пропуская молодого фельдшера вперед.
чувствовал, как ноги сами несут его в полутемное помещение магазина,
как будто знают что делают.
всегда быть на посту и во всеоружии, чтобы незамедлительно разорвать
цепи болезни, сковавшие тело несчастных страдальцев. - На лице его
возникла улыбка, сотканная из слегка вздернутых бровей, раздвинутых
губ и крепко сжатых желтых зубов: - ...А также изгнать дьявола,
завладевшего душой. Так?
беспокойство, когда Гонт закрыл за ними дверь. Беспокоился он в
основном о трубке: как бы с ней чего не случилось. Есть любители
забираться в чужую машину. Даже при свете дня.
кармана белый конверт, на котором было написано только два слова:
любовь МОЯ. - Вы помните, что обещали мне сделать одно небольшое
одолжение, доктор Френкел?
переносице, что заставило Эверетта вздрогнуть и замолчать на
полуслове. Он даже отступил на шаг.
Отвечайте быстро, молодой человек, а то у меня уже пропадает
уверенность в безопасности вашей трубки.
подшутить над Сэлли Рэтклифф, логопедом.
тревога стала отпускать Френкела.
возьмите.
коснуться при этом пальцев Гонта.
классе, проверяет журналы. Я знаю, вам не по пути к ферме
Бергмейеров...
глухим голосом, как кричит человек во сне. Мистер Гонт лишь отмахнулся
от глупейшего вопроса:
пути, не так ли?
даже когда учеников нет, скажите, что вы заехали к школьной медсестре.
Эверетт заплетающимся голосом, - тем более, что я...
школьников, - закончил за него Гонт. - Вот и хорошо. На самом деле ее
там не будет, но ведь вы этого не могли знать, не так ли? Загляните в
кабинет и все. Но по пути туда или обратно, как будет угодно, бросьте
конверт в машину мисс Рэтклифф, ту самую, которую ей одолжил ее
молодой человек. Я попросил бы вас положить его под сиденье
водителя... но не совсем под него. Положите так, чтобы уголок
выглядывал.
человек" мисс Рэтклифф - учитель физкультуры колледжа. Будь у него
выбор, Эверетт предпочел бы разыграть его, самого Лестера Пратта, а не
его невесту. Пратт был крепкий телом молодой баптист, всегда ходил в
голубых футболках и тренировочных штанах с белыми полосами вдоль обеих
штанин снаружи. Это был парень, чьи поры сочились потом и
религиозностью в одинаковом количественном (и качественном)
соотношении. Эверетту было на него в высшей степени плевать, но он
временами задумывался, спала ли с ним мисс Рэтклифф, такой лакомый
кусочек. Он думал, что, скорее всего, нет еще. Предполагал, что после
слишком долгих поцелуев на крыльце перед расставанием, если Пратт
слишком уж распалялся, Сэлли, вероятно, заставляла его сделать
несколько приседаний на заднем дворе и пару кругов пробежаться вокруг
дома.
что, доктор Френкел, вы готовы проявить свое остроумие?
облегчение. Он боялся, что его заставят делать что-нибудь не слишком
приятное: подложить пистон в башмак мисс Рэтклифф, или слабительное в
молочно- шоколадный коктейль, или что-то вроде этого. А конверт -
сущие пустяки, какой вред может причинить конверт?
лицо.
за хозяином магазина, опасаясь, что он захочет положить ему руку на
плечо.
пятясь, ретировался к выходу, сопровождаемый мистером Гонтом.
магазина. - Я не говорил вам, что она когда-то принадлежала сэру
Артуру Конану Дойлю, создателю великого и несравненного Шерлока
Холмса?
бы ложью, а я никогда не лгу, даже во имя успеха дела. Итак, не
забудьте о своем небольшом долге, доктор Френкел.
закрыта.
к своему "плимуту". Если бы его теперь попросили подробно пересказать
весь разговор с мистером Гонтом, он едва ли смог бы это сделать,
поскольку почти не помнил ни того, что говорил сам, ни слов
собеседника. Он находился в состоянии больного под легкой анестезией.
открыл "бардачок", вложил туда письмо с надписью ЛЮБОВЬ МОЯ и достал
взамен трубку. Единственное, что он запомнил, это шутку мистера Гонта
насчет того, что трубка принадлежала Конану Дойлю. А ведь он ему почти
поверил. Как глупо! Достаточно лишь вложить ее в рот и стиснуть
зубами, как имя истинного владельца становится вполне очевидным.
Конечно же, Герман Геринг.
По дороге он останавливался всего лишь дважды, съезжая на обочину, и
каждый раз для того, чтобы вновь убедиться, как идет ему эта трубка.
ничем не примечательном кирпичном зданий, стоявшем через дорогу,
напротив городского муниципалитета и приземистой бетонной коробки,
приютившей районный Комитет по мелиорации и водным ресурсам округа
Касл. Касл Билдинг с 1924 года бросал в солнечные дни тень на Касл
Стрим и Тин Бридж и размещал под своей кровлей пять адвокатских
контор, кабинет окулиста, отоларинголога, несколько контор частных
агентов по торговле недвижимостью, контору консультанта по
кредитованию, справочную службу в лице одной женщины, отвечавшей на
звонки, и мастерскую по ремонту и изготовлению оконных рам и дверей.
Еще с полдюжины комнат под конторы и кабинеты пустовали.
тех самых времен, когда проповеди там читал отец О'Нил, старел на
глазах. Некогда черные волосы серебрились проседью, широкие плечи
стали сутулиться, чего за ним никогда не замечалось в молодости, и все
же он оставался человеком весьма внушительных размеров - шесть футов
семь дюймов ростом и двести восемьдесят фунтов весом. Он по праву
считался самым крупным мужчиной города, если не всего округа.
останавливаясь на каждой площадке, чтобы перевести дух, постоянно
помня диагноз, поставленный доктором Ван Алленом, - стенокардия. Еще
на полпути последнего пролета он заметил листок бумаги, приклеенный к
пластиковой табличке на двери и скрывавший надпись Альберт Жендрон,
стоматолог. Обращение на записке он смог прочесть еще не дойдя пяти
ступеней до верхней площадки, и сердце забилось учащенно, но причиной
тому был не приступ стенокардии, а вспыхнувший гнев.
ярко-красными буквами.
этом носом с громким сопением, как бык перед боем.
мол, послушает знающих людей, - но до тебя не дошло. НЕ ПЛЮЙ В ЧУЖОЙ
КОЛОДЕЦ - НЕ ПРИШЛОСЬ БЫ ВОДЫ НАПИТЬСЯ! Мы смотрели сквозь пальцы на
твое папское идолопоклонничество и срамное поведение. Вавилонская