Чтение 82–й страницы книги ~Диктатор~

яркую малиновость - и тоже природную, а не парфюмерную - самих губ. Все
стандарты женской красоты отвергало это лицо, таково было второе значение
облика Людмилы Милошевской. Сказать только об отдельных чертах этого лица
- значило признать, что оно чуть ли не уродливо. А всмотревшись, каждый
видел лицо не просто красивое - прекрасное!

- Вам она нравится? - вдруг тихо спросил Фагуста.

- Не знаю, - честно признался я. - Пока скажу одно - поражен.

- Вот, вот - поражает, - хмуро проговорил Фагуста. - Внешность по
характеру. Сколько я с ней натерпелся, когда приехала в Адан поднимать
меня на восстание против Маруцзяна.

- Вы все же не подняли восстания, несмотря на ее чары.

- Подняли вы - и независимо от ее чар. Я не сторонник восстаний. Даже
против вас не разжигаю бунта, хотя временами - ох, надо! Я ведь оптимат,
то есть ищу оптимальных, а не радикальных решений.

- Очень жаль.

- Чего жаль? Что не поднимаю бунта против вашей диктатуры?

- Именно это. Запалили бы вы бунт, засадили бы мы вас в тюрьму - и
точка с вами! Пока же приходится читать ваши ядовитые статьи. От любой
схватывает желудок.

Фагуста сказал очень серьезно:

- Когда прохватит несварение мозгов, буду считать свою задачу
выполненной.

Понсий Марквард, усевшись, запрокинул голову и уперся глазами в
лепной карниз над нашими головами, как бы показывая, что не собирается
удостаивать нас вниманием. Мы четверо - я, Прищепа, Фагуста и Георгиу -
его не интересовали. Он ждал Гамова. Мы лишь пешки в руках диктатора, он
будет беседовать с ним, вот так говорила нам его надменная замкнутость.
Только с Омаром Исиро он перекинулся несколькими словами - так хозяин
иногда удостаивает слугу требованием справки и пустячного разъяснения.

Зато Милошевская внимательно оглядела нас всех. Она начала с конца,
где сидел Пимен Георгиу - ничего не выражающий, равнодушный взгляд. На
Павла она поглядела внимательней, знала, кто он в правительстве, - буду,
буду с тобой считаться, вот так она сказала взглядом. А со мной она
сразилась глазами. Не знаю, что выражало мое лицо, могло ли вообще
что-либо выражать, я никогда не изучал себя в зеркале. Но Милошевская
что-то увидела и вспыхнула. У нее озарились щеки, гневно блеснули глаза.
Уверен, если бы в это мгновение можно было провести рукой по ее голове, то
ладонь обожгло бы снопом вылетевших электрических искр. И глазами, и всей
охватившей ее ощетиненностью она донесла до меня безмолвную информацию:
"Ты враг, я это вижу, но погоди, я еще с тобой поговорю!" Закончив
молчаливую схватку со мной, она посмотрела на Фагусту и успокоила взгляд и
лицо - глаза приугасли, а гневный румянец на щеках потускнел.

- И вы здесь, Фагуста? - сказала она мелодичным голосом - что-то
вроде нежной мелодии кларнета при гуле отдаленных колоколов. - Пошли в
слуги к новым господам, Константин? Верой и правдой?

- Как я служу новым господам моей страны, можете спросить у них,
Людмила, - спокойно отразил ее выпад Фагуста. - Особенно восхищен моей
деятельностью заместитель диктатора генерал Семипалов. Он охотно расскажет
о своем благорасположении ко мне.

Она снова перевела глаза на меня, сейчас во взгляде было сомнение -
уловила иронию Фагусты. В зал вошел Гамов и уселся за свой отдельный стол.
Охранники отступили назад.

- Начнем обсуждение, - сказал Гамов. - Вы, друзья оптиматы,
потребовали передать вам всю внутреннюю власть в стране. Вы согласны
возобновить союз с Латанией, разорванный вашим бывшим президентом
Вилькомиром Торбой. Вы предлагаете провести новую мобилизацию и
сформировать для нас армию из трех корпусов. Ваши предложения очень ценны,
конечно, но, между прочим, мы можем претворить их в жизнь и без вас -
приказами нашего командования. Зачем же нам делать ставку на вашу партию в
раздираемой партийными распрями стране? Я хотел бы получить объяснение.
Кто будет говорить?

Говорить пожелал Понсий Марквард. Он по-прежнему ни на кого из нас не
обращал внимания, но смотрел уже не на лепной карниз, а на Гамова. Голоса
не всегда отвечают облику, у Понсия Маркварда он отвечал - такой же
надменный, замедленный, скрипучий, как будто в горле сидела палка и
поскрипывала, когда он разевал рот. Со стороны могло показаться, что лидер
оптиматов Патины отчитывает за что-то Гамова и предупреждает, что надо
вести себя лучше. Выговоров не было, но предупреждение прозвучало. В
Патине они, оптиматы, единственная реальная сила, и оккупационные власти
жестоко просчитаются, если не учтут это. Он протягивает руку союза, берите
эту дружескую руку.

Гамов с любопытством глядел на лидера оптиматов.

- Понсий, а как вы отнесетесь, если вдруг появится Вилькомир Торба,
лидер ваших максималистов, и тоже предложит нам союз?

Понсий Марквард покривился, будто ему в рот попала муха.

- Он уже был с вами в союзе и изменил вам. Я решительно предостерегаю
вас от неумного союза с эти ничтожеством.

- Неумного? Неумные действия нехороши, вы правы. Но все-таки... Вдруг
он объявится и попросит прощения? Как нам быть тогда?

- Немедленно арестовать! - резко бросила Милошевская.

- Арестуем. А дальше?

- Передать в наши руки! - отрубила она с решительностью, какую не
всякий мужчина способен показать.

- Передадим. А дальше?

- Повесим его! - Понсий Марквард был еще категоричней. Дальше
разговор пошел почти исключительно с ним, Милошевская только слушала, лишь
гневными вспышками глаз поддерживая его требования.

- Хорошо - повесите... Попросите услуг нашего Черного суда?

- Судей, которые умеют выносить смертные приговоры, и у нас хватает.
Намыленная петля давно тоскует по шее Торбы. Его надо было повесить лет
пятнадцать назад, когда он только начинал свою карьеру. Это был бы дельный
политический акт.

- Почему же не повесили его, раз была такая потребность?

Понсий Марквард раздражался - худые щеки побагровели, грохот в голосе
стал басовитей.

- Меня удивляют ваши вопросы, диктатор! Чтобы повесить Торбу, надо
было иметь власть. А ведь власть была у него.

- Между прочим, имея власть, он вас не вешал. Впрочем, это
несущественно. Итак, чтобы вешать противников, нужно иметь власть. Но
власти и сейчас у вас нет.

- Вы нам ее вручите - значит, будем иметь. Это же просто!

- Очень просто! Раз передадим вам власть, значит, будете ее иметь.
Безупречное рассуждение! Итак, повесите Торбу, но предварительно надо
доказать его вину. Какие преступления за ним числите?

- Многие, диктатор.

- Я бы хотел конкретней...

- Я же объяснил - многие. Расшифровываю: очень многие! А точный
список его вин установит суд. Судей мы выберем квалифицированных.

- Вообразите себе такую ситуацию, Понсий Марквард. Вилькомир Торба на
суде разнесет в щепы все возведенные на него обвинения.

- И воображать не буду. Ненавижу воображение. Мы реальные политики.
Если Торбу найдут, его повесят. Вам придется с этим примириться.

- Что же, если уж придется... Никто не хочет задать вопросы вождю
оптиматов Понсию Маркварду?

Вопросы хотел задать я. Понсию Маркварду пришлось повернуться ко мне.
Он сделал поворот с вызывающим недовольством.

- Где вы были, Марквард, когда Торба изменил нам, а Ваксель победным
маршем продвигался по Патине?

- Меня допрашивают? Я думал, мы как равнозначные политики...

- Все же я хотел бы получить ясный ответ.

Марквард возмущенно обернулся к Гамову. Гамов ласково сказал:

- Понсий, у нас задают любые вопросы и получают точные ответы.

Марквард с усилием сдерживал негодование.

- Семипалов, вы и сами понимаете, где я мог быть. Скрывался от ищеек
Торбы и военных шпионов Вакселя.

- Зачем вы это делали, Марквард?

- И это вы знаете не хуже меня. Чтобы меня не схватили!

- Вы так боялись Торбы и солдат Вакселя?

- Солдат Вакселя вы тоже боялись и отступали перед ними.

- Зато потом разбили их. Сейчас свободно ходим по вашей стране.

- Я тоже свободно хожу по своей стране, генерал!

- Да, выползли из норы, где бесславно прятались.

Милошевская закричала:

- Протестую, диктатор! Генерал Семипалов переходит все границы!

- Согласен и с вами, как раньше соглашался с вашим другом Понсием,
что обсуждение становится недопустимым, - вежливо произнес Гамов. Если бы
Милошевская лучше знала Гамова, она бы испугалась его грозной вежливости.
- Разрешите задать и вам тот же вопрос, Людмила: и вы хотите повесить
Вилькомира Торбу, если он попадет вам в руки?

- Раньше надо его поймать, диктатор. Пока же ваша прославленная
разведка...

- Отвечайте прямо! Допустим, случилось так, что Торба у вас в руках.
Повесите вы его своими руками?

- Почему своими? Я пианистка, мои руки играют на клавишах рояля, а не
свивают петли... Но за смертный приговор проголосую. Надо же решить в
конце концов эту проклятую проблему, которая называется вождем
максималистов Вилькомиром...

Гамов опять прервал ее:

- С вами ясно. Полковник Прищепа, у вас все в порядке?

- Конечно! Нажмите правую крайнюю кнопку на втором пульте.