только действующие, механические причины. В мире явлений нет места
субстанциям в их традиционном понимании, когда субстанция мыслится как то,
что существует само через себя, как нечто самосущее, как некоторая цель
сама по себе. Кант вводит понятие субстанции в число других категорий
рассудка, а это значит, что с помощью этой категории тоже организуется лишь
мир опыта, что, следовательно, она должна быть подчинена более
фундаментальному принципу отношений: ведь сам мир опыта в целом только
относителен, он существует благодаря отнесению к трансцендентальному
субъекту.
составляющем условие их возможности, то в мире опыта нет ничего неделимого
(неделимость, как мы помним, еще с античности составляла важнейшее
определение субстанции), - напротив, все в мире опыта бесконечно делимо,
все состоит из частей, что и делает возможным познание его с помощью
механики. В этом пункте Кант согласен с Лейбницем, утверждающим, что в
феноменальном мире все бесконечно делимо.
и внепространственным, обладают, по Канту, только вещи в себе,
представляющие собой реликты сущностей, или субстанций классического
рационализма. Хотя Кант заявляет, что вещь в себе для человека
непознаваема, а потому в сфере теоретической мы о ней ничего сказать не
можем, однако по некоторым косвенным замечаниям, по тем противоречиям,
которые возникают у Канта в связи с понятием вещей в себе, а особенно по
тем функциям, которые выполняет у Канта вещь в себе, мы можем кое-что
заключить о том, какой смысл Кант вкладывал в это понятие.
лейбницево учение о простых субстанциях, или монадах. Простое - это, как мы
помним, нечто единое, неделимое, и в силу этого оно доступно только разуму,
но не чувствам. У Лейбница монады были предметом изучения метафизики,
которая мыслилась как наука, опирающаяся только на понятия разума.
Доказывая невозможность познания из одних лишь понятий, без созерцания,
Кант, таким образом, вполне последовательно сделал вывод, что познание
простых субстанций человеку недоступно. Так монада превратилась в вещь в
себе.
Лейбниц писал в "Монадологии": "...Необходимо должны существовать простые
субстанции, потому что существуют сложные..." Кант мог бы сказать то же
самое: необходимо должны существовать вещи в себе, потому что существуют
явления. Вещь в себе, подобно субстанции классического рационализма - это
то, что существует само по себе и ни в чем другом для своего существования
не нуждается. Это неявно предполагает и Кант; неявно, потому что, согласно
его учению, категория, онтологизация которой дает понятие субстанции, в
действительности есть категория отношения (первый вид категорий отношения -
присущность и самостоятельное существование). Как у Лейбница без неделимых
(субстанций) не может существовать также и делимое, без простого - сложное,
так и у Канта без вещи в себе не может существовать и мир явлений. В этом
смысле и у того, и у другого вещи в себе являются причинами явлений. Вот,
пожалуй, единственное определение, каким у Канта в его "Трансцендентальной
эстетике" наделена вещь в себе.
"монадическом" происхождении которого свидетельствует только множественное
число.
стороны столь многих его противников и даже большинства последователей, а
именно, что вещи в себе "аффицируют нас". Ведь при феноменалистическом
истолковании лейбницева отношения между монадами как началами простыми и
телами как сложными агрегатами остается только одна возможность перехода от
первых ко вторым: вещи в себе так воздействуют на нас, что в результате в
нашей чувственности возникает некоторое многообразие, которое потом с
помощью присущих нам априорных форм созерцания и рассудка организуется в
мир опыта. Между "вещами в себе" и явлениями сохраняется отношение причины
и следствия - в том и только в том смысле, в каком без причины не может
быть следствия - без вещей в себе не может быть и явлений. Кант не может
избавиться от противоречия, которое буквально бросается в глаза: он
применяет здесь незаконно одну из категорий рассудка - причинность - по
отношению к вещам в себе.
которая послужила у Лейбница одним из источников для его понятия монады и
которую сам Кант считает реальностью, "непосредственно данной как простая
субстанция" - а именно на человеческое Я, на самосознание. Даже наше Я, как
оно дано нам в акте самосознания, не есть, согласно Канту, вещь в себе,
т.е. монада, ибо оно открывается нам посредством внутреннего чувства, а
значит, опять-таки опосредовано чувственностью и таким образом есть только
явление.
субстанции. Он критикует предшествующий рационализм за неправомерную
субстанциализацию "я мыслю", которое есть лишь единство функции.
среди них - "я мыслю", нельзя выводить бытие самого субъекта, ибо всякое
содержание мышления характеризует не субъекта, а объект, к которому оно
отнесено. Никакое содержание мышления не указывает на то, что есть сам
мыслящий, - оно указывает только на то, что есть мыслимое. Вот что означает
положение Канта, что трансцендентальное единство апперцепции есть не
единство субстанции, а единство функции.
явление, и к нему таким образом полностью относятся все законы мира
явлений, т.е. мира, в котором нет ничего простого, неделимого, что было бы
целью самой по себе, причиной самого себя. В сфере теоретической мы не
обнаруживаем тождества человеческой личности: для теоретического разума
человек предстает как природный объект наряду с другими природными
объектами.
разуму и полностью закрыт для чувственности. Но разуму теоретическому, т.е.
науке, как мы уже знаем, он недоступен. Однако это не значит, что мир этот
вообще никак не свидетельствует о себе человеку. Он, по Канту, открывается
практическому разуму. Практическим разум здесь называется потому, что его
функция - руководить поступками человека, т.е. устанавливать принципы
нравственного действия. В отличие от теоретического, практический разум
"занимается определяющими основаниями воли, а воля - это способность или
создавать предметы, соответствующие представлениям, или определять самое
себя для произведения их...".
последняя определяется эмпирическим субъектом (вспомним "частного человека"
просветителей) и, по Канту, одинаково свойственна как человеку, так и
животным. Желание всегда эгоистично (субъективно), определяется
индивидуальными потребностями и в этом смысле лишено всеобщего
(объективного) характера. Напротив, воля - это способность, которой
наделены только разумные существа; она "мыслится как способность определять
самое себя к совершению поступков сообразно с представлением о тех или иных
законах... То, что служит воле объективным основанием ее самоопределения,
есть цель, а цель, если она дается только разумом, должна иметь одинаковую
значимость для всех разумных существ". Таким образом, воля - это
способность человека определять свои действия всеобщими предметами (целями
разума), а потому Кант и отождествляет ее с разумом, называя разумом
практическим.
эгоистическими целями, есть существо свободное.
места понятию цели, то в сфере практического разума, в мире свободы цель -
это ключевое понятие. Определяя основания воли, разум в его практическом
применении ставит воле ее цель; возможность же действовать в соответствии с
целями разума есть сущность свободной воли, сущность человека как
свободного существа. Понятие цели определяется Кантом как "причинность из
свободы"; если в мире эмпирическом, в мире природы всякое явление
обусловлено предшествующим как своей причиной, то в мире свободы разумное
существо может "начинать ряд", исходя из понятия разума, вовсе не будучи
детерминированным природной необходимостью. Свобода, по Канту, и есть
независимость от определяющих причин чувственно воспринимаемого мира.
состоит в том, что она определяется не внешними причинами - будь то
природная необходимость или даже божественная воля, - а тем законом,
который она сама ставит над собой, признавая его высшим, т.е. исключительно
внутренним законом разума. Воля разумного существа есть, по Канту,
способность поступать, руководствуясь идеей свободы, а это значит -
нравственным требованием как законом умопостигаемого мира. "Мы считаем себя
в ряду действующих причин (т.е. в мире эмпирическом. - П.Г.) свободными,
для того, чтобы в ряду целей мыслить себя подчиненным нравственным законам,
и после этого мы мыслим себя подчиненными этим законам потому, что
приписали себе свободу воли; ведь и свобода, и собственное законодательство
воли суть автономия, стало быть, взаимозаменяемые понятия..."
он как чувственное существо подчинен законам природы, и умопостигаемого,
где он свободно подчиняет себя закону разума, т.е. нравственному закону.
Принцип мира природного гласит: никакое явление не может быть причиной
самого себя: оно всегда имеет свою причину в чем-то другом (другом
явлении). Принцип мира свободы гласит: разумное существо есть цель сама по
себе: к нему нельзя относиться лишь как к средству для чего-то другого.
Николаев Андрей
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий
Глуховский Дмитрий
Посняков Андрей
Чернецов Андрей