Чтение 82–й страницы книги ~Лунная долина~

- Вот это да! - воскликнул Билл, пораженный. - Заплатить восемь тысяч
четыреста долларов за одну аренду, и в первый же год! Я знаю место, где
можно купить пятьсот акров по три доллара за акр.

- А картофель там может расти? - спросил Ганстон.

Билл покачал головой.

- Там вообще ничего не может расти.

Все трое рассмеялись, и комиссионер продолжал:

- Семь долларов - это была только арендная плата за землю. Вы знаете,
сколько стоит вспахать тысячу двести акров?

Бил с важным видом кивнул головой.

- В тот год он собрал по сто шестьдесят мешков с акра, - продолжал
Ганстон. - Цена на картофель была пятьдесят центов за мешок. Мой отец в
то время стоял во главе нашего концерна, и я знаю все из первых рук. Син
Цзи мог продать свой картофель по пятьдесят центов и уже на этом здорово
нажиться. Что же он сделал? Кто-кто, а китайцы всегда отлично знают ус-
ловия рынка, они любого комиссионера за пояс заткнут. Син Цзи попридер-
жал свой картофель. Когда почти все распродали имевшиеся у них запасы,
цена на картофель начала расти. Син Цзи только смеялся в лицо скупщикам,
когда ему предлагали шестьдесят центов, семьдесят, наконец по целому
доллару за мешок. И знаете, почем он, наконец, продал свой картофель? По
доллару шестьдесят пять центов! Считайте, что мешок картофеля обошелся
ему сорок центов. Сто шестьдесят мешков на тысячу двести... Подождите...
двенадцать раз ноль-ноль, двенадцать раз шестнадцать будет сто девяносто
два... Сто девяносто две тысячи мешков по доллару с четвертью... сто де-
вяносто два на четыре будет сорок восемь плюс сто девяносто два, всего
двести сорок... Ну да, двести сорок тысяч долларов чистого дохода за
один год!

- Вот так китаец! - огорченно сказал Билл и повернулся к Саксон. -
Нет, нам, белым, нужна какая-нибудь новая страна! Боже мой! Они же нас
просто выгнали, выгнали из дому!

- Конечно, такие прибыли получают не каждый день, - поспешил огово-
риться Ганстон. - Дело в том, что в других районах картофель не уродил-
ся, и его скупали спекулянты. Какими-то таинственными путями Син Цзи обо
всем узнал и участвовал в этих спекуляциях. Таких барышей он потом уже
ни разу не получал. Но его дело расширялось. В прошлом году у него под
картофелем было четыре тысячи акров, под спаржей - тысяча, пятьсот под
сельдереем и пятьсот под бобами. А шестьсот акров он отвел под семена.
Даже если одна-две культуры и не дадут большого урожая, на всех он поте-
рять не может.

- Я видела двенадцать тысяч акров, засаженные яблонями, - сказала
Саксон. - И мне хотелось бы видеть четыре тысячи акров под картофелем.

- Что ж, и увидим, - степенно заметил Билл. - Давай поедем на Сан-Хо-
акин. Мы ведь нашей страны совсем не знаем. Не мудрено, что мы чувствуем
себя ее пасынками.

- Вы найдете там очень много королей, - продолжал Ганстон. - Я Хун-ли
- по прозванию "Длинный Джим", А-пок и А-ван и, наконец, Сима - японский
картофельный король. У него несколько миллионов. Живет роскошно.

- А почему американцы не могут добиться того же? - спросила Саксон.

- Видимо, не хотят... Ничто им не мешает, кроме самих себя. Скажу вам
одно: я лично предпочитаю иметь дело с китайцами. Китаец честен, его
слово - все равно что подпись на векселе, - как он скажет, так и сдела-
ет. И потом - белый человек не умеет хозяйничать на земле. Самый передо-
вой хозяин-белый довольствуется одним урожаем и обычным севооборотом. А
китаец далеко опередил его и получает с одного клочка земли одновременно
два урожая. Я сам видел: редис и морковь, две культуры, были посажены
одновременно на одной грядке.

- Но ведь это же бессмысленно, - заметил Билл. - Каждая даст тогда
пол-урожая - вот и все.

- Выходит, что нет, - усмехнулся Ганстон. - Наступает время, когда
морковь надо продергивать. Редис - тоже. Но морковь туго растет, а редис
растет быстро, и морковь дает возможность поспевать редису. А когда ре-
дис готов и убран, это прореживает морковь, которая доходит позже. Да,
нам далеко до китайцев!

- Не понимаю, почему белый не может сделать то же самое, что и кита-
ец? - запротестовал Билл.

- Вы совершенно правы, - ответил Ганстон. - Но факт тот, что белый
этого не делает. Китаец работает без передышки и заставляет работать
землю. У него все организовано, у него есть система. Слышали вы, чтобы
белый хозяин вел книги? А китаец ведет. Он ничего не делает наудачу, он
всегда знает, в точности до одного цента, какова цена на те или иные
овощи. И знает рынок. Он берется за дело с обоих концов. Как он ухитря-
ется - это выше моего понимания, но он знает рынок лучше, чем мы, комис-
сионеры.

- А кроме того, он очень терпелив, но не упрям. Предположим, он до-
пустил ошибку - посадил какие-нибудь овощи, а затем узнал, что этот сорт
не будет иметь сбыта, - в таких случаях белый обычно упрямится и не хо-
чет признать свою ошибку, а китаец - признает. Он старается уменьшить
потери. Земля должна работать и давать деньги. Как только он понял свою
ошибку, он тут же, без всяких колебаний и сожалений, берется за плуг,
перепахивает поле и сажает что-нибудь другое. У него есть смекалка. Ки-
тайцу достаточно взглянуть на побег, который чуть высунулся из земли, и
он уже знает, вырастет этот побег или нет, и предскажет, какой он даст
урожай - большой, средний или плохой. Это одно. А во-вторых, он регули-
рует созреванье овощей, - он ускоряет или задерживает его в зависимости
от рынка. А когда настает подходящий момент, его урожай - пожалуйте -
уже готов, и он выбрасывает его на рынок.

Они беседовали с Ганстоном несколько часов; и чем больше он рассказы-
вал о китайцах и об их способах ведения хозяйства, тем сильнее росло в
душе Саксон чувство досады. Она не сомневалась в фактах, которые приво-
дил комиссионер, но эти факты не увлекали ее. Они не вязались с ее
представлением о лунной долине. И лишь после того как их разговорчивый
спутник сошел с поезда, Билл выразил словами волновавшие ее смутные мыс-
ли.

- Ну! Мы ведь с тобой не китайцы! Мы белые. Какому китайцу придет на
ум носиться на лошади сломя голову ради своего удовольствия? Ты ког-
да-нибудь видела, чтобы китаец проплывал через полосу прибоя в Кармеле?
Или занимался боксом, борьбой, бегом, прыжками исключительно из любви к
спорту? Ты когда-нибудь видела, чтобы китаец, взяв ружье, отмахал шесть
миль и вернулся домой веселый и довольный с каким-нибудь тощим зайцем?
Ведь что китаец делает? Работает до потери сознания. Ничего другого
знать не хочет. Да к чертям всякую работу, если жить только ради этого!
Я достаточно наработался в своей жизни и умею работать не хуже любого из
них. Но какой в этом прок? С тех пор как мы с тобой странствуем, Саксон,
я твердо понял одно: работа - далеко еще не все в жизни! Черт! Да если
бы вся жизнь состояла только в работе, так нужно бы поскорее перерезать
себе глотку, и прощайте. А я хочу, чтобы у меня был и дробовик, и ружье,
и хорошая верховая лошадь, и я не желаю так изматываться, чтобы не иметь
сил любить свою жену. Зачем это нужно - быть богатым, зарабатывать на
картофеле двести сорок тысяч долларов?.. Смотри на Рокфеллера! Он вынуж-
ден сидеть на одном молоке. А мне подавай бифштекс и такой желудок, что-
бы подошву переваривал! И мне нужна ты, и свободное время, и возможность
вместе повеселиться. Зачем жизнь, если в ней нет радости?

- О Билл! - воскликнула Саксон. - Вот это я все время и чувствовала,
только слов не находила, чтобы сказать. Именно это меня и мучило. Я уж
решила, что мне, видно, чего-то не хватает и я не гожусь для деревни! Ни
разу я не позавидовала этим португальцам в Сан-Леандро, я не хотела быть
на их месте, и не хотела быть на месте далматинцев из Пахарской долины,
и даже на месте миссис Мортимер. И ты тоже им не завидовал. Нам с тобой
нужна лунная долина - не так уж много работы и чтобы можно было весе-
литься, сколько душа просит. И мы будем искать эту долину, пока не най-
дем. А если не найдем, так все равно будем жить интересно, как мы живем
с самого ухода из Окленда. Знаешь, Билл... мы никогда, никогда не будем
работать с тобой до потери сознания, правда?

- Никогда, - убежденно согласился Билл.

С вещами за спиной они вошли в Блэк Даймонд. Это была небольшая дере-
вушка, состоявшая из разбросанных лачуг; на главной улице чернела непро-
лазная грязь, еще не просохшая после весеннего дождя. Тротуары казались
горбатыми из-за множества неровных ступенек и площадок. Ничто не напоми-
нало Америку. Фамилии над темными грязными лавчонками были явно иност-
ранные, американцу их и не выговорить. Единственную грязную гостиницу
содержал грек. И греки сновали всюду - смуглые мужчины в высоких сапогах
и беретах, пестро одетые простоволосые женщины, ватаги коренастых, креп-
ких ребятишек. Все они говорили с чуждыми интонациями, перекликались
резкими голосами и болтали с присущими жителям Средиземноморского побе-
режья живостью и экспансивностью.

- Гм! Где же тут Соединенные Штаты? - пробормотал Билл.

По берегу стояли заводы рыбных и овощных консервов, и работа там ки-
пела; но тщетно путники искали среди рабочих американские лица. Билл ут-
верждал, что только счетоводы и мастера американцы; остальные - сплошь
греки, итальянцы и китайцы.

Придя на пароходную пристань, они увидели, как подплывают ярко раск-
рашенные греческие лодки и, выгрузив груду сверкающего лосося, отходят
от берега. Нью-Иоркский канал, - как называлась тинистая речка, на кото-
рой стояла пристань, - поворачивал на запад и на север, а затем терялся
в общем русле двух слившихся рек - Сакраменто и Сан-Хоакин.

За пароходной пристанью тянулся ряд рыбачьих пристаней, а дальше шли
мостки для сушки сетей; и здесь, вдали от шума и гама чужеземного посел-
ка, Саксон и Билл сняли с плеч свою поклажу и расположились отдыхать.
Высокий шуршащий камыш рос прямо из глубокой воды, у самых свай полусг-
нившей пристани. Против поселка лежал длинный плоский остров, и на фоне