ромейской армии.
и пятились, пока не отошли сотни на три шагов. Здесь их удалось
остановить, но не приказами, а убежденьем в очевидной опасности ухода с
поля сраженья.
отличие от многих других Иоаннов. Виталиан, знаменитый вождь готов,
служивший Византии, потряс империю мятежом в правление Анастасия, потом
был ублажен Юстином, заманен в Палатий и зарезан. Его племянника связывала
с Нарзесом старая дружба, Нарзес, не желая один решить судьбу последних
италийцев, хотел опереться на общее мнение.
Светлейший, нам, людям со здравым умом, испытывать на себе смелость тех,
кто совершенно отчаялся в жизни? Пусть им тяжко. Но такое слишком тяжело
будет и для нас, которые вынуждены сражаться со смертниками. Известно
ведь: смертник способен на чрезвычайное. Эти ничуть не поколебались, даже
смертью Тейи. Мы уже два дня сражались в невиданной битве героев. Я знаю,
что вы, как и я, - Иоанн обратился к начальникам, - никогда не слыхали,
чтобы много слабейший числом стоял в открытом поле два дня с рассвета до
ночи, ни на пядь не подавшись назад. Это дело ужасающее, Светлейший.
перебирая четки, немо шептал сухими губами:
Поверь мне! Для разумных людей достаточно одержать победу, а победа в том,
что враг уходит. Эти хотят навеки покинуть империю. Отпусти же их,
Светлейший, не желай чрезмерного. Такое влечение иной раз кое для кого
превращается в бедствие.
встретиться даже взглядом ни с одним полководцем. Все прятали глаза. Чтобы
Светлейший, со свойственной ему проницательностью, не прочел в них то
главное, о чем не следует говорить: солдаты не хотят более сражаться с
безумцами.
фразы, с помощью которых Наместник, недостойная Тень Единственнейшего,
извещал Юстиниана Великого об окончании восемнадцатилетней войны.
поправился Главнокомандующий. Война прекратилась. Теперь он Наместник.
привычке, как не замечал он сам. Его лицо, которое в опасные дни мятежа
Ника имело, что редко бывает у евнухов, черты мужчины, сделалось лицом
старой женщины, монахини, источенной постом. Под подбородком комком висела
сухая кожа, беззубый рот собрался морщинами, как зев кошелька. Но волосы
на голове уцелели. Велизарий уже давно лыс. Нарзес еще не совсем поседел,
брови по-прежнему черны. Ныне он - победитель Италии. Вот он и затмил
великого полководца, героя империи, самца с ветвистыми рогами.
есть горячие источники, которые помогают от болезни костей.
- с усилием подбирал слова Нарзес. Мало слов. Все исчерпаны, нужно
придумывать новые, чтобы достойно отметить победу, которую одержал
базилевс. - Все славят Твое Имя, Сверхпобедительный, ибо ты Един в Твоей
Победе, как бог, и Твое Величайшее Имя у всех на устах..." Не забывай
заглавных букв, - напомнил Нарзес писцу.
Тейя вывез ее из крепости. Нотарии составили акт на основании слов готов.
Свидетельствовали Алигер, Индульф и другие.
глотка. Как хочешь. А я утверждаю - золота нет! Твой владыка и ты увидите
его только на вашем Страшном Суде.
капельку горечи в чистую радость Божественного.
прикрученные ремнями, удерживали раненых в седлах. Иных везли на носилках,
подвешенных между двумя лошадьми. Пахло гноем старых ран.
грамотой и провожатыми. Что могли - они увезли на седлах, по обычаю. В
брошенном лагере солдаты Нарзеса взяли тощую добычу.
ожидания.
видел ее впервые. Перстни не держались на ссохшихся пальцах.
Нарзес?
уйдешь, вот и Индульф не сразу узнал тебя. А был ли ты счастлив хоть один
день?
россичам особенно безлюдной. Будто здесь настоящая пустыня, а не в степях,
не в заросших притоках Днепра. Все-то горы, на торах - леса, над лесами -
облака.
Неприлично бывало россичу зря бросить недоеденный кусок, изношенную
обувку, старую рубаху. Не от скупости: сам добытчик знает цену работы. В
вещах россичи любили добротность, в конях искали силу и прыткость, в себе
же - уменье да храбрость. Попавшая ныне в руки добыча казалась не только
неописуемо богатой, но даже чрезмерной, обременительной.
шестидесяти ромейских стадий, больше двенадцати росских верст занял обоз.
И то было тесно. И то клещеногие быки запинались, утыкаясь в задок чуть
замедлившей ход передней телеги.
Видно, ромеи еще не научились примешивать в домашнее стадо вольную кровь
диких туров. В здешнее ярмо днепровский бык не втиснет толстую шею, и на
три четверти будет короток яремный запор - заноза-притыка.
наподобие бычьего ярма и душит коня. Россичам пришлось на ходу
перешивать-перестраивать глупую ромейскую упряжь.
степных и росских лесных. Благо было, что ромейское небо не скупилось на
теплые дожди. Обоз шел верст по двенадцать-пятнадцать в день. Выпряженная
животина паслась на спелых хлебах, травила виноградники, объедала плодовые
сады, масличные рощи.
обглоданных деревьев.
Гебра. Еще теснее, еще извилистей сделался путь вдоль Гебра на север. Не
найти поля, где собрать воедино обоз. И нашлось бы - как сбить растянутые
на двенадцать верст телеги, когда голову от хвоста отделяет дневной
переход!
сразу несколько десятков телег и подгоняли хвост. Конники, которым было
поручено следить за порядком внутри обоза, торопили телеги, которые
оттягивали, замедляли ход.
телегой. Быков и лошадей не пустишь по своей воле. Потянувшись к траве,
они ступят в сторону, остановятся, перевернут воз. Было возов больше двух
тысяч.
стада скота - коров, овец, быков, свиней. Без подвижного запаса пищи, без
мяса на ногах не доберешься до Роси.
водопою, пасти в ночь. Иначе через два-три дня падут все упряжки. Тогда
бери на седло, на вьюки пуда два-три груза и уходи, запомнив навеки многие
версты дороги, забитые богатой добычей, запомнив тысячи трупов животных,
павших от жажды и голода. Было счастье в руках, улетело. Не стоило ходить
за тридевять земель. Вернуться, не растеряв добычу, труднее, чем победить
в бою.