да прокашляет, прикрывая рот ладонью, писец. Обмакивая гусиные и лебединые
перья в бурые густые чернила в медных чернильницах, неспешно выставляют в
ряд ровные, словно прочеканенные, буквы - переписывают божественные книги.
Евангелие, заказанное Калитою еще осенью, почти готово. Но князь тяжко
болен и уже принял схиму. Не великий князь Иван, а инок Анания лежит там,
в вышних горницах княжого дворца, чьи резные верхи видать сквозь
намороженные слюдяные оконца книжарни.
Твери, в Новгороде Великом. Теперь переписывают на Москве. Отец протопоп
берет Евангелие, невольно любуясь работой.
Мелентий.
Премного сверших и сотворих многоразличная благопотребная граду и
гражанам! А такожде и боярам, и мнихам, и стратилатскому чину, и всем
смердам нашея земли! Законы утвердих, и очисти пути от татей, и еретик
изжени, сотворяяй книгу <Власфимию> и законы русские <Мерило праведное> с
<Номеканоном>, обнових и утвердих, яко же древлий Юстиниан!
Устиньяном-царем, но и с Константином, строителем Цареграда? - вопрошает
писец. Отец протопоп думает, склонив голову набок. Решает наконец:
благословит!
вздыхают, кто любуясь своею работой, кто зевая, кто тихо перемолвливая с
соседом.
переписанную набело грамоту.
ни портами, ни иною какою справою не оскудевали. Как-то постанет впредь?
Не пришло б иным ворочать на родину, во Владимир, Ростов или Суздаль,
откуда перезвал их когда-то Иван Калита. Прижились, обстроились на Москве,
да и кормы у великого князя зело добры!
работою, торговлей ли нет-нет да и спросят заботно у знатцов:
Чтой-то настанет опосле него? При Юрии Данилыче вон ратились с Тверью,
спокою не было никакого! А тута сколь летов уже тишина! И хлеб родит, и
ремественник и торговый гость - все в довольстви ото князя своего! Как-то
тамо наш Данилыч? Може, оклемает ищо?
изложне своей, изредка молча взглядывая на жену, что тоже спала с лица,
извелась в заботах и страхе.
и притиранья, пил настои трав, которые уже не помогали ему, и чуял, как
таяли и таяли силы. Из Орды доносили, что вельми недужен кесарь Узбек. Он
послал сына в Нижний - урядить с суздальским князем дела торговые и заодно
уведать, что деется в Орде.
сносил неправедные попреки, льстил и утишал царский гнев, посылал кметей в
далекий Китай, передавал хану горы серебра, и - любил. Сжился.
Притерпелся, привык к нему. Теперь, при гробе своем, получив ордынскую
грамоту, он пожалился в сердце своем о возможной смерти Узбековой. Они
вместе уходили из жизни, противоположные во всем, начиная от веры и кончая
навычаями народа своего, противоположные во всем и связанные единою
нерасторжимою цепью.
Глеба Святославича, в Литве, слышно, усиливался Ольгерд, сын Гедимина от
русской жены Ольги... И не было уряжено с Новым Городом, все еще не
получен бор, затребованный с него Узбеком. Нелегкое наследство оставляет
он Симеону! Да и бывало ли так, чтобы все мочно было устроить и с тем
отойти к Господу? Быть может, в том и заключена тайна жизни, что не
свершить вовек, не переделать всего потребного труда и новые поколения
должны продолжать и продолжать сей нескончаемый подвиг пращуров?
теперь уже ясно, что в последний раз! - поглядеть ему в очи, уверить себя,
что тот выдержит, вынесет ношу, взваленную на него отцом, и продолжит, и
пронесет ее до конца... И он мучительно захотел узреть Симеона. Скорые
гонцы уже были усланы за княжичем. Симеон и сам должен был прискакать
вскоре, да помешала, видно, весна. Пала ростепель, и пути сделались
непроходны.
во всем старшего брата. Вызывал дьяка Кострому, велел честь завещание.
Грамота была составлена толково, очень толково. Он сам подивил сейчас
своей мудрости, тому, как поделил детям волости, грады и селы, как поделил
порты, блюда, золотые пояса и прочая, никоторого из них не обижая. Симеону
на старейший путь давались грады важнейшие, Можай с Коломною, но и
отвечивать ему более прочих: да бережет рубежи земли! Ни Андрей, ни Иван,
ни Ульяния с чадами не изобижены.
Андрею Лопасня, Серпухов, Перемышль и прочая, всего двадцать одно. Княгине
с дочерьми отходит двадцать шесть селений, тут и Радонеж, тут и село
Коломенское под Москвой. Москву оставляет он детям в общее владение,
нераздельно. Так и младшие не обойдены и, однако, останут в воле Симеона.
золотой сердоничен, пояс золотой фряжский и золот пояс с крюком на
черевчатом шелку, златые цепи, чары, чумы, блюдца с жемчугом и каменьями,
чаши, блюда серебряные, большие и малые, с рукоятями и письмом, ожерелья и
обручи, монисто, подаренное Феотинье, червленый кожух, великий коч с
бармами, соболий бугай, скарлатное портище, кожухи с аламами и жемчугом,
наследственные сокровища: сардоничная коробка, икона на изумруде, шапка
золотая Мономахова - все разделено по чести, по старшинству, поряду.
указаны им в завещании. Дело то тайное, и ни для чьих глаз или ушей...
<Удержи, сын, благоприобретенья отцовы! Удержи власть в русской земле! Не
расточи по ветру трудов и дел родителя своего! Ибо жив отец в сыне своем,
и доколе сын продолжает дело отца, дотоле стоит жизнь на земле. Не оставь,
Симеоне, меня сиротою перед престолом господним!>
прости меня... Не доживу... Грешен я. И пред тобою грешен! Юрко мне
оставил вражду противу Твери... А я, похотев большего, оставляю тебе
теперь вражду с Литвою и Новгородом. Сыну ли, внуку ты оставишь бранный
спор с Ордой! И так, без отдыха, вечная рать! И вс°, чтобы пахарь пахал
свое поле, и бабы жали хлеб, и дети не помирали гладом на путях и
торжищах... Слышишь меня, Симеоне? Твори по заповедям моим... За все
отвечу я... смерть... Ты один...
Скрипит дверь.
Слышишь ли ты меня?
там смерды снова пройдут по полям, вспарывая острием сохи клеклую,
затверделую землю. Эту землю, этот весенний свет оставляю тебе, Симеон!
Володеть и править. Схож ли я с кесарями Константином и Устиньяном, как о
том толковал даве духовный отец, причащая святых тайн? Пребудут века славы
над моею Москвой - и стану равен тем великим кесарям... Исчезнет град мой
в волнах времен невестимо - и в посмех потомкам обратит ся имя мое...
содеянное мною! Но нет, ты не один! Есть преданные бояре, есть многие
слуги верные, и еще Алексий - вот кто спасет и поддержит! Я многое
совершил для тебя, сын!
земле! Дай мне веру и силы умереть спокойно! Сейчас снова взойдут, будут
перекладывать, обтирать, поить и кормить, мучать лекарствами... А мне
нужен только один Симеон - моя вера, надежда, спасение мое на этой земле!
Где ты, сын? Услышь меня, прискачи на последний погляд!
страшный, он сутки не слезал с коня, дважды проваливал под лед, бросив
где-то за Берендеевом княжой возок и растеряв по пути почти всю дружину,
чаял успеть, и лишь за сорок верст от Москвы, в Сельцах, повестили ему о
кончине и похоронах отца. И эти последние, безнадежные, версты стали ему
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Андреев Николай
Круз Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия