перед этой преданной соучастницей отпало само собой, и уже на другое ут-
ро он вызвал ее звонком, чтобы она помогла одеться даме его сердца, чем
окончательно скрепил их молчаливое соглашение.
рая как раз в те дни разучивала партию донны Эльвиры и в шутку величала
возлюбленного Дон Жуаном, однажды сказала ему: - Позови-ка свою Лепорел-
лу! - Это рассмешило барона, - испанское имя никак не подходило к сухо-
парой тирольке, - и отныне он иначе не называл ее, как Лепорелла. Крес-
ченца, впервые услышав непривычное имя, с недоумением подняла глаза, но,
пленившись его благозвучием, приняла прозвище, которым ее наделили, с
гордостью, словно ей пожаловали почетное звание: каждый раз, когда барон
весело кричал ей: "Лепорелла!" - ее узкие губы раздвигались, открывая
ряд желтых лошадиных зубов, и она подобострастно, словно виляющая хвос-
том собака, подходила к своему повелителю, чтобы выслушать его волю.
безошибочно метко она окрестила служанку барона и как поразительно точно
имя "Лепорелла" определяло это странное создание, ибо не знавшая любви,
высохшая старая дева, подобно наперснику Дон Жуана, находила какую-то
непонятную прелесть в похождениях своего господина. Радовалась ли она
тому, что каждое утро видела постель ненавистной хозяйки опозоренной то
одной, то другой случайной гостьей, или в ней самой просыпались тайные
желания, но эта набожная, неприступная девственница с какой-то неистово
пламенной готовностью помогала барону в его любовных проказах. Сама она,
измотанная десятилетиями тяжелого труда, давно стала существом бесполым
и теперь грелась у чужого огня, с вожделением сводни провожая взглядом
до дверей спальни часто сменявшихся посетительниц: точно едкая протрава
действовала на ее дремлющее сознание эта пряная атмосфера, это приобще-
ние к любовным интригам барона. Кресченца поистине превратилась в Лепо-
реллу и стала такой же расторопной, бойкой и сметливой, как ее жизнера-
достный тезка; в ней появились совсем новые, неожиданные черты - словно
они взросли в жаркой теплице ревностного соучастия, - какая-то хитрость,
лукавство, находчивость, что-то пронырливое, настороженное и бесшабаш-
ное. Она подслушивала у дверей, подглядывала в замочную скважину, шныря-
ла по комнатам, шарила в кроватях; почуяв новую дичь, вихрем носилась
вверх и вниз по лестнице, и мало-помалу острое любопытство, неусыпное,
жадное внимание преобразили бесчувственный истукан, каким она казалась,
в подобие живого человека. К величайшему удивлению соседей, Кресченца
вдруг стала общительной; она болтала с горничными, неуклюже заигрывала с
почтальоном, на рынке вступала в разговор с торговками, и однажды вече-
ром, когда во дворе уже погасли фонари, прислуга в доме напротив услыша-
ла странное мурлыканье, доносившееся из обычно безмолвного окна; неуме-
ло, скрипучим голосом Кресченца напевала одну из тех песенок, которые
вечерами поют тирольки на альпийских пастбищах; нестройно, тяжело, точно
спотыкаясь, вырывалась бесхитростная мелодия из непривычных уст, и все
же в ней чувствовалось что-то далекое и трогательное. Впервые со времени
своего детства Кресченца пыталась петь, и эти корявые звуки, с трудом
пробивавшиеся к свету из мрака загубленных лет, невольно хватали за ду-
шу.
замечал перемену в Кресченце, ибо кто же оглядывается на свою тень? Зна-
ешь, что она неизменно и бесшумно идет за тобой по пятам, иногда забега-
ет вперед, будто твое еще не осознанное желание, но как редко присматри-
ваешься к ней, пытаясь узнать самого себя в этом нелепо искаженном об-
личье! Барон ничего не видел в Кресченце, кроме того, что она всегда го-
това услужить, немногословна, исполнительна, и предана ему до самозабве-
ния. Он особенно ценил невозмутимую, молчаливую почтительность, которую
она выказывала в самых рискованных положениях; иногда снисходительно,
словно гладил собаку, ронял приветливое слово, иногда милостиво шутил с
нею, даже игриво дергал за ухо; а то дарил кредитку или билет в театр -
для него сущие пустяки, которые он небрежным движением вытаскивал из жи-
летного кармана, а для нее - набожно хранимые священные реликвии.
сложные поручения, и чем больше доверия он ей оказывал, тем усерднее и
подобострастнее она служила ему. В ней все сильнее развивался какой-то
странный инстинкт, что-то похожее на чутье гончей: она без устали выню-
хивала, выслеживала малейшие желания барона и не только тут же исполняла
их, но даже предупреждала; вся ее жизнь, собственные ее помыслы и надеж-
ды словно переселились в барона; она смотрела его глазами, слышала его
ушами, делила его приключения и победы в каком-то почти извращенном упо-
ении. Она вся сияла, когда барон приводил еще одну новую женщину и с яв-
ным разочарованием, почти с обидой встречала его, если он возвращался
домой без спутницы; ее некогда сонная мысль работала теперь так же про-
ворно и стремительно, как прежде работали только руки, а в тусклых гла-
зах зажегся живой, пытливый огонек. В загнанной, измотанной тяжелым тру-
дом кляче пробудился человек, но человек темный, замкнутый, хитрый и
опасный, полный коварных замыслов и готовый на любые козни.
вился посреди прихожей: не ослышался ли он? Из кухни, где неизменно ца-
рила мертвая тишина, доносились голоса и смех. И вот в дверях уже появи-
лась Лепорелла, смущенно и вместе с тем как-то вызывающе теребя перед-
ник. - Простите, сударь, - сказала она, глядя в пол, - у меня тут сидит
девушка - хозяйская дочка из пекарни напротив, красивенькая... уж так ей
охота с вами познакомиться. - Барон с недоумением посмотрел на Кресчен-
цу, не зная, выругать ли ее за такое назойливое сводничество, или посме-
яться над чрезмерным усердием своей Лепореллы. Но мужское любопытство
взяло верх, и он сказал - Ну что ж, дайка я погляжу на нее.
давно уже приманивала льстивыми словами и уговорами, - в самом деле час-
то заглядывалась с полудетским восхищением на изящного щеголя; вся крас-
ная от смущения, подталкиваемая сзади Кресченцей, она вышла в прихожую
и, глупо хихикая, вертясь во все стороны, остановилась перед бароном.
Тот нашел ее прехорошенькой и предложил вместе выпить чаю в его комнате
Девушка, не решаясь сразу принять приглашение, оглянулась на Кресченцу,
но та уже успела скрыться на кухню, и птичка попалась в силки: взволно-
ванная, сгорая от любопытства, она последовала за гостеприимным хозяи-
ном.
чувства в этом закостенелом, отупевшем создании и пробудилось нечто по-
хожее на духовную жизнь, все же не приученная к работе мысль не умела
заглядывать в будущее и, подобно недальновидному инстинкту животных,
откликалась только на непосредственные раздражители. Замурованная в сво-
ей страсти, одержимая одним желанием - всячески угождать обожаемому гос-
подину, Кресченца и думать забыла о баронессе. Тем ужаснее было пробуж-
дение как гром среди ясного неба прозвучали слова барона, когда однажды
утром, хмурый и злой, держа в руках письмо, он мрачно объявил ей, чтобы
она прибрала квартиру, потому что завтра его жена приезжает из санато-
рия. Кресченца побледнела и застыла на месте с открытым ртом, страшное
известие как ножом резануло ее по сердцу. Она не могла вымолвить ни сло-
ва и только бессмысленно таращила глаза, словно не поняла барона. И та-
кой смертельный испуг, такое безмерное отчаяние было написано на ее ли-
це, что барон счел нужным приободрить ее. - Ты, я вижу, тоже не очень-то
рада, Ченци, - дружески сказал он. - Но тут уже ничем не поможешь.
покраснели. Что-то поднималось из самых глубин ее существа, с неимовер-
ным усилием пробивалось наружу, медленно, словно выталкиваемое мучи-
тельным сжатием сердца, подступало к горлу; наконец, кадык судорожно
задвигался, и сквозь стиснутые зубы глухо вырвалось: - А можно бы...
можно бы... и помочь...
злобой, такой угрюмой решимостью дышало искаженное лицо Кресченцы, что
он вздрогнул и невольно отступил на шаг. Но она уже повернулась к нему
спиной и начала столь яростно начищать медную ступку, словно хотела пе-
реломать себе все пальцы.
комнатам словно гулял свирепый ветер, изгоняя царивший здесь в от-
сутствие хозяйки дух мирного уюта и любовных утех. Быть может, обманутая
супруга узнала от соседей или из анонимных писем, как бесстыдно барон
злоупотребил своим правом хозяина дома, или ее оскорбила нескрываемая
досада и раздражительность, к какой он ее встретил, - так или иначе, но
двухмесячное лечение в санатории, видимо, мало ей помогло, ибо по-преж-
нему истерические припадки сменялись угрозами и безобразными сценами.
День ото дня отношения между супругами ухудшались. С месяц барон еще
стойко выдерживал ожесточенный натиск упреков, отражая его испытанным
оружием как только жена начинала грозить разводом или сулила написать
обо всем своим родителям, он становился изысканно вежлив и давал туман-
ные, уклончивые обещания. Но его бездушное, невозмутимое спокойствие
только усугубляло болезненную нервозность одинокой женщины, постоянно
чувствовавшей враждебность домашних.
ние было заносчивым и дерзким. В день приезда баронессы она упрямо не
выходила из кухни, а когда та сама вызвала ее, Кресченца даже не поздо-
ровалась со своей хозяйкой. Втянув голову в приподнятые плечи, она угрю-
мо выслушала вопросы и так сердито отвечала на них, что баронесса, нако-
нец, потеряла терпение и отвернулась; она не видела, как Кресченца мет-
нула ей в спину бешеный взгляд, горящий лютой ненавистью. Возвращение
хозяйки лишило ее всех приобретенных прав, она чувствовала себя обворо-
ванной, несправедливо униженной; после радостного, пылкого служения сво-
ему господину ее опять столкнули в кухню, к плите, отняли дружественное
прозвище "Лепорелла". Барон предусмотрительно остерегался выказывать при
жене свое доброжелательное отношение к Кресченце. Но иногда, утомленный