АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
посадят.
- При Сталине это не исключено, - хмуро согласился я.
26
9 апреля 1930 года.
Маяковский вышел на эстраду с температурой около 38°.
И глотать было больно, и слезились воспаленные глаза, и сморкался он
каждые пять минут в клетчатый носовой платок размером в добрую старинную
салфетку.
В зале сидели студенты Института народного хозяйства имени Плеханова, что
помещался на Стремянном.
Они не встретили Маяковского хлопками, как всегда встречали теноров и
певиц из Большого театра.
Искоса из-под бровей взглянув на студентов своими тяжелыми воспаленными
глазами, Маяковский сказал:
- У меня грипп, болит горло, трещит башка. Очень хотелось поваляться
дома. Но потом я подумал: "Чего только не случается на свете с человеком.
Иногда он даже умирает. А вдруг и я отправлюсь, как писал, - "в мир иной".
Пустота...
Летите, в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
Ни пивной...
Эта мрачная шутка студентами не принялась.
Маяковский закинул голову:
- А вот, товарищи, вы всю жизнь охать будете: "При насде жил гениальный
поэт Маяковский, а мы, бедные, никогда не слышали, как он свои замечательные
стихи читал". И мне, товарищи, стало очень вас жаль...
Кто-то крикнул:
- Напрасно! Мы не собираемся охать.
Зал истово захохотал.
- Как вам не совестно, товарищи! - истерически пропищала чернявенькая
девушка, что стояла у стены слева.
- Мне что-то разговаривать с вами больше не хочется. Буду сегодня только
стихи читать.
И объявил:
- "Во весь голос".
- Валяй!
- Тихо-о-о! - скомандовал Маяковский.
И стал хрипло читать:
Уважаемые товарищи потомки!
Роясь в сегодняшнем окаменевшем говне,
Наших дней изучая потемки, вы, возможно, спросите и обо мне...
- Правильно! В этом случае обязательно спросим! - кинул реплику другой
голос, хилый, визгливый, но тоже мужской.
Маяковский славился остротой и находчивостью в полемике. Но тут,
казалось, ему не захотелось быть находчивым и острым.
Еще больше нахмуря брови, он продолжал:
Профессор, снимите очки-велосипед!
Я сам расскажу о времени и о себе.
Я, ассенизатор и водовоз...
- Правильно! Ассенизатор!
Маяковский выпятил грудь, боево, по старой привычке, засунул руки в
карманы, но читать стал суше, монотонней, быстрей.
В рядах переговаривались.
Кто-то похрапывал, притворяясь спящим.
А когда Маяковский произнес: "Умри, мой стих..." - толстощекий студент с
бородкой нагло гаркнул:
- Уже подох! Подох!
Так прошел в Институте имени Плеханова последний литературный вечер
Маяковского. На нем была моя сестра. Домой она вернулась растерянная,
огорченная.
Еще драматичнее было после премьеры "Клопа" у Мейерхольда. Жидкие
аплодисменты. Актеры разбежались по уборным, чтобы спрятаться от
Маяковского. Шныряли взглядами те, кто попадался ему на глаза. Напряженные,
кисло-сладкие улыбки. От них и со стороны тошнило.
Словом, раскрылась обычная картина неуспеха.
А у Маяковского дома уже был накрыт длинный стол "на сорок персон", как
говорят лакеи.
Явилось же пять человек.
Среди них случайно оказалась актриса Художественного театра Ангелина
Осиповна Степанова.
Ее увидал Маяковский в вестибюле и пригласил:
- Поедем ко мне выпить коньячку.
Отказаться было неловко.
За ужином он сидел во главе пустынного стола. Сидел и мрачно острил.
Старался острить.
Непригодившиеся тридцать пять приборов были, как покойники.
Встретив на другой день Николая Эрдмана, Ангелина Осиповна сказала ему:
- Это было очень страшно.
- Да. Вероятно. Не хотел бы я очутиться на вашем месте. И на его тоже. На
его и подавно.
Вот и не очень-то я удивился, когда узнал, что Маяковский выстрелил себе
в сердце. Это не было для меня громом среди ясного неба. Какое уж там ясное!
В комнату вбежал Эмиль Кроткий. Он сжимал в кулачке обрывок корректурного
листа.
- Вот!.. Вот!.. - задыхался сатирический поэт. - Вот!..
На обратной стороне грубой шершавой бумаги было что-то нацарапано
карандашом.
- Заправь галстук за жилетку, Эмиль. И садись за стол. Суп мы уже съели.
Начинай с котлет! - с деланной строгостью сказала жена Кроткого - Лика
Стырская.
Росточка они оба были самого незначительного. Одинаковые. Ровненькие!
Только он-в чем душа держится, а она - толстенькая. Описывать их возможно
словами уменьшительными, которые я не люблю. Но тут уж ничего не поделаешь.
- Эмиль, садись кушать котлеты, а то они остынут.
Он не слышал ее слов и не видел на обеденном столе большой черной
сковородки с рублеными котлетами, поджаренными до цвета угля.
- Вот, товарищи, вот! - И над своей лысинкой поднял кулачок с обрывком
корректурного листа: - Вот!..
И задохся:
- Предсмертное письмо Маяковского!
- Читай же, Эмиль! Читай! - воскликнула толстенькая Стырская. - Вы
подумайте, прибежал с письмом Маяковского, с предсмертным письмом, и молчит.
Какой эгоизм!
У нее, как у большинства женщин, было свое, особое представление о логике
и справедливости.
Близорукий Кроткий сдернул пенсне с носа, похожего на серп молодого
месяца.
- Господи, я умру от разрыва сердца прежде, чем он начнет читать! - опять
вскрикнула толстенькая Стырская.
Кроткий сощурился и как-то страдальчески покрутил шеей - тонкой, как у
гусенка, вылупившегося из яйца:
- Толя, дайте мне, пожалуйста, глоток воды.
Я дал:
- Успокойтесь, Эмиль.
Он выпил весь стакан:
- Большое спасибо. Толя.
- Клянусь, я когда-нибудь его поколочу за эту вежливость! - продолжала
горячиться Стырская.
- Помолчи хоть минутку, Лика!.. Читайте, Эмиль.
Он, задыхаясь, стал читать предсмертное письмо:
- "Всем. В том, что умираю, не винить никого и, пожалуйста, не
сплетничайте. Покойник ужасно этого не любил. Мама, сестры и товарищи,
простите - это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля - люби меня.
Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника
Витольдовна Полонская.
Если ты устроишь им сносную жизнь - спасибо.
Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся. Как говорят - инцидент
исперчен".
- Бедняга считал своей обязанностью и тут острить, - сказал я.
- Подождите, Толя.
Кроткий, все так же задыхаясь, прочел четверостишие из этого письма:
Любовная лодка разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете, и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид.
- Все, Эмиль?
- Нет!.. "Счастливо оставаться. Владимир Маяковский. 12-го апреля"...
Переспрашиваю:
- Когда?
- Двенадцатого.
- Значит, письмо написано за два дня до выстрела.
- Да. Об этом стоит призадуматься.
- И я призадумался, Эмиль.
- Имеется еще приписка.
- Ну?
- "Товарищи Рапповцы, не считайте меня малодушным. Серьезно - ничего не
поделаешь. Привет. Ермилову скажите, что жаль, что снял лозунг, надо бы
доругаться. В. М. ".
- Рапповцы, Ермилов... Ушел с дерьмом на подметках! - сказал я.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 [ 82 ] 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
|
|