один из товарищей, теоретик и балагур, сочинил, будто Бошка заблудился
однажды в тайге и попал в медвежье логово. Медведь и спрашивает пришельца:
"Чем кончается "Критика готской программы?" Ответишь - отпущу". Бошка
испугался, наделал посреди берлоги здоровенную лужу, и бежать. А медведь с
криком - "Точкой кончается, точкой!" - вдогонку, да только ботинок с ноги
и стащил. От того, говорят, теперь Бошка и хромает. Очень Бошка не любил
этот анекдот, до того не любил, что автора одним из первых расстрелял. И
вот снова над ним надсмеялись. Значит, есть еще кому, значит, еще остались
неповрежденные умы, иначе откуда на голове у него склеванное место и
откуда в руках два листа нотных знаков на тихие и спокойные слова?
только отпирал Чирвякину, с которым договорился об особом пароле: три
коротких звонка - значит, сосед. Однажды, правда, не выдержал и позвонил в
институт. К телефону подошел Зарудин.
попросил Варфоломеев.
переспросили:
Чирвякину несколько раз отказал, но потом сдался - есть ведь тоже что-то
надо. И вот наступил решительный момент. Еще прошлой осенью, не имея в
общем на то никаких оснований, он установил неизбежность сегодняшней
комбинации. Нет, конечно, он не мог знать, что это произойдет именно
теперь, в прозрачный июньский день, когда летняя жара вдруг схлынет под
раскаты грозовых разрядов и молодые каштановые аллеи отбросят троекратно
увеличенные тени по улице академика Курчатова. Но что это произойдет,
уверен был точно. Тому доказательством служило особое состояние,
незаметное для обыкновенного ума, но ох как хорошо известное всякому
истинному естествоиспытателю. В такие мгновения разум испытывает некое
странное парадоксальное состояние, спокойный восторг, в такие минуты, - а
их было немало в жизни Сергея Петровича, - человек уже становится равным
некоему божеству наподобие идеальных существ Пригожина.
левобережья, едва атмосферное электричество, гонимое ветром, отгрохотало в
сторону голосеевского леса, в квартиру Варфоломеева позвонили тремя
короткими сигналами. Хозяин перевернулся на другой бок. Пароль повторился,
но уже более настойчиво. Пришлось идти открывать.
лестнице, капитан Трофимов, и еще пониже, отвернувшись в пол-оборота,
заглядывая в пролет, наклонилась чужая женщина. Оттуда, снизу, доносились
удаляющиеся шаги. Женщина повернулась к Трофимову. "Догоните его, он
забрал тетрадку", - едва расслышал хозяин. Капитан сорвался с места и
исчез. Тут же куда-то пропал Чирвякин, а может быть, он пропал позже, во
всяком случае Сергей Петрович совсем потерял его из виду.
пригладила волосы. Потом скользнула взглядом по картонной табличке со
смешными карауловскими каракулями "Музей-квартира конструктора
С.П.Сергеева. Охраняется государством. Вход воспрещен".
гостиной, мимо пустой комнаты, где перед стартом была свалена провизия.
Перед трюмо Соня остановилась.
автоматически выдергивая волосы, и протянул Соне. Та улыбнулась и
принялась приводить себя в порядок. Чего угодно ожидал Варфоломеев, но не
такого прихода. Он растерялся. Как она спокойна, как неестественно
естественна! Он часто представлял их встречу, готовился, подыскивал слова,
возражения, заранее предполагая язвительный тон, насмешки, наконец,
горькие справедливые обвинения. Как тогда, у библиотеки. Это было бы
естественно, логично. В конце концов, и он чувствовал, как виноват, а
тут...
себя ноги; взяла тут же найденный инструмент, поскрипела высохшими
колками, вытерла пальчиками деку и запела:
Вот и развязка всяческим сомнениям. Как она поет! Он бы сейчас закрыл
глаза, но не мог, не отпускали мраморные пальчики. Правая ладошка неумело
скользила вдоль струн, как часто бывает у самоучек, и аккорды получались с
шепотком. Но этот недостаток умело скрывался особым, нежным подходом к
делу, таким же редким, как истинный чистый талант. Да, он не ошибся, -
такое надоесть не может. Вот минутка, вот где время длиться начинает, и
просто как, безо всяких там особых приспособлений, без цельнометаллических
конструкций, чертежей и схем, само собой плывет, как хочет, через поток
пространств и времен, вперед, вперед, в неизвестное место. Впрочем, почему
неизвестное? Там давно ждут его и ее. Человек - романтическое существо,
ему хочется вечно побеждать для любви. Как хорошо, что он снова верит в
это. Ему, изобретателю чудо-аппарата, теперь уже летать по старинке, без
расчета и плана, но лишь по зову сердца.
спокойным и серьезным. Что будет дальше? - гадал Варфоломеев. Пусть поет
еще. Пусть не останавливается, там за последним стихом неизвестность, кто
его знает, с чем она пришла. Не дай бог, если что.
Пой... Пойте дальше.
Соня. - Вы не разбираете слов, а между тем все дело было в словах.
Впрочем, зачем я вам это говорю.
опять заиграла доброжелательная улыбка, она протянула руку и пошевелила
указательным пальчиком. Этот недвусмысленный жест окончательно сбил
хозяина с толку. Он поднялся и, преодолевая сопротивление инерции, тяжело
пошел навстречу. Так в невесомости под действием руки перемещается
чугунное тело посадочного бота, - промелькнуло не к месту в запутанной
голове шалопута.
будто желая узнать, сколько дней в июле. Потом перешел к четным, потом
снова вернулся к началу года. Сейчас он уже не спешил и двигался медленно,
стараясь быть внимательным ко всему. Он видел, что ее рука потихоньку
пододвигается для удобства счета. Кожа ее стала жестче и имела теперь не
таинственный горьковатый привкус женщины, а сладковатый диетический вкус
детского питания. Странно. Он на мгновение открыл глаза, чтобы отыскать
пуговицу на рукаве. С укором подумал, как можно носить платье с длинными
рукавами в такую жару, потом вспомнил, что наверное она только что
приехала, и тут же ее оправдал. Что и говорить, он, такой щепетильный и
требовательный в других случаях, сегодня был настроен весьма либерально.
Он даже остановился на полпути, оторвался ненадолго, посмотреть ей в
глаза, молча признаться и получить взамен окончательное свидетельство с ее
стороны. Лучше бы он этого не делал. Застигнутое врасплох, перед ним
предстало горькое, вымученное выражение. Он отвернулся и замер.
поискала его голову руками. - Все должно повториться, правда? Помните,
тогда вы тоже целовали мне руки. Мне было жарко, или я замерзла... Смешно
как, я не помню. А потом все исчезло. Наступила темень, холодная,
квадратная и пыльная. Я стучала по ней сухой веточкой... Теперь все
повторится, только будет наоборот. Теперь я к вам пришла, и после вы все
вернете обратно, ладно? Эй, волшебник!
недостаточно? - она еще не верила ему, и погладила хозяина у виска. - Вы
умный, вы все познали, и теперь надо успокоиться, вернуть вашего учителя
Илью Ильича, возвратить Северную, наконец, нужно вернуть его...