ним, был субъектом совсем иного сорта. Высокий, худой, прикрытый длинным
коричневым балахоном, схваченным на талии кожаным ремнем, с незаплетенными
огненными волосами с проседью, с лицом выбритым, как и лица воинов, но
покрытым черной краской, так что казалось, будто он тоже ходил в маске.
Дикие светлые глаза вращались на этом черном лице, которое, несмотря на
седые волосы, выглядело физиономией неопределенного возраста, и он сжимал
обеими руками висевшую у него на груди деревянную фигуру. Их провидец?
на меня.
- Провидица, как она сказала. Та драгоценность, которую нас послал найти
Сил.
встретиться с ним лицом к лицу, но не смогла, и, стоя на коленях,
старалась вместо этого подыскать слова.
кожи, вечно завернутой в покров и никогда не знавшей ни солнца, ни
воздуха, ни воды. Он казался рассерженным, его сухие руки сплетались и
расплетались, а острые желтоватые клыки оскалились в улыбке ненависти ко
мне. Глаза его сверкали и метали молнии. Внезапно он плюнул мне в закрытое
маской лицо. И провизжал несколько слов, которые я не поняла, и запрыгал в
диком танце. Он отскочил от меня и, все еще визжа, подбежал поочередно к
каждому воину, тыкая в них костлявыми пальцами. Воины, казалось, оробели и
попятились. Я не могла толком разобрать, в чем дело, но, похоже, я была
отнюдь не тем, что он хотел увидеть привезенным; там была какая-то другая
вещь - и они упустили ее.
меня боли. И все же я должна разобраться с ними сейчас, с этими племенными
дикарями, или же я пропала. Я заставила себя думать о том, как они волокли
меня те последние ярды по неровной земле, о том, как провидец плюнул мне в
лицо. Гнев, жаркий и яркий, переполнил меня, как кувшин. Я поднялась на
ноги.
теперь правильные слова, ибо он стремительно повернулся и прожег меня
взглядом, словно грязный старый пес, который еще способен укусить. - Я
сказала тебе, - повторила я. - Я - магиня.
пульсирующим потоком. Но не появилось никакого света, никакой боли -
только боль от огромной мощи, которая не могла найти выхода. Стоя там, я
боролась с собой, стараясь выпустить эту мощь на Сила, убить его и
проявить себя перед новыми опасными мучителями. Но я больше не могла ни
контролировать, ни применять свою Силу. Мой гнев спал и застыл. Я
вспомнила, как выжгла из мозга Вазкора гнездо способностей, как навеки
замуровала ходы его мозга. Сделав это, я, казалось, опустошила себя и
уничтожила. О, мне следовало бы раньше догадаться об этом; ведь я же
оказалась неспособна понять их речь, когда мы ехали, и до сих пор не могла
полностью овладеть ею, а таким даром я обладала всегда, с момента
пробуждения под Горой.
растерянности. Эттук и его воины рассмеялись. Однако Сил совсем не
смеялся. Он подошел ко мне и нанес несколько звонких ударов по голове;
звуки их стали тревожными гонгами Белханнора, гремящими оттого, что у
ворот стояли Анаш и Эптор.
женскими вещами, но никого кроме меня там, казалось, не было. На полу
валялись козьи шкуры и одеяла, и я лежала на них, окостеневшая, мучаясь
болью и тошнотой. Я начала осторожно изучать свое тело, ибо меня теперь
охватил холодный страх, как бы не исчезла наряду со всем прочим и моя
способность к самоисцелению. Этого, к счастью, не случилось, так как
порезы и раны у меня на теле затягивались, а кровоподтеки рассасывались.
момента она стояла совершенно неподвижно, а теперь зашевелилась и пошла
вперед. На нее упал слабый свет, просочившийся сквозь стену палатки, и
осветил закрытое лицо; лишь большие темные глаза холодно смотрели на меня.
Ей было около тридцати, что в племенах дикарей равнялось сорока годам
жителей Анкурума; тем не менее она была прекрасна: это я разглядела, даже
не видя ее лица. Под черными одеждами у нее также скрывалось прекрасное
тело, или, во всяком случае, ранее прекрасное, так как теперь его разнесло
от далеко зашедшей беременности, а большие твердые груди обвисли, отяжелев
от молока. Одевалась она в основном так же, как и обыкновенные женщины
этого крарла - те, которые убежали от воинов, - в черное платье без
рукавов и черный шайрин. Однако ее голые руки от запястий до плеч
окольцовывали браслеты из серебра, меди и раскрашенной эмали, а на шее у
нее висело ожерелье из золота с тускло-голубыми самоцветами. В ушах
звенели серьги с теми же камнями. Волосы закрывали шею и ниспадали на
спину, словно занавес. Она явно была родом не из этого крарла и не из
темнокожих; ее белая кожа была кремовой от легкого загара.
Эттука, - добавила она, предъявляя права на мое уважение и страх.
сохранить тебе жизнь. Он прислушался.
Городским отродьем, но его можно воспитать так, что оно усвоит наши обычаи
- еще одно копье для мощи Эттука. Или же еще одна - рожать ему сыновей. Ты
понимаешь меня?
хитростей, способов, с помощью которых жена доставляет удовольствие мужу.
она в верности своего мужа?
мне. Сегодня ты полежишь здесь, в палатке Котты, куда приходят женщины,
когда они больны.
определилось. Мне придется в конце концов быть высокородной рабыней,
которой я страшилась стать, когда лежала в башне. Однако это было самым
лучшим из всего, на что я могла надеяться. Я больше не обладала ни
властью, ни статусом. Кто я такая, чтобы спорить с судьбой? По крайней
мере, меня избавили от пыток Сила. Теперь я буду выполнять черную работу и
стоять на коленях перед воинами, и убегать от них, если они накричат на
меня. Я буду женщиной, такой, какой считали тут женщин, - безмозглым
животным, имеющим лишь пол души, созданным рожать детей и доставлять
удовольствие мужчинам: запоздалой мыслью бога.
крупная, как мужчина, с мускулистыми руками и волосами, завязанными синей
косынкой. Звякая серьгами, она ощупала мое тело, хмыкая про себя.
воинов. А этот, - она слегка ткнула меня в живот, - не родится еще много
дней; сто - сто двадцать.
толк в этих делах, а ты слишком маленькая, - она налила мне молока, и я
медленно выпила его.
едва видела во мраке.
много дней, много-премного дней. Легкая боль от молока засверлила у меня в
желудке.
положила ее около меня и несколькими умелыми движениями содрала с моего
тела обрывки бархата. Смыв губкой грязь, она наложила на мои порезы
немного мази, но они быстро заживали, хотя, как мне показалось, не так
быстро, как раньше. А затем она надела мне через голову и руки одежду из
черной ткани и завязала шнуровку на шее. Ее руки направились к маске рыси,
и я инстинктивно отпрянула.
ярко-голубой, неподвижный, устремленный мне в лицо.
когда ты родишь ребенка, у него будет право и на твое тело.
что Котта увидит твое лицо. Котта слепая.
Самойлова Елена
Сертаков Виталий
Каргалов Вадим
Белов Вольф
Самойлова Елена
Шилова Юлия