где секунду назад стоял наш заложник. - - Так, - повторил
он, уже стараясь собраться с мыслями. - Где Одиссей? -
напористо спросил он у меня, словно всерьез рассчитывал
получить вразумительный ответ на свой дурацкий вопрос.
размахнувшись, что было сил ударил тыльной стороной ладони
+%".) руки по открытой ладони правой. - Как такое могло
случиться? - Вопрос его прозвучал едва ли не упреком мне за
то, что я проявил непозволительную беспечность.
автоматического возврата к месту, откуда произошло
перемещение, - предположил я.
досадой на собственную непредусмотрительность произнес
Витька.
рассчитывали на то, что в багровом мире ни одно
автоматическое устройство не сработает.
могло оказаться у Одиссея. - Витька снова хлопнул ладонью о
ладонь. - Одиссей был прав: мы не удосужились всесторонне
рассмотреть задачу, которую сами же перед собой и поставили.
следует учесть.
неопределенностью? - Витька так широко взмахнул руками,
словно хотел обхватить весь мир.
сейчас и не хотелось думать об этом. Сейчас меня тревожило
другое.
посмотрел по сторонам, как будто хотел убедиться, что мы
ничего не забыли.
предположил он.
почувствовал присутствие его физической сути. Сейчас, кроме
вас двоих, в этом мире никого нет.
пересказе.
больше нечего делать.
бесцветно. Витька как будто не высказывал свое мнение, а с
полным безразличием соглашался с тем, что ему предлагали.
Это был дурной знак. Похоже, потерпев неудачу с похищением
Одиссея, Витька утратил веру в себя. Идея, которую он считал
безупречной и на которую возлагал все свои надежды, не
просто не сработала, а лопнула, как мыльный пузырь. Витька
слишком долго пребывал во взвинченном состоянии. Но
дополнительные выбросы адреналина в кровь постоянно
стимулировали его нервную систему только до тех пор, пока он
был уверен в том, что все делает правильно. Трудно было себе
это представить, но Витька Кровиц в один миг утратил
присущие ему беззаботность и кураж, без которых он не был
самим собой. Что ему сейчас было нужно, так это хорошая
"ab`oa* , после которой он вновь почувствовал бы себя героем
своих выдуманных историй.
курсор, повел его вверх по шкале. Я постарался установить
его в то же самое положение, в котором он находился до того,
как я перегнал его в конец шкалы, полагая, что безопаснее
вернуться в уже знакомый нам вариант реальности. Сделав это,
я взял Витьку за руку.
спутник.
перед прыжком в воду, задержав дыхание, нажал кнопку.
туман даже не мелькнул у меня перед глазами.
клиппера.
красные пески, а сверху нависало багровое небо, похожее на
купол, разрисованный различными оттенками красного.
ответил. Передвинув курсор примерно на полсантиметра вверх
по шкале, я еще раз надавил на кнопку.
и на этот раз, и все же колени мои и кисти рук предательски
задрожали, когда я с отчетливой ясностью понял, что мы
обречены навсегда остаться среди этих иллюзорных песков,
порожденных нашим же воображением. И даже не навсегда, а
лишь до тех пор, пока сознание наше не устанет воспринимать
окружающий пейзаж как частицу реальности, к которой мы
принадлежим.
на середину шкалы, и снова нажал кнопку. Клиппер не работал.
их руками.
ясно. Пытаясь поймать в ловушку Одиссея, мы сами угодили в
западню. Теперь Одиссею даже ничего не нужно было делать. Он
мог просто сидеть и ждать, когда вместе с придуманным нами
пейзажем мы погрузимся в бездну, на краю которой попытались
станцевать свой последний танец.
запасе! - Должно быть, от охватившего его волнения Менелай
перешел на гекзаметр, от которого вроде бы уже навсегда
отказался. - Должен был знать я, что нам ты готовишь
погибель! Должен был помнить о том, на что ты способен!
на роль страдальца, готовый взять на себя ответственность за
то, что с нами произошло. Наверное, теперь и мне следует
пасть на песок и в отчаянии рвать на себе волосы.
( суждено в ближайшие несколько минут превратиться в ничто,
то я уж попытаюсь сделать это до конца сохраняя достоинство
и хладнокровие. Ну, по крайней мере, насколько мне это
удастся. В конце концов, я никогда не считал себя героем,
способным с презрительной усмешкой взглянуть в глаза смерти.
И сейчас мне было так же страшно, как всем остальным.
Чертовски страшно.
глаза глядят, не парализующий испуг, сковывающий суставы и
превращающий мышцы в камни, не безумный, отупляющий страх,
лишающий способности здраво оценивать происходящее, и даже
не животный ужас, под воздействием которого человек может
совершить то, на что не способен в обычном своем состоянии.
Страх, который жил во мне, был похож на то странное, ни с
чем не сравнимое ощущение, которое испытываешь, стоя на краю
разверзающейся под ногами бездны. Тебе и жутко - дух
захватывает, стоит только представить, как, оступившись, ты
туда падаешь, - и одновременно хочется подойти к самому краю
пропасти, чтобы, заглянув вниз, увидеть, что же там
находится. И самое удивительное, ты точно знаешь, что ровным
счетом ничего там не увидишь. Во всяком случае, ничего
такого, ради чего стоило бы рисковать жизнью. И все равно не
можешь побороть это странное, гипнотическое влечение бездны,
которая не просто манит, а словно бы втягивает в себя.
Анатолий! Вас повело не в том направлении!
достоинством покинуть сию юдоль печали и скорби, а о том,
как бы остаться живым!
Менелай. - Это у меня нет никаких шансов, потому что я и без
того уже мертв!