут. Потом его
мыли и перевязывали. Поили и кормили - до слез мало, жидкой овсянкой, он
готов был бежать и сам добывать себе пищу - но удержали, убедили: сразу
много нельзя, опасно. Спать он уже не мог, но и встать не мог, и никто не
приходил разговаривать с ним, и оставалось только вспоминать о чем-то и
грезить...
подъема, такого внутреннего жара - предвестника неизбежно победы. Но тогда
- это была лишь его личная маленькая победа среди сплошных чужих неудач,
да и то - тут же украденная у него победа. Скотина Макнед вышвырнул его,
как стреляную гильзу. Сейчас же - в случае удачи можно было рассчитывать
на... на все. Именно так: на все. Доггерти нервно поскреб щетину.
Революции тем и хороши, что позволяют рассчитывать сразу на все. Правда, и
расплата за неудачу... но уже нечего больше терять. Уже давно нечего
терять. Все потеряно, кроме жизни, а она не стоит ничего.
Почему нет?
поднести спичку..
задницу. Начнется такая мясорубка, сквозь которую проскочить - один шанс
на тысячу.
не удастся: военные имеют на него огромный зуб. Раздавят в любой момент,
дай только повод.
Макнеда роковыми. А для него роковым станет только поражение...
коллеге, и всадить весь барабан. Что тогда удержало? Уже и не помню.
перевала Твин-Хелмит к Восточному шоссе, ничего видимого не произошло. И в
то же время - произошло нечто страшное. Туров ощущал это печенкой.
Дисциплина, внешняя и внутренняя, еще позволяла бойцам сохранять приличия.
Группа оставалась силой - но силой почему-то уже чужой. Его отвергнувшей.
Неосознанно, безотчетно. Ты не наш. Уходи.
легче, внушал он себе, завтра будет легче...
уехали на БМД к казакам: разъяснить обстановку и просить помощи. Туров
сидел на откидной ступеньке штабного автобуса. Бессмысленно бродили бойцы.
Казалось, все происходит на дне гигантского аквариума. Господи, подумал
Туров, зачем мы здесь? На кой черт это все было нужно?
Три маленьких фигурки тащились, оставляя после себя глубокий общий след -
как борозду. Ни отдыха, ни цели... как странно. Вся пустыня помещалась в
старом, засыпанном песком бассейне. Расколотые статуи лежали вокруг, и
лишь несколько: со страшно искаженными лицами - стояли и держали на плечах
каменный свод.
вдруг стало видно отчетливо: боевая машина пришельцев катилась по дороге,
а по обе стороны от нее рысью скакали десятка два казаков. Солнце с нашей
стороны, отстраненно подумал Дабби, им в глаза. Это хорошо...
фуражками. Договорились... Он знал, что сейчас произойдет, знал, что
исполнит все, как должно - но впервые за эти годы был заранее недоволен
собой. Да, положение плохо настолько, что все средства хороши; да,
воинское искусство некрасиво... Ему не хотелось делать то, что он делает.
в черной форме морской пехоты, вышли из зарослей и расположились по обе
стороны дороги: ленивая необязательная застава... Потом Дабби небрежно
вышел на середину, сдвинул бескозырку на самый висок и уверенно поднял
руку.
боль пониже горла придется терпеть. Или проглотить еще? Он так и не
выяснил, что вреднее: травить себя таблетками или переносить боль. А может
быть, вообще все равно, потому что..
Турунтаев. Не приехал, но жив и здоров Слава Мерсье. Пламенный привет от
Кондратьева. Жив Туров. С ним клевреты: Никольский и Брянко. Вась-Вась не
приходит в сознание в больничке на Грановского. Гибель троих не
подтверждена: Севрюгина, Мацюкевича и Верочки Тепловой. И - все...
мире. В мирах.
острове..
издевательским названием Ньюхоуп. В погибающей стране с не менее
издевательским названием Мерриленд. В мрачном беспокойном мире по имени
Транквилиум...
Есть ли у нас еще какая-то задача, кроме спасения собственных жизней? И
если да..."