особь мужского пола, золотая кожа, белые волосы, очень мягкие сглаженные черты
лица, узкая грудь, аскетичное сложение. Мрак морщился под его взглядом,
буркнул:
Помнишь, как хеттами прикидывались? Даже языка не знали...
деревьев. Мрак пошел слева, привык
держался раскованно, жестикулировал, точно скопировав чудаков, что вот в таких
местах ищут уединение и красоты природы.
Чернышевскому, но Олегу вовсе не хотелось прятаться по совету Достоевского в
грязный подвал и швырять оттуда булыжники в это хрустальное чудо. Он чувствовал
умиление и тихую светлую радость, будто превратился в монаха, которому явилась
Богородица.
всему организму, нет ли гипноза, чересчур уж рассопливился, но все в норме.
Значит, чувство умиления и восторга естественны, как у эстета, который
развешивает ухи в картинной галерее или на симфоническом концерте.
рыбы, ярко расцвеченные, сонные, мудрые. Внезапно дыхание в горле перехватило.
Если на экране эти люди казались мудрыми и понимающими, то сейчас, вживую, не
ощутит ли себя, будто его подвесили, как кабана с содранной шкурой, над
горящими углями?
трусит, но держится. Со стороны поглядеть - прирожденный лабунянин. Если только
сами лабуняне не учуют.
возненавидел себя за эту двойственность, снова сделал шаг, но Мрак сказал в
спину:
возле озера, даже деревья здесь... или почти деревья, а в помещении мебель
вырастает прямо из стен, там вся эта масса чужого, дикого.
Тогда просто будем созерцать. Созерцанить... тьфу, созерцастить спокойную воду.
лабуняне должны быть склонны к созерцанию, наблюдению.
как те двигаются, жестикулируют, они сели на берегу озера, чтобы их хорошо
видели из дома, погрузились в созерцастие. Мрак вскоре начал ерзать: что за
уроды эти философы, как они могут вот так сидеть и подолгу пялиться в воду,
хотя бы удочку закинули, хотя тоже тупое занятие, когда можно кинуть сеть, а
еще лучше острогой... а если рыба мелкая, то динамитом ее, динамитом...
свободно на посыпанную золотым песком дорожку. Дверь снова появилась,
массивная, украшенная, с виду несокрушимая.
Олег, все еще не поворачивая головы, окинул ее взглядом. В груди заныло.
Нахлынуло ощущение, что он - тупая грязная обезьяна, а к нему приближается
чистое создание из света, невинности и радости.
волхва теперь не просто железные, а черт знает из чего, остался на месте,
вспомнил запоздало, что лабуняне затылком не видят, что ни один лабунянин не
зачует с тридцати шагов, что к нему сзади кто-то подходит вот такими легкими
шагами.
оказалась девушка вполне земного типа, разве что любая фотомодель или
кинозвезда не показалась бы достойной мыть ей ноги. Он подавил непроизвольный
импульс встать, даже, может быть, поклониться, раздвинул губы в улыбке.
электрический удар, а потом поднял взгляд и посмотрел ей в глаза. Это было, как
если бы он снова оказался в нуклонном море: ласковое теплое море, чистота и
защищенность, покой, ласка.
безмерным удивлением.
теперь?
в таком положении. Она была восхитительна, но Олег с болью и мукой видел, что
все равно он - обезьяна, грязная и невежественная обезьяна, тупая и
ограниченная, с никчемным запасом слов, в то время как это вот утонченное
существо знает и умеет неизмеримо больше, ощущает тоньше.
но вроде бы пока не переборщил.
произнесла наконец с подлинным восторгом:
растерянно:
помнил, что у лабунян существует двести семьдесят выражений, означающих
удивление, и три тысячи оттенков каждого "ого" или "ух ты", но в бедном языке
землян не нашлось ничего другого, и оба они услышали только это "ох".
челюсти, ее язык уж чересчур богат, ярок, выразителен, а всего сотня тысяч
переведенных слов сводились к простейшим понятиям человека племени папуасов или
населения планеты Земля.
заговорить Мраку.
расширить кругозор свой и... тех, кому расскажем.
молодого солнышка.
мне в дом... Меня зовут Игарна, ибо мне еще не выдали... и вот...
отыскивалось даже близких аналогов, но голосок звучал музыкально, щебечуще,
улыбалась чарующе, и Олег заставлял себя тоже улыбаться.
казались сами себе не то буратинами, не то
обе стороны дорожки свешивали головки яркие цветы, едва слышно звенели,
перекликались почти человеческими или эльфячьими голосами.
земными понятиями, огромной. Мрак решил, что хозяйка явно не страдает
арахнофобией, или как ее там, эту боязнь больших пространств. Хотя и мебели -
или это не мебель? - до фига, как в музее танковой техники.
приглашения хозяйки, здесь на буржуазные тонкости этикета внимания не обращают.
Хватает других тонкостей, плотностей и утолщений, половину из них явно уже
нарушили, ибо Игарна, так она назвалась, раскрыла от восторга ротик: