зашевелилось изголовье, и из-под него выполз маленький белый щенок,
любимец государя, стал тыкаться в нос и слизывать шершавым язычком слезы.
Ханалай, его командиры и советники. Было заметно, что среди советников
много образованных людей: больше половины пользовалось вилками.
Ханалай. Государя с любопытством косился на изящного, худого и белокурого
человека, сидевшего слева. Это был Ханалаев пророк, лже-Арфарра. В нем
было действительно что-то не от мира сего, и он ел мало и чрезвычайно
опрятно.
человека, - вот истинный Арфарра, мудрец и твой советник. Клянусь, я
поймаю и распну того самозванца, который сейчас помирает в столице!
Подпишите указ о его измене, как вы подписали указ об измене Киссура
Белого Кречета!
о назначении Ханалая первым министром.
подписывать на пиру. Чтобы указ был действителен, он должен быть подписан
в зале Ста Полей.
преданности! Действительно, разве можно подписывать государственные указы
на пиру!
шевелил губами, читая ее, а потом вышел. Потом вышел яшмовый араван, еще
кто-то из командиров. Начальник варварской конницы полез прямо через стол,
даже не сняв сапоги, и раздавил по пути утку. Впрочем, засмущался, поднял
утку и сунул ее за пазуху.
за ней завистливым взглядом. Сосед его слева, лже-Арфарра, до сих пор
сидевший безучастно, вдруг наклонился к государю и тихо сказал:
поверив, вышел из лагеря, желая смертью доказать свою верность. Конница
его опрокинула осаждавших, утопила в Левом Канале несколько тысяч
мятежников и прошла в столицу. Так что вашему будущему министру Ханалаю
теперь не так легко взять город: ведь он рассчитывал иметь Киссура у себя
в лагере и поступить с ним сообразно обстоятельствам.
схватил его за рукав: Варназд опамятовался. Перед ним, на коленях, стоял
Ханалай и протягивал кубок вина.
но почему бы нашему государю не пожаловать своего спасителя Ханалая кубком
вина из своих рук?
рук государя?
колдуну Киссуру, поднесет и тебе.
волен в своих желаниях, а вместо этого потакал лишь желаниям своих
министров, столь скверных, что их каждый год приходилось казнить. И вот
страна лежит в г.... и крови: и теперь государю поздно и трудно иметь свои
желания.
ли от его трусости, если он поднесет тебе вина?
был тяжелый, серебряный с каменьями: на нем были вырезаны птицы в травах и
олени в лесах, и по искусности работы он походил на небесный сосуд.
Ханалай, улыбаясь, протянул руки. Все притихли.
Ханалай вытер лицо, усмехнулся и сказал:
его.
яшмовый араван. Государь лежал на постели и глядел в лепной потолок, где
были нарисованы солнце, звезды и прочий годовой обиход государства. Так он
лежал уже третий час. У двери сидели стражники, весело ругались и резались
в карты.
особой жалости к этому человеку. И, в отличие от Киссура, Нана и даже
Ханалая, он совершенно не мог себе представить, по какой причине он должен
относиться к этому слабохарактерному, вздорному и, вероятно, неумному юнцу
как к живому богу.
Варназду пощечину.
десятком командиров. Посмотрел, как государь катается по ковру,
ухмыльнулся и ушел.
завернули в мокрые простыни и уложили в постель. Лекарь боялся приступа
астмы, но астма, странное дело, пропала совершенно. Варназд поплакал и
заснул.
стражники пьяны, и кроме него о Варназде вроде бы позаботиться некому, -
и, несмотря на некоторое омерзение, остался. Свен Бьернссон не без
оснований полагал, что этот человек сильно виноват в бедах своей страны:
но стоит ли из-за этого рубить ему голову?
шевелясь. Он вдруг с беспощадной ясностью понял, что жить ему - до тех
пор, пока Ханалай не возьмет столицу, ну, и еще две-три недели. Потом он
стал думать о Киссуре. Он думал, что Киссура убьют, пожалуй, раньше. Ибо
Киссур имел еще надежду оправдаться в глазах государя: но не в глазах той
своры, что оставалась в столице, знала о его верности государю, и за
эту-то верность и ненавидела. Варназд вытер глаза и вдруг чрезвычайно
удивился, что думает о Киссуре, а не о себе. И тут же подумал о Нане: и
тот был ему предан, и, очевидно, погиб. И опять государь удивился, что
думает не о себе. А Андарз? Ведь тот был его наставником, таскал
десятилетнему Варназду сласти, подрался из-за него с Рушем, - сколько же
горя он причинил Андарзу, чтобы тот повел себя так, как повел?
думали лишь о власти и выгоде, казнь их была заслужена, весь народ
ликовал. Однако скольких же это он казнил?
вдруг заплакал, поняв: Великий Вей, - как же это получается? Ведь он не
Иршахчан, не Киссур даже, чтобы рубить головы как капусту, - но вот ему
двадцать семь лет, и он подписал четыре приговора четырем своим первым
министрам!
давешний проповедник. Теперь, в темноте, было видно, что это действительно
не человек, а большое светящееся яйцо, посаженное в грубую рясу. Свет
понемногу просачивался сквозь ткань, как сыворотка - через холстинку, в
которую завернули свежий творог, и скапливался лужами на неровном полу.
Скоро весь пол был залит сиянием, и оно поднималось все выше. Какие-то
светящиеся нити протянулись к Варназду. Это было так страшно, что Варназд
не выдержал и закричал, - и проснулся.
мокрым полотенцем наготове. Варназд понял, что все это было сновидение, и
о других он думал во сне.
власть.
у меня выманили обманом: я хочу написать, что он подложный. Еще я хочу
написать указ, чтобы в городе не слушались никаких указов, на которые меня
вынудит Ханалай.
грехи не раскаянием, а указами". Усмехнулся и сказал:
могу: Ханалаю в нас обоих нужно только имя.
его презирает. Это было обидно: ведь если Ханалай их обоих употребляет
сходным образом, то чем один умнее другого?
как вы меня напугали! И потом, - от ваших слов плачут тысячи, как же мог
неграмотный разбойник перехитрить вас?
Роллинс Джеймс
Панов Вадим
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Елманов Валерий
Прозоров Александр